— Помню, они гонялись за хорезмшахом!

— Правильно! Потому что Чингисхан, который их послал, знал одну истину, о которой забыл ты!

— И какую истину?

— Змее нужно размозжить голову. И пока этого не сделаешь, ты всегда будешь в опасности!

— Ну простите, что я не приказал Вас убить! — саркастически ответил Сергей.

— Теперь тебя уже Господь простит! — зловеще рассмеялся старик, — Прощай, Сереженька. Мир не прощает таких глупых поступков. Зато ты точно попадешь в Рай! А я в Ад. Поэтому мы уже точно не встретимся ни в этом мире, ни в ином!

— Я Вас, Георгий Петрович, не понимаю!

— Сейчас поймешь! Но хочу чтобы ты знал, те деньги, что ты забрал у меня были не последние. На них я купил одного из твоих охранников. И вот я с тобой церемонится не стал! Через пять секунд бомба в твоей машине отправит тебя в долгое путешествие из которого никто еще не возвращался! Счастливого пути!

— Что? — переспросил человек, но ответа не услышал. Летящая по шоссе машина мгновенно превратилась в слепящий огненный шар.

Услышав короткие гудки в трубке телефона, старик на другом конце связи, который был неизлечимо болен, потерял все свои накопления и не хотел жить в нищете, отключил его, вынул из стола пистолет. Налив в стакан водки, он залпом выпил ее, и поморщился. Потом передернув затворную раму пистолета, он усмехнулся, и сказав, — Ну что, и мне пора! — выстрелил себе в висок.

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. 1920 ГОД. ИМЕНИЕ КНЯЗЕЙ ПЕЧОРСКИХ.

— Отошел, сердечный! — услышал он плачущий женский голос, — отмучилось дите! Горе-то какое! Упокой Господь его невинную душу! Как мы теперь барыне это скажем? Митрич, иди ты скажи!

— Сама иди и скажи! Нет ее еще, в столице она! — раздался грубый мужской голос, — истинно говорю, что это проклятие кто-то наложил на наших господ. Сначала батюшку его Инквизиторы забрали, а теперь и наследника ейного Господь прибрал.

— Что тут происходит? — вдруг послышался властный мужской голос, — что с Петей?

— Так, известно, что! Христофор Васильевич! — всхлипнул женский голос, — забрала его горячка. Что мы теперь Марии Васильевне скажем? Не успели мужа, хозяина нашего забрать, а тут и сыночка ее единственного, мы не уберегли. Ой горе! Горе-то какое! За что Господь так гневается на нас!

«Что тут происходит? Где я? Кто эти люди?» — подумал про себя Сергей, он же водитель внедорожника. Последнее, что он помнил — это была яркая вспышка, после которой наступила мгновенная темнота, после которой он стал слышать эти голоса.

С трудом открыв глаза и дождавшись пока размытые изображения вокруг стали четкими он увидел высокий украшенный лепниной потолок с висящей люстрой.

— Ты что дура деревенская несешь! — рявкнул властный голос, — живого хоронишь?! Если он отошел, то почему он только, что глаза открыл?

— Господи! Спаси и сохрани! — запричитал испуганный женский голос, — так ведь не дышал совсем! И сердце не билось! И холодным стал! А он живой! Радость-то какая!

— Вот мне была бы радость, если бы я пошел и сказал барыне что ее единственный сынок помер, а он бы оказался живой! — раздраженно пробасил тот, кого назвали Митричем, — вот с меня бы шкуру и спустили! Дура, ты Глашка, как есть дура! Правильно барин сказал!

— Где я? — прошептал пересохшим голосом Сергей.

— Пошли все вон! — приказал властный голос, и Сергей увидел, как на кровать сел высокий гладковыбритый крупный мужчина со шрамом от сабельного удара на лице. Когда Глаша и Митрич покинули комнату, мужчина наклонился к Сергею и сказал:

— Петя! У нас большие проблемы. Ордену мало, что он сгубил твоего отца и отнял у нас практически все имущество. Теперь они хотят убрать и тебя, последнего прямого мужского потомка рода Печорских.

— А Вы кто? И почему Вы называете меня Петей? Меня зовут Сергей! — начал было лежащий на кровати.

— Какой Сергей? Понятно! Ты памяти после горячки лишился? — пристально глядя на него произнес мужчина со шрамом на лице, — меня не узнаешь?

— Нет! — Сергей поднял руку и увидел, что это не его крепкая мускулистая натренированная рука, а исхудавшая бледная и тонкая рука подростка, — я и себя, если честно не узнаю.

— Отлично! — непонятно чему обрадовался мужчина, — это очень хорошо! Потом разберемся, что к чему и почему.

— Что же в этом хорошего? — удивился Сергей.

— Когда Инквизитор будет тебя ментально просвечивать, он ничего не увидит! И не сможет тебя обвинить в заговоре! Хотя твой отец от тебя ничего не скрывал! Это сам Господь нам благоволит!

— А Вы сами-то кто будете?

— Я твой дядя, со стороны твоей матушки! Ты точно ничего не помнишь? Не придуриваешься? А то смотри, меня ты обмануть сможешь! А вот Инквизитора государева нет!

— Честно, я не знаю кто Вы.

— Хорошо! Я тебе верю. Зовут меня Христофор Васильевич Ланской, полковник Его Императорского Величества полка лейб-гвардии, в отставке после ранения.

— А я кто?

— А ты, Петр Алексеевич Печорский! Князь, наследник рода Печорских, через своего отца, Печорина Алексея Ивановича. Члена Тайного Императорского Совета, — дядя замолчал и пожевав губами добавил, — бывшего. Тебе шестнадцать годков уже исполнилось. И по имперским законам тебя уже можно повесить за государеву измену. Матушка твоя, моя единокровная сестра, Мария Васильевна Печорская, урожденная Ланской.

— А где она? — спросил Сергей-Петр.

— Она скоро будет. К вечеру. Была с столице, хлопотала о твоем батюшке. Только без толку, — вздохнул мужчина, — казнили его уже. Даже апелляцию не дали подать и прошение о помилованию государю. Торопились твари сильно. Вот мне интересно, почему?

— За что? — поразился юноша.

— Инквизиторы Ордена его обвинили заговоре с целью свержения Императора нашего Всероссийского Василия Ивановича Старицкого. Но я в это не верю. Так, хватит разговоров. Чем меньше ты будешь знать, перед встречей с Инквизитором, тем лучше! Тем меньше подозрений ты вызовешь у него. Отдыхай, этот упырь будет тут через час! — с этими словами дядя вышел из комнаты, оставив племянника одного.

Сергей, он же уже Петя с трудом сел, свесив ноги на пол, и стал внимательно осматривать себя. Это было явно не его тело. От прежнего, поджарого, мускулистого и тренированного, не осталось ни малейшего следа. Вместо этого он созерцал худое истощенное тело подростка, на которое была надета белая длинная до пола рубашка. Надев тапочки, лежащие рядом, он с трудом встал и шаркающей походной направился к большому зеркалу, которое было встроено в стоящий в спальне платяной шкаф.

Увидев себя он с трудом сдержал рвущийся из груди крик. На него из зеркало смотрел угловатый худой нескладный подросток. Его лицо было измождённо болезнью, под глазами залегли иссиня-черные круги, впалые щеки и спутанные грязные волосы дополняли неприглядную картину.

Единственно, что утешило его, то, что лицо имело правильные черты и его можно было назвать, если не красивым, то симпатичным.

— Почему я в этом теле и смотрю из этой головы? — задал он себе вопрос, — наверное, это бред! Я в коме после аварии, вот и чудится всякая фигня! Во старый хрыч! Нашел таки способ до меня дотянуться! Это не он меня, это я его недооценил. Кого он в моей охране купил? Приду в себя нужно будет обязательно разобраться с этой продажной крысой! А тут. Раз это бред, то можно оторваться по полной, не беспокоясь о последствиях!

Он вдруг понял, что хочет в туалет. Осмотрев комнату, он заметил судно под своей кроватью.

— Нет, это перебор! Пойду найду туалет. Надеюсь я брежу не в мире, где нет даже унитаза. Вот странно, не ужели даже в бреду в мире иллюзий и фантазий, существуют естественные потребности? Нет! Это я в коме лежу и хочу в туалет! Надеюсь, я лежу с катетером, и не получится так, что я тут схожу в унитаз, а в реальности схожу под себя на больничную койку в реанимации!

Юноша вышел из комнаты и оказался в коридоре. Возле дверей в его комнату стоял Митрич.