— Есть кто-то еще. Темные.

— Плюнь и разотри.

— А что насчет твоего дома? Зачем превращать дачу в камеру пыток?

Герасим криво ухмыльнулся, обнажив крепкие желтые зубы.

— Попался, да? Нечего было нос совать.

Его ухмылка тут же погасла.

— Эти ребята играют без правил, Макс. Если хочешь, чтобы они от тебя отстали, говори на их языке. Языке силы и смерти.

Я отвернулся, глядя на облака внизу.

Герасим изучал меня долгим, тяжелым взглядом.

— Было время, когда ты бы душу продал, лишь бы увидеть, как Темный маг подыхает в такой ловушке. Передумал? Стал гуманистом?

— Дело не в этом. — Я снова повернулся к нему. — Слушай, я был не в курсе раскладов. Я сидел в своей лавке, торговал благовониями. Но ты-то в курсе. У тебя уши везде. Что происходит?

Герасим отхлебнул чаю, поморщился, потом пожал плечами.

— Нарывало давно. Темные хотят легализации. Полной. Я знаю, — он поднял руку, пресекая мои возражения, — они и так в шоколаде. Бизнес, власть. Но им мало. Они хотят кресла в Совете. Официально. Чтобы переписать Законы под себя.

Я уставился на него.

— В Совете? Ты серьезно?

— Старые новости, парень. Совет расколот, как гнилой орех. «Голуби» хотят договориться, «ястребы» хотят войны, но боятся. Темные давят. Они вербуют. Агрессивно. Кого-то покупают, кого-то…

— Я знаю, что бывает с теми, кого не купить, — жестко сказал я.

— Но они не едины. В этом вся соль. — Герасим махнул рукой куда-то на юг, в сторону невидимой Москвы. — В этом Святилище лежит артефакт Предтеч. Калибр — планетарный. Тот Темный князь, который его хапнет, станет абсолютным лидером. Он подомнет под себя все кланы. Совет тоже хочет эту игрушку — как ядерный чемоданчик, чтобы диктовать условия. И всем им нужен Видящий, чтобы вскрыть замок. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — И все они предпочтут увидеть тебя мертвым, чем работающим на конкурентов. Вот почему я здесь, в этой дыре. И ты должен быть здесь.

Мы помолчали. Только ветер свистел в щелях хижины.

— Что делает эта штука? — спросил я.

— Без понятия. Защита такая, что мозги плавит на подлете. Совет знает больше, но молчит. Я не подхожу близко. Жить охота.

— Так вот что ищут Горелый и Хазад.

Герасим покачал головой.

— Горелый и Хазад — это просто кулаки. Мясо. Кто-то дергает их за ниточки. Кто-то очень умный и очень старый.

Я вспомнил женщину в маске. Холодный взгляд, властный голос. Почему-то я был уверен — это она.

— Так теперь ты знаешь расклад, — прервал мои мысли Гера. — Что будешь делать?

— Не знаю, — честно ответил я.

Герасим фыркнул.

— Чушь собачья. Ты попрешься на этот бал, хоть кол на голове теши. Я скажу тебе, чем это кончится. Светлые и Темные будут рвать друг другу глотки за эту железку. Прольют море крови, разнесут половину Москвы, пока кто-то не победит. А потом всё пойдет по-старому. — Он замолчал, глядя на меня в упор. — Что с тобой, Максим?

Я молчал, крутя пустую кружку в руках.

— Когда ты приполз ко мне после Воронова, — тихо сказал Герасим, — я тебе говорил: «Забудь о мести. Уйди в тень. Живи своей жизнью». Тогда ты послушал. А теперь лезешь в петлю. Ты же умнее этого.

— Может, я просто устал прятаться, — сказал я, поднимая глаза. — Может, мне надоело быть «терпилой». А как насчет друзей? Семьи? У тебя нет ничего, за что ты бы встал и дрался до конца?

— Ты вообще слышишь, что я говорю? — Глаза Герасим стали жесткими, как льдинки. — Помнишь мой первый урок? «Всё, что ты впускаешь в свою жизнь, ты должен быть готов бросить за десять секунд. И уйти, не оглядываясь». Всё остальное — балласт. Якорь, который утянет тебя на дно. Ты спрашиваешь, есть ли у меня что-то, за что я бы сдох? Нет, Максим, ты, идиот, нет! Вот почему мне восемьдесят три, и я всё еще копчу это небо. Думаешь, ты нашел бы меня здесь, если бы я сам не захотел? Как только ты уйдешь, я снимусь с якоря. И ты меня не увидишь, пока всё не уляжется. Или пока я не прочту твой некролог.

— Тяжело так жить, — сказал я наконец.

— А кто обещал, что будет легко?

Я поставил кружку на камень со звонким стуком.

— Спасибо за чай, Гера.

Герасим промолчал, отвернувшись к огню. Я встал и пошел прочь. Симаргл, дремавший у скалы, поднял голову и проводил меня долгим взглядом. Я не стал его гладить на прощание.

— Бывай, Буран.

Я достал из кармана костяной ключ, чтобы вернуться домой.

Всю дорогу обратно меня грызли мысли.

Когда я встретил Герасим, я был разбит. После того, как я сбежал из плена чернокнижника Воронова, я горел желанием вернуться и убить их всех. Герасим, старый циник и мастер прорицания, подобрал меня, вытащил из депрессии и научил главному: управлять собой. Как гасить гнев, как отстраняться. «Холодная голова живет дольше», — говорил он.

Это спасло мне жизнь. Если бы я тогда вернулся мстить, меня бы размазали. Уйти в тень, стать никем, позволить миру забыть о Максиме Курганове — это был единственный выход. И я это сделал.

Но теперь…

При всём моем уважении к сединам, мы с Гером так и не стали настоящим тандемом «Мастер и Ученик». И сейчас, шагая по промерзшим камням Нави к порталу, я вспомнил почему.

В нём была эта мертвая отстраненность. Пустота, которой он гордился и которой я втайне завидовал. Я понимал: именно то, как Герасим отрезал себя от людских страстей, давало ему ту кристальную ясность видения, до которой мне было как до Луны пешком. Его дар был чистым, как водка из морозилки, и таким же обжигающе холодным.

Я не мог заставить себя стать таким. Сбежал в свою лавку на Хитровке, забился в щель подальше от клановых войн, но я не стал отшельником. Оброс связями, странными, кривыми, но живыми. Изольда, ветреная Ветряна, теперь вот Леся… Делало ли это меня худшим Видящим, чем он? Или, может быть, я приобрел что-то, что старый циник давно потерял?

К тому времени, как я вывалился из портала обратно в Лосиный Остров, солнце уже садилось. Западное небо над Москвой полыхало багровым заревом, словно город снова горел, как в двенадцатом году. Верхушки сосен чернели на этом фоне острыми пиками. Земля еще хранила остатки дневного тепла, но лес уже затихал, готовясь к ночной охоте. Люди уходили, уступая место тем, кто прячется в тенях.

Я прислонился к шершавому стволу осины, глядя в небо. Впервые я всерьез взвесил совет Герасима.

Что, если бы я послушал его? Просто развернулся, плюнул на всё и исчез? Спрятался бы в такой дыре, где меня не найдет даже поисковая собака. Я снова был бы в безопасности, как в те годы после побега из подвала Воронова…

А был ли я в безопасности?

Эта мысль ударила меня под дых. Я замер. Откуда она взялась? Я ведь всегда считал, что моя «нора» надежна. Я не лез в политику, не светился на радарах. Я был в безопасности. Если уйду сейчас, сохраню шкуру.

Но даже прокручивая в голове маршруты отхода, я уже знал ответ. Я никуда не пойду.

В самый черный час моей жизни Сергей и весь их хваленый Совет бросили меня подыхать. Они отвернулись, спасая свои кресла. Если я сейчас сбегу, бросив Лесю на растерзание Горелому и той твари в маске, я стану ничем не лучше их. Я стану таким же упырем в дорогом костюме, только без костюма.

Я отбросил сомнения, как пустую пачку сигарет, и потянулся к витиеватым корням вяза, чтобы открыть проход.

Знакомить двух существ из разных миров — это всегда русская рулетка. Никогда не знаешь, когда выстрелит. Особенно если один из них, перепуганная девчонка с проклятием, а вторая — древняя хтоническая сущность, выглядящая как ночной кошмар арахнофоба.

Спускаясь по темному туннелю в будуар Изольды, я нервничал. В голове крутились сценарии катастрофы: Леся впала в истерику, Изольда потеряла терпение и вышвырнула её (или, что хуже, спеленала в кокон). До сих пор Леся держалась молодцом, но у любой психики есть предел прочности. Что, если остаться один на один с гигантской говорящей паучихой было последней каплей?