Я искал тот единственный, сотый вариант, где я прохожу незамеченным. И я нашел его — тусклую, едва заметную ниточку. Я зафиксировал её и шагнул вперед.

Я понятия не имел, почему мне нужно сделать шаг именно сейчас, и почему нужно дернуться влево, а потом замереть. Я просто знал: так надо.

Со стороны это выглядело как цепь идиотских совпадений.

В ту секунду, когда я бесшумно приоткрыл тяжелую стеклянную дверь, у старого охранника зазвонил телефон — громко, с мерзкой мелодией «Владимирский централ». Он дернулся от неожиданности, выронил ручку и полез за ней под стол, матерясь сквозь зубы.

Молодой, услышав рингтон, прыснул со смеху и повернулся к напарнику, чтобы отпустить шутку про его музыкальный вкус.

Их взгляды расфокусировались ровно на две секунды.

Этого хватило.

Я скользнул в щель двери, пока она еще не успела сработать доводчиком. Плащ-морок смазал мой силуэт, превратив в невнятное пятно на периферии зрения. Я замер в «мертвой зоне» за колонной, пережидая, пока старый вылезет из-под стола.

— Да ну тебя, Петрович, — гоготнул молодой, снова утыкаясь в экран.

Старый что-то пробурчал, поправляя фуражку, и снова углубился в сканворд. Никто из них не заметил, как сквозняк колыхнул плакат на стене.

Я уже был за линией контроля. Завтра, когда (и если) здесь начнется разбор полетов, оба будут божиться и клясться здоровьем матери, что муха не пролетала. Они будут искренне верить, что не отрывали глаз от входа. Человеческий мозг удивительная штука: он мастерски дорисовывает спокойствие там, где только что прошел невидимый слон.

Оказавшись в пустом холле, я бесшумно двинулся по ковролину к лестнице, прислушиваясь к тишине и отсекая лишние вероятности. Теперь мне нужно было знать только одно: куда пошли те самые «люди в пиджаках», о которых говорила Ветряна.

Внутреннее пространство Планетария впечатляло, даже если ты не фанат астрономии. Я оказался в нижнем уровне музея Урании. Просторный зал с приглушенным светом, уставленный витринами, глобусами и старинными астрономическими приборами. В центре, уходя вверх, закручивался широкий спиральный пандус, ведущий в Большой Звездный зал. Стены были увешаны картами звездного неба, а в витринах тускло поблескивали бока железных метеоритов.

Я двигался бесшумно, ступая по мягкому ковролину. Половина моего внимания контролировала каждый шаг, чтобы не скрипнуть половицей (хотя здесь был бетон, но береженого бог бережет), а вторая половина сканировала будущее.

Нити вероятности подсказали, что патруль, двое скучающих охранников с фонариками, пройдет здесь через три минуты. Времени вагон.

Я прихватил со стойки информации забытый кем-то буклет с картой. Так, что у нас тут? Нижний уровень — история, метеориты. Верхний уровень — обсерватория и выход под купол.

Почему-то я не мог представить, что «наследие Предтеч» валяется среди старых телескопов и глобусов Луны. Если бы какой-нибудь Сихотэ-Алинский метеорит вдруг начал фонить магией, это заметили бы еще в советское время.

Мой палец скользнул по схеме. В задней части комплекса, ближе к техническим помещениям и малой обсерватории, был сектор, отмеченный серым: «Закрыто на реконструкцию».

Звучало многообещающе. В России «реконструкция» — универсальный фиговый листок, которым прикрывают что угодно: от распила бюджета до секретных операций. Я сунул карту в карман и направился к спиральному пандусу.

Пока я поднимался, огибая макет Солнечной системы, в голове крутилась мысль: какого черта магический артефакт вообще делает здесь? Маги, народ ушлый и жадный. Мы не меценаты. Если маг находит что-то ценное, он тащит это к себе в нору, экранирует и никому не показывает. Оставлять мощную вещь в общественном месте — нонсенс.

Если только… они не смогли её забрать.

Это объясняло бы истерику Сергея и его попытки нанять меня. Если Совет нашел что-то, что намертво приколочено к реальности прямо здесь, в центре Москвы, и не может это сдвинуть, у них большие проблемы. А большие проблемы Совета — мои возможности.

Я уже почти добрался до верхней площадки, где начинался переход в техническую зону, когда мой внутренний радар тревожно пискнул.

Впереди была засада.

Я замер за массивным корпусом старого проектора «Цейс», выжидая. Нити будущего показывали двоих мужчин у неприметной двери в конце коридора. Убедившись, что они смотрят в другую сторону, я осторожно выглянул.

Бинго.

Эти двое не имели ничего общего с сонными вахтерами внизу. Никакой формы с нашивками «Охрана». Обычные на вид мужики в неброских, но качественных костюмах, под которыми угадывалась характерная выправка. У одного слегка оттопыривался пиджак в районе подмышки, наплечная кобура.

Но главное не это. Главное, как они «звучали» в магическом спектре.

У них не было дара, они были «спящими». Но экипированы они были по первому разряду: амулеты ментальной защиты, детекторы магии в петлицах, зачарованные бронежилеты скрытого ношения. Это была СБ Совета. Элита.

Сами маги в карауле не стоят, не барское это дело. Слишком ценный ресурс, чтобы тратить его на топтание у двери. Для грязной работы у них есть специально обученные «волкодавы», нашпигованные артефактами и с лицензией на отстрел всего, что движется.

Эти двое были профи. Расслабленные позы обманчивы, реакция у них как у мангустов.

И еще кое-что.

Отсюда, с расстояния в семь метров, я чувствовал легкую вибрацию воздуха перед ними. Барьер.

Проход за их спинами был перекрыт «Паутиной», сложным охранным заклинанием. Любой, кто попытается пересечь черту без специального ключа-токена, будь то человек или бесплотный дух, вызовет тихую тревогу.

Зная паранойю Совета, охранникам ключи не доверили. Их задача — просто стоять и стрелять на поражение. Элементаль воздуха вроде Ветряны мог бы проломить барьер грубой силой, но тогда завоет сирена, и сюда сбежится половина боевых магов Москвы. А мне нужно было пройти тихо.

Тонкий маг, менталист или иллюзионист, мог бы обмануть охранников, отвести глаза. Но обмануть «Паутину»… это уже высшая математика. Барьер не имеет глаз, ему плевать на иллюзии.

Ситуация патовая. Впереди, два вооруженных профи и магическая стена. А у меня из оружия, только наглость и умение видеть на пару минут вперед.

У меня ушло чуть больше пяти минут.

Когда ты видишь будущее, тебе не нужно взламывать код. Тебе нужно просто найти ту единственную последовательность движений, которая не вызовет срабатывания. Это как танцевать под лазерами: шаг влево, наклон, задержка дыхания на три секунды, скольжение.

Я просочился сквозь периметр как дым.

За дверью оказался технический ярус под самым куполом. Здесь пахло пылью, старой смазкой и той особенной затхлостью, которая бывает в помещениях, где годами не открывали окна. Пол был устелен грязным брезентом, повсюду валялись стремянки и мотки кабеля — вечный московский «ремонт», который никогда не заканчивается.

Окон здесь не было, только тусклый свет дежурных ламп выхватывал из полумрака очертания комнаты.

В центре, посреди этого строительного хаоса, стояла статуя.

Тут стоит сделать лирическое отступление. То, что я сейчас делал, по законам нашего мира тянуло на высшую меру. Совет может закрыть глаза на мелкие разборки или даже на труп в канаве, если это «внутреннее дело кланов». Но проникновение на секретный объект Совета — это табу. С моим досье, если меня здесь поймают, даже суда не будет. Просто ликвидируют на месте.

Но, положа руку на сердце, выбора у меня не было. Оставаться дома и ждать, пока следующий «Хазад» придет по мою душу, было еще опаснее. Лучше уж я сам суну голову в пасть льву, чем буду ждать, пока он придет ко мне в спальню.

Быстро осмотрелся. Тупик. Кроме двери, через которую я вошел, выходов нет. Лифтовая шахта в углу обесточена и завалена хламом. Если сработает сигнализация — я в мышеловке. Надо действовать быстро.