Если снаружи это был особняк, то внутри, настоящий дворец, раздутый магией до размеров стадиона. Потолок уходил в бесконечную высь, теряясь в дымке, где вместо электрических ламп сияли сотни парящих сфер, имитирующих созвездия. Вдоль стен тянулся двойной ярус балконов с резными перилами, утопленных в тени так, что наблюдатели оставались невидимыми. В центре зала, подпирая этот невозможный небосвод, возвышалась исполинская колонна из цельного малахита, похожая на окаменевшее Мировое Древо.

Всё здесь кричало о деньгах и власти. Золото, хрусталь, паркет из редких пород дерева, отполированный до состояния катка. Свет отражался от зеркал в пол, множился и дробился, так что в зале было светло, как в полдень на Красной площади. Это слепило, и мы с Лесей на секунду замерли, моргая, пока глаза привыкали к этому великолепию.

Сотни людей. Мужчины во фраках и мундирах, женщины в платьях, стоимость которых могла бы покрыть внешний долг небольшой африканской страны. Они двигались, разговаривали, смеялись, сбивались в стайки по интересам.

Входная группа располагалась на возвышении, и с нашей позиции «галерки» мы видели весь этот террариум как на ладони. Слева, на эстраде, живой оркестр наяривал что-то из классики, и пар пятьдесят кружились в вальсе. Справа была зона для «серьезных людей»: столы с зеленым сукном для преферанса и магического покера, где ставками были не только деньги, но и годы жизни. У центральной колонны ломились столы с икрой и шампанским, а в дальнем конце, полускрытая малахитовым стволом, в воздухе висела, медленно вращаясь, прозрачная сфера, дуэльная арена, внутри которой уже мерцали чьи-то щиты.

Мы простояли там минуту, просто впитывая атмосферу. На нас пока никто не смотрел, мы были свежим мясом, еще не брошенным на сковородку. Но это ненадолго.

— Ну, — выдохнул я. — Погнали.

Я взял Лесю за руку. Она вздрогнула и рефлекторно дернулась, пытаясь вырвать ладонь, привычка одиночки, боящейся навредить. Но я не разжал пальцев, лишь ободряюще улыбнулся ей. Она замерла, глядя на наши сцепленные руки с недоверием.

— Давай немного пошумим.

Мы начали спускаться по широкой мраморной лестнице. Леся шла рядом, стараясь держать спину прямо, как учила Изольда. Пока мы шли, я скосил глаза на свой лацкан, стараясь сделать это незаметно.

Белоснежный узел-бутоньерка, сплетенный паучихой, менял цвет. Четверть его уже налилась чернильной тьмой — чернота медленно ползла по волокнам, всасывая невидимый серебристый туман Лесиного проклятия, как губка впитывает грязь. Защита работала, но счетчик был включен.

Я повел Лесю к оркестру и танцполу, лавируя между гостями. Вокруг нас текли реки шелка и бархата. В моих джинсах и свитере я бы здесь выглядел как сантехник, пришедший чинить унитаз во время коронации, но в «доспехах» от Изольды мы вписывались идеально.

Паучиха, может, и живет в норе под землей, но тренды сечет лучше любого кутюрье. Большинство мужчин были в смокингах или стилизованных мундирах, похожих на мой, а женщины… ну, они были в платьях. Я, честно говоря, не отличу кринолин от ампира, даже если мне приставят пистолет к виску. Я мужик, чего вы от меня хотите? Есть причина, по которой я доверяю свой гардероб древней хтонической сущности, а не собственному вкусу. Главное — на нас смотрели. И во взглядах этих я читал интерес.

Первый раунд остался за нами.

Оркестр на эстраде рвал жилы и струны. Играли Свиридова — вальс из «Метели». Музыка кружила голову, заставляя сердце биться.

— Танцуем? — бросил я Лесе, когда мы подошли к краю паркета.

Она мотнула головой, в глазах мелькнул испуг.

— Нет, спасибо. Я лучше постою…

— Неверный ответ.

Я потянул её на себя, увлекая в круговорот пар.

— Макс! — пискнула она, упираясь каблуками в мрамор. Кто-то из стоящих рядом «бояр» скосил на нас надменный взгляд, и Леся тут же перешла на панический шепот: — Ты с ума сошел? Я не могу… Я не умею… Я же всех тут угроблю!

— Расслабься, — процедил я сквозь зубы, перехватывая её правую руку своей левой и поднимая в позицию. — Узел держит. Изольда свое дело знает.

— Но я не умею танцевать! Я тебе ноги отдавлю!

— Просто следуй за мной. Не думай. — Я жестко, но аккуратно положил её вторую руку себе на плечо. Ладонь у неё была ледяная и влажная. — Вот так. Спину ровно. Начинаем с левой. Раз, два, три…

— Я не могу!

— …раз, два, три. Пошла! — скомандовал я и рванул её в первый поворот.

Леся споткнулась, чуть не повисла на мне мешком, но я удержал её жестким каркасом рук, заставив выпрямиться. Через пару тактов она перестала сопротивляться и начала отчаянно цепляться за меня, как утопающий за бревно, пока мы лавировали между кружащимися парами.

Со стороны я, может, и выгляжу как человек, который танцует только после литра водки на сельской свадьбе, но на деле вальсирую неплохо. Это у меня тяжелое наследие юности, проведенной в «ученичестве» у боярина Волкова. Старый чернокнижник любил повторять, что идеальный слуга (или идеальный убийца) должен уметь не только резать глотки в подворотне, но и кружить голову дамам на приеме. Он вбивал в меня эти «па» палкой, пока я не падал от усталости.

С тех пор я нечасто пользовался этим навыком, но это как езда на велосипеде, или как умение вскрывать замки: руки помнят.

У танцев есть одна приятная особенность: если партнер ведет уверенно и нагло, девушка может вообще не понимать, что происходит, но со стороны это будет выглядеть вполне сносно. Я держал ритм, позволяя Лесе привыкнуть к тому, что пол не уходит из-под ног, а сам сканировал толпу поверх её макушки.

Знакомых лиц было мало. Меня в такие места обычно зовут только в качестве мишени или «того парня, которого надо принести в жертву», а местная публика — это сливки общества. Элита. Те, кто решает судьбы, пока пьет шампанское. И большинство из них с радостью увидели бы мою голову на блюде.

Конечно, не все были магами. Многие были бы только адептами, или, может быть, даже не ими. Некоторые были бы заколдованы, и они проснулись бы завтра утром, вспоминая эту ночь как не более чем сон. А некоторые были бы учениками или даже рабами, здесь только по прихоти своих мастеров. А так же миллионеры с верхушки, знающие о изнанке мира, и поверьте времени они зря не теряли.

В чем главная подстава с магами, по их физиономии хрен поймешь, кто перед тобой. Никаких горящих глаз или искр из ушей, если только они не рисуются. Некоторые любят понты, конечно, но по-настоящему опасные игроки шифруются до последнего. Легко пялиться на женщину в платье из павлиньих перьев, которое больше открывает, чем скрывает, или на пижона в красном кафтане с тростью-змеей. Но бояться надо тех, кого ты не замечаешь. Серых мышек в углу.

Оркестр сменил темп на медленный, тягучий блюз. Леся начала понимать, что пол не уйдет из-под ног, и её судорожная хватка на моих плечах ослабла. Я почувствовал через ткань пиджака, как отпускает напряжение в её спине.

— Ну как, весело? — спросил я ей на ухо.

Вокруг неё всё еще клубилась невидимая для остальных серебряная муть проклятия, но белый узел Изольды на моем лацкане работал как пылесос, отводя энтропию от танцующих пар.

— Я тебе это припомню, — выдохнула Леся. Она всё еще была бледной, но глаза блестели.

— Сочту за «да».

— Все смотрят?

— Ага. Не парься, ты только начала входить во вкус.

Пальцы Леси больно впились мне в предплечье.

— Почему они все пялятся? — прошипела она. — У меня что, рога выросли?

— Наверное, гадают, где ты украла это платье. Или душу.

— Макс! — Леся дернулась, чтобы пихнуть меня, и чуть не сбилась с шага.

— Тс-с. Спокойно. Уронишь нас обоих — вот тогда точно запомнят.

Леся издала звук, похожий на нервный смешок.

— Мы тут свежее мясо, — пояснил я уже серьезно, ведя её в поворот. — Здесь все пасут всех. Сотня глаз уже записала нас в свои досье. Не удивляйся, если к тебе начнут клеиться с расспросами, как только музыка стихнет.