Подошел к статуе.
Она изображала мужчину в натуральную величину. Одежда странная — тяжелые, ниспадающие складки, напоминающие церемониальные мантии Светлых, но крой древний, архаичный. Лицо властное, с окладистой бородой, проработано с пугающей детализацией: каждая морщинка, каждый волосок. Скульптор явно использовал магию, чтобы законсервировать камень.
В правой руке мужчина сжимал длинный посох, а левая была вытянута вперед, ладонью вверх. Пальцы слегка согнуты, словно он просил милостыню… или ожидал, что в ладонь что-то положат.
Я обошел изваяние кругом. Это явно было то самое «наследие», из-за которого Сергей поднял на уши весь город.
Поколебавшись секунду, я снял перчатку и коснулся каменного плеча.
Ничего не произошло — как я и ожидал.
На ощупь материал был холоднее льда. Даже без глубокого сканирования я чувствовал, как внутри этой глыбы гудит колоссальная, сжатая пружина силы.
Картинка сложилась.
Совет нашел статую, возможно, при раскопках фундамента или ремонте подвалов. Пригнали экспертов. Те попытались её активировать — не вышло. Попытались сдвинуть с места, чтобы утащить в свои лаборатории и, судя по тому, что она всё еще здесь, тоже облажались. Эта штука приросла к реальности намертво.
И тогда они поняли, что статуя неполная. Ей чего-то не хватает.
Я перевел взгляд на пустую, требовательно протянутую ладонь каменного старца. Форма и размер углубления в ладони были до боли знакомыми.
Идеально подходили под семисантиметровый куб.
Я снова повернулся к статуе, вглядываясь в каменное лицо. Спокойное, но с тем неуловимым оттенком высокомерия, которое бывает у людей, привыкших повелевать стихиями. Присмотревшись, я заметил на каменных щеках следы шрамов, которые скульптор не стал скрывать. Этот старик был боевым магом. И, судя по тому, что дожил до седин, чертовски хорошим магом.
Чем дольше я смотрел, тем отчетливее чувствовал: статуя ждет. Это было напряжение сжатой пружины, замершей за секунду до удара.
Вытянутая левая рука с открытой ладонью выглядела приглашающе.
Я сосредоточился, отсекая лишнее, и заглянул в вероятностную ветку: что будет, если я положу в эту ладонь что-нибудь неподходящее? Например, монету. Или просто коснусь центра ладони.
Видение длилось меньше секунды, но меня прошиб холодный пот.
Я увидел вспышку — чистую аннигиляцию. Того, кто стоял перед статуей, просто стерло из реальности. Разобрало на атомы. Без звука, без боли, мгновенно.
Я резко разорвал контакт с будущим и попятился, пока спина не вжалась в холодную стену.
Теперь пазл сложился.
Я понял, почему Сергей так отчаянно искал Видящего. И я понял, почему эта комната закрыта на реконструкцию. Когда СБ Совета нашла статую, кто-то из их экспертов попытался её активировать. И этого эксперта больше нет. Даже пепла не осталось.
Статуя была не то, что артефактом. Это была система «свой-чужой», и защита у неё работала безупречно, даже спустя тысячи лет. Без правильного ключа, подходить к ней было самоубийством.
Я узнал всё, что хотел. Пора было валить отсюда, пока моя удача не исчерпала лимит.
Я сделал два быстрых шага к двери, когда снизу, с лестничного пролета, донесся звук. Глухой, мягкий удар. Так звучит тело, падающее на ковролин.
Я замер.
Помните, я говорил, что Видящие учатся фокусироваться на конкретных задачах, чтобы не сойти с ума? У этой медали есть обратная сторона. Это называется «туннельное зрение». Когда ты слишком пристально смотришь в одну точку будущего (на статую), ты становишься слеп ко всему остальному.
Первая реакция любого нормального человека на опасность — бежать. Это базовый инстинкт, отшлифованный миллионами лет эволюции. Есть старая поговорка: если за вами гонится медведь, не нужно бежать быстрее медведя, нужно бежать быстрее товарища. Те, кто вместо бегства начинает философствовать или глазеть по сторонам, обычно выбывают из генофонда первыми… их съедают, пристреливают или, в нашем случае, испепеляют.
Моя проблема в том, что инстинкт самосохранения у меня атрофирован профессиональным любопытством. Вернитесь к тому, что я говорил о Видящих: мы лезем туда, куда собака нос не сует. Вместо того чтобы сигануть в окно, я замер и прокрутил пленку будущего на десять секунд вперед.
То, что я увидел, мне категорически не понравилось.
Я увидел лестничную площадку внизу. Двое охранников из СБ Совета — те самые профи, которых я обошел, — теперь лежали на полу. Мертвые. И не просто мертвые, а выпотрошенные магией, как куклы. Над ними стояли три фигуры. В моем видении эти трое поднимали головы, замечали меня на лестнице, и… на этом видение обрывалось кровавой вспышкой.
Одного этого взгляда хватило, чтобы понять: встречаться с ними лицом к лицу я не хочу.
Снизу послышались тяжелые, уверенные шаги. У меня было меньше тридцати секунд. Бежать поздно, драться — самоубийство. Оставалось только одно: раствориться в интерьере.
Я метнулся в дальний угол комнаты, где стояли строительные леса, занавешенные грязным полиэтиленом. Скользнул за штабель гипсокартона — его ломаные линии отлично разбивали силуэт, — и натянул капюшон «Морока» на самый нос, превращаясь в серую тень.
Шаги внизу стихли. Я почувствовал, как завибрировал воздух — они подошли к защитному барьеру. Короткая вспышка зеленого огня, треск разрываемой магии, и «Паутина» лопнула, как гнилая нитка.
Они вошли.
Трое. Двое мужчин и женщина. Двигались они быстро, бесшумно, по-хозяйски осматривая углы. Все в масках и неприметной темной одежде, но даже так я узнал массивную фигуру того, кто шел первым.
Горелый.
Он обвел комнату тяжелым взглядом, задержавшись на моем углу ровно на долю секунды. Мое сердце пропустило удар, но взгляд Горелого скользнул мимо, не зацепившись за пустоту, в которую меня превратил плащ.
— Чисто, — буркнул он.
— Ищи лучше, — прохрипел второй мужчина.
Это был Хазад. И выглядел он паршиво. Он заметно прихрамывал на левую ногу, держался рукой за бок, а амбре от него исходило такое, что пробивало даже мой насморк, смесь прокисших щей, гнили и помойки. Похоже, мое предсказание сбылось, и он действительно приземлился в мусорный бак, когда я скинул его с крыши.
— Я еще не закончил, — прошипел некромант, озираясь с маниакальным блеском в глазах. — Трюкач где-то рядом. Я чую его. Я ему кишки выпущу…
— Хватит, — резко оборвала его женщина.
От звука её голоса я забыл про Хазада и его угрозы. Она была одета в бесформенный плащ, скрывающий фигуру, лицо пряталось под маской, видны были только глаза.
Ярко-голубые, холодные, как лед на Байкале.
Один взгляд в эти глаза заставил меня вжаться в стену. Я не мог вспомнить её голос, он казался чужим, но вот этот взгляд… У меня возникло пугающее чувство дежавю. Я определенно встречал её раньше. Но где?
— Мы здесь не для того, чтобы сводить твои личные счеты, Хазад, — ледяным тоном продолжила она. — У нас график. Горелый, проверяй объект.
Горелый кивнул и повернулся к статуе спиной ко мне. Он сделал сложный жест руками, и в воздухе вокруг изваяния вспыхнули темно-багровые огни — маленькие язычки пламени, которые начали облизывать камень, ища следы магии. Это был не боевой огонь, а поисковый — грубый, но эффективный.
— Сколько у нас времени? — спросил Горелый, не отрываясь от процесса.
— Совет еще только портки натягивает, — зло огрызнулся Хазад, морщась от боли в ушибленном боку. — Пусть только сунутся. Если встанут у нас на пути — тем хуже для них.
— Уймись, — осадила его женщина. Она посмотрела на тонкое запястье, где блеснули часы. — Две минуты. Горелый, что там?
Голос женщины царапнул по нервам, как скрип мела по доске. Было в нем что-то до боли знакомое, какая-то интонация из прошлой жизни, которую я никак не мог ухватить за хвост. Если бы свет был поярче… Но в багровых отсветах магии я видел только глаза — холодные, властные, смотрящие на статую с нетерпением хищника.