Они думают, что Куб просто у неё в кармане. Они удвоят усилия, чтобы найти воровку. А когда найдут и поймут, что отобрать игрушку нельзя…

— Мне нужно идти, — бросил я в пустоту и рванул с места.

Сенька что-то пискнул мне в спину, пытаясь остановить, но я уже не слушал. Я летел по коридорам бункера, перепрыгивая через кабели.

Я пронесся мимо Глеба, который в соседнем отсеке отчитывал кого-то из бойцов. Он нахмурился, увидев мою поспешность, и шагнул наперерез, догнав меня уже у лифтов.

— Куда намылились, Максим? Работа не закончена.

— Мне нужно кое-что из дома, — соврал я, не сбавляя шага и долбя кнопку вызова. — Спецоборудование. Анализаторы спектра. Без них я здесь как без рук.

— Что, прямо сейчас?

— Прямо сейчас. Или мы теряем время.

Глеб выглядел раздраженным. Желваки на его каменном лице заходили ходуном, он явно собирался поспорить о дисциплине, но потом махнул рукой.

— Ладно. Только одна нога здесь, другая там. У нас график.

Выйдя из Кутафьей башни на свежий воздух, я уже строил планы.

Арка Изольды («Порог», через который прошла Леся) сбила с неё все магические метки. Для поисковых чар она сейчас стерильна. По крайней мере, пока.

Но Диана и Горелый видели нас вместе. Они видели, как она прошла через арку. Они знают, что магия её не видит.

Я шагал по брусчатке в сторону Манежной, отбрасывая варианты один за другим. Действительно мощный ритуал на крови теоретически мог бы пробить защиту «Порога», но это долго и дорого. Маловероятно.

Куда более серьезной угрозой было то, что Диана, судя по её методам, не брезговала технологиями.

Если магия слепа, остаются старые добрые методы. Камеры наблюдения. Система распознавания лиц «Безопасный город», которая опутала Москву плотнее любой паутины. Биллинг телефона. Банковские карты.

Хватит ли у Дианы ума (или связей в органах), чтобы переключиться с хрустальных шаров на сервера МВД? Учитывая, кто она такая… я бы поставил на «да».

Мне нужно было найти Антиквара и забрать Клинок. Это приоритет Левашова. Но еще больше мне нужно было найти Лесю, пока её лицо не засветилось на мониторах в дежурке у какого-нибудь продажного мента, работающего на Темных.

Я дошел до угла Моховой. Мимо полз поток машин, и я, недолго думая, махнул рукой желтому такси с «шашечками». Машина вильнула к бордюру.

— Куда? — буркнул водитель, не глядя на меня.

— Хит… — начал я по привычке, но осекся. Домой нельзя. Там могут ждать. А времени в обрез. — На Патриаршие. Малая Бронная. И побыстрее, шеф.

Сначала нужно найти Антиквара. Если Клинок у него, я должен перехватить его до того, как туда доберутся ищейки Варламова.

Водитель кивнул, врубил счетчик и вклинился в поток.

Пока мы толкались в пробке на Тверской, я выудил телефон и снова набрал номер Леси. Длинные гудки тянулись вечность, прежде чем сменились на сброс. Я выругался сквозь зубы, сбросил вызов и набрал снова.

Такси свернуло в переулки, срезая путь к Спиридоновке. Мы были всего в паре кварталов от цели. Я чувствовал нутром, что есть шанс, крошечный шанс, что она возьмет трубку. Пока был так сосредоточен на этой ниточке вероятности, на будущем разговоре с ней, что начисто проигнорировал всё остальное. Я забыл главное правило выживания: не залипать в одну точку.

Поэтому атака застала меня врасплох.

Сначала был всплеск сырой, агрессивной магии Огня — так пахнет горящая проводка. Затем двойной оглушительный хлопок, лопнули передние шины. Такси дернуло влево, водитель инстинктивно крутанул руль, но машину уже несло юзом.

Мы влетели в припаркованный у обочины черный «Гелендваген» на скорости под шестьдесят.

Удар. Скрежет металла. Звон стекла.

Следующее, что я помню — я лежу на заднем сиденье, скорчившись под неестественным углом. Голова кружится, как карусель, во рту соленый, металлический привкус крови. В глазах плывет муть. Я с трудом сел, сплевывая красное на коврик. Водитель лежал грудью на руле, сработавшая подушка безопасности закрывала его лицо.

Мой телефон исчез — вылетел куда-то при ударе. Я слышал шипение пробитого радиатора и сквозь паутину трещин на стеклах видел, как улицу заволакивает густой, белый дым. Слишком густой для обычной аварии. Магический туман.

Помотав головой, чтобы прогнать звон в ушах, я неуклюже потянулся к ручке двери, пытаясь выбраться.

Прежде чем мои пальцы коснулись пластика, дверь рванули снаружи. С мясом. Петли жалобно взвизгнули.

Пара огромных ручищ, похожих на медвежьи лапы, втянулась в салон, сгребла меня за куртку и рывком выволокла наружу, как нашкодившего котенка. Ноги волочились по асфальту.

Слышал крики прохожих где-то вдалеке, вой сигнализаций, но сквозь плотный дым видел только одно: мерцающий, вертикальный овал Врат прямо посреди тротуара. Портал. Прямой прокол пространства.

Кто-то рявкнул приказ, и меня с силой толкнули в эту дрожащую марь.

Я упал на холодный бетон с глухим, болезненным стуком, выбившим из легких остатки воздуха. Перекатился на спину, пытаясь сфокусировать взгляд.

Врата за моей спиной схлопнулись, отрезая шум улицы, и исчезли без следа. Я увидел, что нахожусь в каком-то ангаре или заброшенном цеху: высокие потолки, пыльные окна под самой крышей, запах мазута и сырости.

Рядом со мной материализовались три фигуры.

Мужчина с медвежьими лапами наклонился, рывком вздернул меня на ноги и встряхнул так, что зубы клацнули. Когда муть в голове немного рассеялась, я обнаружил, что смотрю прямо в багровое, перекошенное злобой лицо Горелого.

— Не такой уж ты и умный теперь, да, ублюдок? — прорычал он мне в лицо, обдавая запахом табака и гари.

Я помню, как читал книгу какого-то модного психолога, который утверждал, что нет более страшного момента взросления, чем когда ты понимаешь, что твои родители — просто люди, слабые и смертные.

Лично я считаю это полной чушью. Если ты вырос в девяностые, слушая, как родители орут друг на друга из-за денег или прячутся от кредиторов, понимание их слабости приходит лет в пять.

По моему мнению, самый ужасный момент просветления — это тот, когда ты понимаешь, что тебя переиграли. Что ты больше не охотник и даже не наблюдатель. Ты — дичь. Мясо. Это тошнотворное чувство в животе, когда осознаешь, что тебя превзошли по силе, загнали в угол и сейчас будут свежевать. И это чувство очень легко может стать последним, что ты испытаешь в этой жизни.

Комната, в которой мы оказались, была квадратной бетонной коробкой — то ли заброшенный цех, то ли склад контрабанды где-то в промзоне. Узкие, похожие на бойницы окна под самым потолком пропускали лишь серую муть, а по углам громоздились штабеля гнилых ящиков.

Здесь было пусто, если не считать меня и трех Темных магов. Горелый держал меня на весу, так что носки ботинок едва касались пола, а Хазад стоял рядом, и его черные глазки-бусинки блестели нездоровым азартом. Я был так поглощен попытками дозвониться до Леси в такси, что забыл просканировать будущее на предмет засады. И теперь, глядя в багровое лицо пироманта, я понимал, что эта ошибка может стать последней.

Горелый встряхнул меня так, что зубы клацнули.

— Я сожгу тебя послойно, Курганов. Медленно. С чувством. Ты сам будешь умолять меня поджечь следующую часть, лишь бы предыдущая перестала болеть.

— Нет, — проскрипел Хазад. Выражение его лица было даже хуже, чем у Горелого — смесь предвкушения и мстительной злобы. — Не раньше, чем я закончу. Он заплатит за тот фокус на балу. Я пущу ему кровь и заставлю её кипеть.

— Спрашиваю один раз, — рыкнул Горелый, подтягивая меня ближе, так что я почувствовал запах перегара. — Где девка? Где Ключ?

— Знаешь, — выдавил я, стараясь, чтобы голос звучал легкомысленно, хотя внутри всё сжалось в комок, — мне кажется, ты спросил уже дважды. У тебя проблемы с памятью или с математикой?

Горелый отвел массивный кулак назад и без замаха врезал мне по лицу.

Если бы я не успел дернуть головой в последний момент, смягчая удар, он бы сломал мне нос и вбил осколки в мозг. А так меня просто швырнуло на бетон, и перед глазами взорвалась сверхновая.