– Ты чувствуешь обелиск, моя чародейка. Помнишь белую стелу перед входом? Ты видела только её маленькую часть. Основание глубоко под землей и прямо под нами важнейшая часть.

– Я думала, что это только украшение. Для придания атмосферы загадочности, – Артемида прижала руку ко лбу. Её тело бросило в холодный пот, а колени дрожали. Если бы не Андроник, она бы непременно упала с обрыва.

– Этот обелиск старше, чем любой рукотворный предмет в этом мире, – покачал головой Андроник. – Это центр магического мира и один из крупнейших источников магии. – Смотри. – Андроник опустился на колени и осторожно свесил голову с обрыва. Артемида последовала за ним, сдерживая тошноту. Холм состоял из песчаника, но ветер и волны размыли часть породы и обнажили белый мрамор обелиска. По нему, то и дело, пролетали воздушные искажения, сменяя черные знаки.

– День, когда обелиск будет разрушен, станет последним для нашего мира. – Андроник помог её подняться. – Пойдем отсюда, это тяжело для новичка. – Артемида нетвердо последовала за ним, приходилось жмурить глаза, борясь с головной болью.

– Экхалор говорил, что мы не вправе использовать магию, – прошептала она. – Теперь я понимаю почему.

– Глупости. Ты привыкнешь. Экхалор, если, конечно, допустить, что он существовал, утверждал, что магия независимая стихия, но архимаги давно установили, что все источники силы рукотворны.

– Он говорил, что это нарушает баланс природы. – Артемида остановилась около статуи с протянутой рукой. Над ней больше не было магического шара. Беломраморную кисть покрыла сеть мелких трещин, а на ногте большого пальца рос мох. Поднялся холодный ветер, он пах солью и водорослями.

– Он врал. Экхалор хотел, чтобы мы ограничили магию, отказались от величайшего дара богов. Я не готов к этому.

– Я слышала, что ты отказался от веры предков, но не могла в это поверить.

– Не отказался, – возразил Андроник. – Лишь сменил на веру других предков. Ты знала, что моя мать потомок артарийцев? Я принял их веру, она близка моему духу, и к духу магии вообще. Эта вера дает право использовать силу, она уравнивает людей с богами. Человек в ней совершенство, а маг величайшее творение, проводник магических сил и создатель нового, – с восторгом и жаром сказал Андроник.

– Не знаю, – покачала головой Артемида, – по-моему, менять веру – это последнее дело…

– Многие маги вообще не верят ни в кого, кроме себя. И они в чем-то правы.

– Столица тебя испортила…

– Нет, ты глубоко не права, Артемида. Этот город дал мне понять, насколько человек велик на самом деле. Дал почувствовать настоящую свободу. В нашей деревне, в Галении на нас все давили – отец Никонтий, родители, псевдоаристократы, что чувствовали себя благороднейшими из людей. Здесь маги выше остальных и, к счастью, я обладатель магических способностей. Как и ты, моя волшебница.

– Я никогда не стремилась в столицу. Я здесь просто из-за того, что ты потратил целый год, чтобы уговорить меня приехать. И ты мог остаться в Галении.

– Остаться? – резко переспросил Андроник. – Мать отправляла меня учится у дяди. Я бы стал ювелиром!

– Уважаемым, между прочим, человеком.

– В Галении, в деревне. Мои амбиции ведут меня гораздо дальше. Я не мог дождаться двадцати лет, чтобы отправиться сюда. Да я просто терпеть не мог эту патриархальную, загнивающую культуру.

– Загнивающую? – возмутилась Артемида. На глаза навернулись слезы, а на груди потяжелело. – Я люблю Галению. Наша культура одна из самобытнейших в Альянсе.

– Посмотри на эти статуи, посмотри на парящие острова, посмотри, в конце концов, на это здание. Вот она, вот, самобытнейшая и величайшая культура этого мира. А не хлев и поле с репой!

– Знаешь, я отправилась в Атеней, вслед за тобой, за твоими письмами и уговорами, и уже успела пожалеть о своем решении, – Артемида быстрым шагом направилась к Волчьим воротам.

– Артемида, подожди, я за этот год сильно подзабыл твою любовь к Галении и то, сколько времени ты проводишь с отцом Никонтием, – Андроник догнал её. – Я не должен был высказываться так резко об Экхалоре и Галении. Прости, моя волшебница, – он положил руку на плечо девушки.

– Я всегда стараюсь соединить в себе веру и магию. Но видимо это невозможно, раз ты так быстро разорвал свою связь и с домом и с всем, во что мы верили раньше, – сбивчиво пробормотала Артемида.

– Мы всегда верили в магию, помнишь? – Андроник заглянул в ее глаза, тихо касаясь плеч. – Мы верили, что станем величайшими волшебниками, изменим этот мир. И самое главное, мы верили в себя. И сейчас, я по-прежнему верю в магию, верю в себя и верю в тебя, – на этих словах Андроник рассмеялся. – Заметила, как часто я употребляю слово «верю». Очевидно, отец Никонтий сильно повлиял и на меня.

– Если ты до сих пор называешь его «отец»…

– Он хороший человек, многому научил нас. Но история его слабой борьбы против наших убеждений закончена. Это пройденный этап. Здесь, в стенах Атенея мы станем великими магами.

– Я устала от этих разговоров, Андроник. Я долго добиралась, а завтра мне проходить испытания. Лучше, пожелай мне удачи и отпусти отдохнуть, – хмуро сказала Артемида. Она чувствовала давящую усталость, которая навалилась на голову и плечи. Девушку утомил этот разговор больше любой дороги.

– Удачи тебе, моя чародейка, – Андроник не улыбался. – Надеюсь, что ты не передумаешь и останешься здесь. Со мной.

Артемида сидела на высоком обрыве. Сюда часто приходили гости столицы, посмотреть на своенравное Северное море. Артемида видела море лишь один раз, в далеком детстве. Она навсегда запомнила соленый привкус густого влажного воздуха, лазурную гладь воды, медленные волны, величаво накатывающиеся на широкие песчаные пляжи. Таким было Таласское море. Отец выбрался за пределы Альянса к своим ученым друзьям и взял с собой семью. Море она помнила, а отца нет.

Северное море было другим. Вечно хмурым, неспокойным, гнетущим. Высокие тяжелые седые волны, увитые бахромой белоснежной пены, били в скалистый берег Леймиона – столицы Альянса и осыпали набережную ворохом мелких капель. Это море как нельзя лучше подходило настроению Артемиды. А затянутое низкими темными тучами небо возвещало о приближающейся осени и помогало Артемиде грустить о доме. Она вспоминала беззаботные дни с Андроником, которые они проводили в древней библиотеке. Теперь он стал совсем другим.

Она не хотела уезжать из Галении, но мать стремилась дать дочери лучшее будущее. Она уверяла Артемиду, что заботы и быстрая жизнь большого города увлекут ее, не дадут грустить о любимой Галении. Но почему-то Артемида сильно сомневалась в этом. Она не верила, что сможет измениться, подобно Андронику.

– Он уже полгода не шлет писем отцу и матери, – прошептала Артемида крупной черно-белой чайке, которая наклонила голову и рассматривала девушку.

Она встала со скамейки и неторопливо пошла в сторону гостиницы. Ей с трудом удалось урвать там небольшую комнатку. К моменту испытаний, в Атеней приезжало множество молодых людей, желающих учиться магии. Многие из них не обладали даже малейшими магическими дарованиями и лишь человека два-три на сотню могли начать учиться.

– Я хочу изучать магию, правда, – беседовала Артемида сама с собой. – И всегда этого хотела. Да что я себя уговариваю! Это ведь… Магия, вот она. Можно её потрогать, исследовать, попробовать на вкус. Вдохнуть, как сегодня. Все мои мечты ведут меня в Атеней. Но… Почему же я не хочу здесь оставаться?

Людей на улице было немного, поэтому среди немногочисленных прохожих в серых неприметных одеждах, ярко выделялась грустная девушка в длинном черном пальто, с распущенными яркими волосами цвета начищенной меди. Если прохожие захотели бы приглядеться, то заметили в ее больших зеленых глазах слезинки, мерцающие в свете магических фонарей. Но много им было дела до очередной приезжей девушки?

Артемида чувствовала необъяснимое гнетущее чувство тревоги, медленным тягучим потоком растекавшееся в груди.