Ветряна высадила нас в маленьком, заросшем липами сквере, куда не добивал свет уличных фонарей. Глядя вперед, я видел другие пары, выходящие из тонированных «Майбахов» или просто шагающие из воздуха на брусчатку. Они двигались к сияющему зеву парадного входа, как мотыльки на огонь Купальского костра.

Я чувствовал себя бодрым, злым, живым. Адреналин после безумной скачки по небу еще гулял в крови. Работа предстояла грязная, но я был готов.

Рядом со мной Леся не сводила глаз с громады особняка. Она выглядела так, будто вот-вот расплачется или упадет в обморок, но путешествие сквозь стратосферу выжгло все слезы. Я ждал, скажет ли она что-нибудь, попросится ли назад, но вместо этого она лишь опустила взгляд и начала мелко дрожать, плотнее кутаясь в призрачную шаль, сотканную Изольдой.

Особняк стоял недалеко от Водоотводного канала, и с черной воды тянуло сырым, пронизывающим до костей ветром, в котором слышалось дыхание речных русалок.

— Идем внутрь, — сказал я, беря её под локоть. — Нечего мерзнуть. В аду сейчас теплее.

— Я в норме, — выдавила Леся.

Я мысленно вздохнул, подавив желание закатить глаза, обнял её за плечи, чувствуя через ткань пиджака, как она напряжена, и потянул к парадному входу.

— Там есть гостевые комнаты, — сказал я ей на ухо. — Будуары, курительные салоны. Я найду тебе тихий угол, где можно отсидеться за защитным контуром.

Леся молча покачала головой.

Я остановился и посмотрел на неё в упор.

— Что не так?

— Я иду с тобой.

— Чего?

Леся не подняла глаз, упрямо глядя себе под ноги. Я возвел очи к черному московскому небу, едва сдерживаясь, чтобы не ляпнуть что-то язвительное, от чего ситуация станет только хуже.

Сначала мне пришлось чуть ли не силком тащить её сюда, через небо и страх, а теперь, когда я предлагаю безопасное укрытие, она упирается рогом. Я вижу чертово будущее, я знаю, какой курс доллара будет в следующий вторник, но женская логика для меня всё равно остается темным лесом, слишком много нитей вероятностей.

— Ладно, — выдохнул я наконец, беря себя в руки. — Твой выбор. Но слушай внимательно. Ты входишь в место, где знание — это заточка в рукаве. Рот на замке. Ничего о себе не рассказывай. Даже имя свое, «Леся» называй, только если прижмут к стенке. Полное имя, фамилию, дату рождения, забудь. Для мага Имя — это ключ к душе.

Я сжал её плечо чуть сильнее, чтобы дошло.

— Маги делят человечество на два сорта. Есть «Свои», волки. И есть овцы. Просто переступив этот порог, ты заявляешь, что ты не овца. Но доказывать это придется каждую секунду. Они будут судить тебя по тому, как ты стоишь, как смотришь, как держишь бокал. Люди там тебе не враги ну, по большей части, но и друзьями их назвать язык не повернется. Не расслабляйся ни на секунду. Спиной ни к кому не поворачивайся.

Ветер вернулся, взъерошив мои волосы, но на этот раз в нем не было речного холода. Я поднял глаза. Ветряна парила надо мной, снова растворившись в воздухе до состояния легкой ряби.

— Ты остаешься? — спросил я в пустоту.

Ветряна весело хихикнула и указала призрачным пальцем на сияющий особняк.

— Сделаем еще одного Искрящего Человека? Как в музее? Бах!

Леся посмотрела на меня, потом перевела взгляд на пустое место, где, по её мнению, висела элементаль. Она привыкала угадывать присутствие духа по движению воздуха.

— Искрящего Человека?

— Не спрашивай, — буркнул я. — Долгая история с пиротехникой.

Ветряна закружилась над нашими головами, как пьяная бабочка. Леся проследила за ней взглядом.

— Она думает, что ты устроишь веселье?

Вот это комплимент.

— Учитывая, что в её понимании «веселье» обычно включает разрушения и вызов МЧС, надеюсь, что нет.

— Не ты! — прошелестела Ветряна мне в ухо. Она ткнула пальцем в Лесю. — Она. Ох!

Лицо элементали вдруг озарилось детским восторгом. Она задрала голову вверх, увидела что-то в грозовых тучах над Москвой, может, отблеск далекой молнии или другого духа, и свечкой взмыла в ночное небо, исчезнув прежде, чем мы успели сказать хоть слово.

Мы с Лесей переглянулись. Вздохнули синхронно и двинулись к дверям.

Если снаружи особняк выглядел просто мрачным купеческим гнездом, то внутри царила совсем другая эпоха.

Вестибюль был спроектирован с размахом, достойным Екатерины Великой. Никакого модерна или хай-тека. Только тяжелый имперский шик восемнадцатого века. Высокие сводчатые потолки, расписанные нимфами и героями, сияли позолотой. Пол был выложен шахматкой из черного и белого итальянского мрамора, отполированного до зеркального блеска сотнями лет шаркающих подошв.

Огромные хрустальные люстры с настоящими восковыми свечами (магия не давала им оплывать и коптить) заливали пространство теплым, живым светом. Вдоль стен стояли малахитовые вазы в человеческий рост и лакеи в напудренных париках — живые люди или големы, поди разбери.

К нам, скользя по мрамору бесшумной походкой, направился подросток в расшитом золотом кафтане.

— Добрый вечер, сударь, сударыня, — произнес он с поклоном, в котором не было ни капли подобострастия, только вышколенная вежливость. — Вы на Ассамблею?

Я протянул ему плотную карточку с золотым тиснением. Паренек пробежал по ней глазами, на секунду задержав взгляд на гербе, и почтительно вернул.

— Благодарю-с. Кованая клеть в правой нише. Верхний ярус, Золотой зал.

Я кивнул, убирая приглашение во внутренний карман, и двинулся к указанной нише, где за ажурной решеткой скрывался подъемник. Леся с нескрываемым любопытством оглянулась на паренька в кафтане и, когда мы отошли на безопасное расстояние, прошептала:

— Кто это был? Швейцар?

— Ученик. Отрок, — тихо поправил я. — Мальчик на побегушках, мечтающий, что когда-нибудь ему позволят не просто открывать двери, а входить в них. Я сам когда-то начинал так же. Подавал пальто и надеялся, что меня заметят.

Мы вошли в тесную кабину лифта, стилизованную под карету: бархатные сиденья, зеркала в бронзе и никакой панели с кнопками, только рычаг из слоновой кости. Я потянул его вверх, и решетчатые двери с лязгом сомкнулись. Кабину дернуло, и мы плавно поползли вверх, хотя снаружи особняк казался всего в три этажа ростом. Здесь, внутри магического контура, пространство имело свои причуды.

— Слушай внимательно, — сказал я, глядя на свое отражение в зеркале, проверяя узел галстука. — Публика там будет пестрая. Настоящие маги, старые Бояре, их цепные псы, адепты-карьеристы и целая свита приживалок и содержанок, охотниц за магической кровью.

Лифт гудел, набирая скорость, и уши заложило, как в самолете.

— Что бы ты там ни увидела, не удивляйся. Если увидишь, как кто-то прикуривает от пальца или у кого-то змеиные глаза, ноль эмоций. Ты видела вещи и пострашнее. Готова?

Леся глубоко вдохнула, расправляя плечи в своем лунном платье.

— Готова.

— Добро. Надевай маску.

Кабина мягко остановилась, и кованые двери разъехались в стороны.

Нас встретил «предбанник»: шлюзовая камера безопасности, замаскированная под роскошный коридор. Путь преграждали четверо. Это были волкодавы — Гвардия Совета. Огромные мужики в дорогих, но плохо сидящих на грудах мышц костюмах. От них за версту несло чарами поиска и боевой волшбой.

Их глаза, цепкие и профессионально оценивающие, скользили осматривая нас с ног до головы. Старший, с перебитым носом и аурой, тяжелой, как могильная плита, шагнул вперед и молча протянул руку.

На этот раз проверка приглашения была не формальностью. Он провел над карточкой светящимся перстнем, потом так же просканировал нас. Я почувствовал, как чужая магия лизнула кожу, ища скрытое оружие или злой умысел, но «науз» Изольды надежно скрывал Лесино проклятие, выдавая лишь белый шум.

Убедившись, что мы чисты (насколько это вообще возможно в нашем кругу), гвардеец вернул карточку и коротко кивнул.

— Проходите. Приятного вечера на Ассамблее.

За их спинами возвышались массивные двустворчатые двери из мореного дуба, украшенные резьбой. Они медленно, торжественно распахнулись сами собой. Зал, в который мы шагнули, плевал на законы физики и архитектуры Замоскворечья.