В памяти Тони это событие осталось двумя неясными пятнами и одной четкой картинкой. Первое пятно – серое, угрожающе огромное, обладало голосом отца, от него веяло липким страхом и запахом перегара. Второе – маленькое темно-синее, сжалось в углу. Большое серое пятно надвигается на маленькое, Тони слышит звук побоев, всхлипы брата… Одна четкая картинка. Тони, совсем маленький, четырех лет от роду, стоит около кровати. Лицо брата до неузнаваемой гримасы исказила боль. Отца рвало на соседней кровати. Маска боли стала уроком для Тони, отбила у него охоту к выпивке получше рассказов ученых докторов.

Тони почувствовал под рукой шероховатое дерево ограды и словно вынырнул из пучины памяти. В ином мире пахло машинным маслом и латунью, а безмолвные механизмы окружали человека, представ фантастическими существами, которые металлической стеной оградили капитана от остального мира.

– В Империи существовала загадка: в каком городе красные реки? – Тони обращался к огромным шагоходом, совершенно не волнуясь, что кто-то его услышит. – Любой имперец отвечал неизменно: в Арихе. Ты, друг, спросишь, а почему? Реки крови, друг.

Тони сел на землю, оперся головой на металлическую ногу шагохода и улыбнулся бездумной улыбкой, направленной в безоблачное небо. Среди напряженной атмосферы древних развалин осталась его бродить его невинность.

– Я убил много людей, друг. Безвинных душ. Убил, сидя за штурвалом самого совершенного творения людей, – взгляд Тони метался среди одинаковых грозных золотистых воинов. – Арих – древняя столица артарийцев. Престиж государства. И сражения, сражения… сражения, где погибал каждый третий солдат имперской армии.

Капитан положил руку на холодный золотистый металл. Шагоход, который в империи их было принято называть амбулатами, бросал на лагерь длинную тень. Тони гордился тем, что был офицером ИАМ, как сокращенно именовали Имперскую армию машин. Капитан любил и ненавидел эти механизмы.

– Я помню белые колонны, друг. Белые колонны в росчерках крови, словно сама война расписалась в своих и моих грехах. Клубы черного густого дыма, воздух, раскаленный как пар, он ревел, обжигал, и мне казалось, что я вступил в пламя костра…

Тони смотрел прямо на приближающуюся фигуру женщины перед ним и не видел её. Капитан вскочил, не в силах сдержать пробивающиеся из глубины души эмоции. – Яростный пульс боя! – страстно воскликнул Тони. – Настоящая боевая лихорадка, восхищение! – голос капитана сорвался, поник. – Я увлекал солдат в безумные атаки, – хрипло продолжил он. – Тогда имперская армия казалась единым мощным монолитом, непобедимой армадой, а что теперь? Все осталось в Арихе.

Сзади звонко захлопали в ладони. Тони вздрогнул и обернулся. Рука сама собой нашарила кобуру на поясе.

– Мне говорили, что вы капитан ИАМ, а оказывается настоящий актер. Как будто в театре побывала. – Напротив Тони улыбалась молодая особа, с распущенными волосами цвета вороного крыла. Она дерзко рассматривала капитана.

Тони отвел взгляд от её больших темных глаз. Осмотрел плохо сидевшую форму, но не заметил ни единого знака различия.

– С кем имею честь говорить? – холодно осведомился Тони.

Девушка проигнорировала его вопрос. – А вы просто одержимы амбулатами. Похвально для офицера ИАМ, но мне странно видеть, как с раннего утра кто-то бежит гладить бездушный металл. О, и разговаривать с ним.

– Подруга, я не люблю повторяться. – Капитану решительно не нравилась эта девушка. Он нервно облизнул губы и присмотрелся к её мундиру. Там, где у других офицеров гордо сверкали золотые львы, торчало несколько едва заметных ниток. Знаки различия просто вырвали.

– Милина Рич, – девушка наклонила голову набок, наблюдая за реакцией капитана. Тони молчал.

– Первый раз слышишь обо мне, капитан? Я уж на «ты», раз теперь твоя подруга. – Милина подошла и стряхнула пыль с плеча капитана. От нее пахнуло алкоголем. Тони побагровел, сжал и медленно разжал кулаки.

– А моя фамилия ни о чем не говорит? – Милина рассмеялась.

Тони не любил читать бумаги, которые направлял к нему полковник Синглтон и сейчас лихорадочно пытался вспомнить, не забыл ли каких важных сведений. – Ваше звание? – буркнул он. – Назначение от штаба?

– Снова на «вы»? – Милина наигранно вытянула губы вперед. – Разве одна моя фамилия не должна Вам говорить, что звания не играют в данном случае особой роли?

– Подруга, что ты цепляешься за свою фамилию? Звания всегда играют какую-либо роль, это символ особого положения, предметом гордости и честолюбивых ожиданий.

Тони еще раз осмотрел мундир оливкового цвета со стоячим воротником. – Вы, штрафник, госпожа Рич.

Веселый настрой девушки пропал, она сжала губы, черные густые брови искривились, придавая ей грозный вид. – Разберись в своих словах, капитан. Подруга я тебе или госпожа? Я легко могу быть и той и другой.

– Вы что, украли офицерскую форму? – Тони перешел в наступление, теперь он владел информацией. – И не придирайтесь к моей манере говорить, подруга.

– А ты очень неприятный человек, друг, – Милина подчеркнула последнее слово. – Я лейтенант.

– Если только в Ваших мечтах. Что, фамилия не помогла?

– Помогла. Я была артиллеристом, а теперь в ИАМ. И ты поможешь полковнику Синглтону восстановить меня в звании. Напишешь лучшую рекомендацию во всем мире.

– Да я Вас даже в бой не выпущу, подруга.

– Тогда я займу твое место. Полковник так и сказал. – Милина вскинула голову, задрав острый подбородок. В её взгляде капитан чувствовал угрозу.

Тони ухмыльнулся. – Это невозможно.

– А полковник сказал, что возможно. – У тебя косяков достаточно, капитан. Р-раз! И ты уже бывший капитан.

Их прервал посыльный из почтового отделения. – Капитан, вас вызывает полковник. И вот еще – письмо. – Солдат передал желтый конверт, запечатанный красным сургучом с оттиском грифона, семейного герба дома Уотерсов.

– Решай быстрее, – Милина откровенно веселилась. – Полковник вызывает. Ждет наверное, что ты меня не примешь и он с удовольствием выпихнет твою задницу из ИАМ.

– Зарываешься, подруга, – у Тони задергалось веко от злости. Когда подобное происходило, любой, кто знал капитана, торопился закончить разговор.

– Я считаю, смотри. Раз, два…

– Твоя взяла, Рич. – Тони покашлял. – Но если узнаю, что ты соврала… Не быть тебе тогда офицером ИАМ.

– Не грози сделать того, что не можешь, капитан. – Милина криво неприятно улыбнулась и ушла.

Тони выругался. День начинался очень плохо. Он покрутил в руках конверт. Новости из дома? Мама переживает и просит вернуться? Или это от отца. Последнее предположение заставило Тони похолодеть. Он сломал сургуч.

Строгие прямые буквы. Крупный почерк. Подчеркнуто холодный и отстраненный тон. Так мог писать только отец Тони. И только своему сыну. Еще начиная читать письмо, Тони понимал, что отец делает еще одну глупую попытку перевести Тони в штаб, подальше от боевых действий.

– Нет, отец, тебе не получится затащить меня в пыльный и душный штаб, – рассмеялся Тони, нервно скомкивая письмо.

– Тебе лучше среди пыли и духоты шерфской пустыни? – раздался веселый тонкий голос за спиной. Тони, не оборачиваясь, узнал Оливера.

– Оливер, будь здоров. Есть что-то новенькое для моих ушей? – шутливо приветствовал знакомого капитана разведчиков Тони.

– Твои уши хотят узнать мои сведения быстрее, чем полковник?

– Да брось, расскажи. Полковник не подзаправит тебя отличным бренди. Что там ты такого высмотрел со своими разведчиками?

– Бренди? И давно у тебя порочные связи со спиртным? Это точно Тони? – Оливер начал сосредоточенно разглядывать мундир Тони.

– С тех самых пор, как моим другом стал разведчик со склонностями к алкоголизму. Рассказывай быстрее, с меня две бутылки. – Капитан внутренне скривился, но внешне остался невозмутимым.

– Ничего хорошего для наших солдат, Тони. Многочисленные силы идут в направлении старой столицы. Шерфы объединились в могучую армию, а это для них не характерно. У кочевников не меньше трех тысяч всадников в авангарде, и за собой они ведут стрелков…