Скука. Вот истинный враг Совершенных. Не болезни, не голод, не враги. Тотальная, всепоглощающая, разъедающая изнутри скука. Мы победили смерть, подчинили природу, изгнали из своей жизни все неприятное, все случайное, все настоящее. И в этой вакуумной упаковке вечного блаженства мы медленно умирали от духовного голода. Игры Алого Рассвета были моим ответом. Моим гениальным, чудовищным противоядием.

Я коснулся одного из интерфейсов, увеличив изображение. Сектор семь. Грязь, убожество, примитивная борьба за кусок пластика с гнилой органикой. Я наблюдал, как одна из них, Клара, прижималась к бетонной плите. Глаза дикого зверька, полные страха и злобы. Прекрасно. Именно это нам и было нужно. Не предсказуемость дрессированных солдат вроде того животного из Третьего Сектора, а дикий огонь отчаяния.

Мой палец скользнул к другому окну. Сектор три. Там как раз начиналось небольшое представление. Дон. Идеальный продукт своей среды. Мускулы, инстинкты, нулевая рефлексия. Полезный инструмент в определенных сценариях. Предсказуемый в своей прямолинейности. Но публика обожает таких – примитивных, яростных, сексуальных в своей животности. На них можно делать ставки, не рискуя ошибиться.

Я откинулся в кресле из синтетической кожи, которое идеально повторяло контуры моего тела. Мой взгляд упал на центральный экран, где в режиме реального времени транслировалась церемония объявления номеров. Мой заместитель, молодой и кретин, зачитывал заученный текст о «Милосердии» и «Шансе». Его голос резал слух фальшивым пафосом. Невыносимо.

Я легким движением пальца отключил его микрофон и активировал свой. «Коррекция к объявлению, обитатели Секторов». Тишина в эфире стала абсолютной. Я представил их лица – испуганные, ошалевшие. Они ждали завтра. А я подарил им сейчас. Первый сюрприз. Первая ломка шаблона. Игра начинается не тогда, когда мы скажем, а когда я решу. «Система уже ведет подсчет. Номера будут объявлены немедленно. Приготовьтесь». Я наслаждался этим моментом. Моментом абсолютной власти. Я был дирижером, а весь мир – моим оркестром, замершим в ожидании палочки. Последовали цифры. Бездушный электронный голос, произносящий судьбы. Я наблюдал за реакциями. Истерика. Радость. Отчаяние. Такой насыщенный, такой… настоящий коктейль эмоций. Я почти физически ощущал его вкус на языке – горький, острый, пьянящий.

И вот он. Номер семь -девять -ноль -три -ноль -один. Клара. На ее лице было написано чистейшее, неподдельное неверие. Идеально. Я увеличил изображение, поймал крупный план ее глаз. Да, в них было что -то помимо страха. Любопытство? Интеллект? Возможно. Интересно будет это проверить. Развить. Или сломать. Оба варианта казались совершенными.

Я активировал луч целеуказания для команды извлечения. Ослепительный конус света, выхватывающий ее из грязи, как алмаз из навоза. Поэзия. И не удержался. Я включил личный канал, мой голос должен был дойти только до нее, сквозь грохот и хаос.

– Добро пожаловать на Игры, Клара. Не разочаруй меня.

Пусть запомнит. Пусть с самого начала поймет, что внимание богов – штука индивидуальная и очень, очень опасная.

Я переключился на канал Третьего Сектора. Как раз вовремя. Мой будущий гладиатор, Дон, вовсю развлекался с местной фауной. Примитивно, но эффективно. Публика на стадионах Элиума уже начала делать ставки. Я видел, как на его биометрию реагируют дамы из высшего света – учащенное дыхание, вспотевшие ладони. Их возбуждала эта грубая сила. Как вульгарно. И как предсказуемо.

Его извлечение было сопряжено с некоторым… внеплановым действием. Пришлось применить ультразвуковой импульс, чтобы отогнать тварей. Порча имущества. Но зрелищно. Очень зрелищно. Я позволил себе появиться перед ним. Голограмма. Белый костюм на фоне кровавой бойни. Идеальный контраст.

– Поздравляю, боец. Ты только что выиграл в лотерею.

Его ненависть была почти осязаемой даже через экран. Грубая, необузданная, примитивная энергия. Он смотрел на меня так, словно хотел разорвать зубами. Прекрасно. Ненависть – отличный двигатель. Она заставит его драться яростнее, что сделает шоу только зрелищнее. А в финале, когда он будет повержен, его крах будет сладок, как ничей другой.

Когда его парализовали и поволокли в сфероид, я не удержался от последнего послания.

– Впечатляющая демонстрация, Дон. Отдохни. Тебе понадобятся силы. Твои личные агонии только начинаются.

Пусть боится. Страх – лучший соус к мясу.

Я отключил все интерфейсы. Кабинет снова погрузился в тишину. Я подошел к окну и смотрел на искусственный закат, который кто -то из техников выставил сегодня на «оптимальное эстетическое восприятие». Клара. Дон. Две противоположности. Огонь и камень. Инстинкт и ярость. Мне предстояло столкнуть их, наблюдать, как они будут искрить, испепелять друг друга… или, что было бы куда интереснее, найдут неожиданный способ сойтись.

И я буду там. Режиссер этой пьесы. Кукловод, дергающий за ниточки. Я дам им надежду. Я дам им вожделение. Я дам им ненависть. А потом отниму все и посмотрю, что от них останется. Игры Алого Рассвета были не просто развлечением. Они были единственным островком реальности в этом море лживого совершенства. Единственным напоминанием о том, что такое боль, страх, ярость, желание. О том, что такое – быть живым. А я был тем, кто держал в руках ключ от этой реальности. Богом, который дарует не жизнь вечную, а несколько мгновений настоящей, яркой, кровавой агонии.

Я улыбнулся своему отражению в стекле. Шоу начиналось.

Сознание возвращалось обрывками, как сигнал сквозь помехи. Яркий, режущий свет сквозь веки. Мягкость под спиной. Не грубый камень, не холодный металл. Что -то неправильное. Я зажмурилась сильнее, пытаясь поймать остатки тьмы, запах пепла, скрип песка на зубах. Но вместо этого в ноздри ударил странный, чужой аромат. Сладковатый, цветочный, настолько чистый, что аж тошнило. Воздух был влажным и теплым, он не царапал легкие, а обволакивал их, как невидимый бархат. Я рискнула открыть глаза – и тут же захлопала ресницами, ослепленная. Потолок над головой был не из ржавого железа и не из осыпающегося бетона. Он был высоким, гладким, матов -белым, и от него исходил ровный, рассеянный свет, без единого источника. Как небо в ясный день, но без солнца.

Я лежала на чем-то невероятно мягком. Кровать. Настоящая, огромная кровать с белоснежным бельем, которое пахло… ничем. Абсолютной, стерильной чистотой. Я отдернула руку, будто обожглась. Моя кожа, вечно покрытая слоем грязи и сажи, казалась здесь кощунственным пятном. Паника, острая и звериная, сжала горло. Где я? Что это за место? Я резко села, и мир на мгновение поплыл. Голова была тяжелой, мысли – ватными. Наркоз. Меня усыпили. Память нахлынула обрывками: луч света, грохот, холодный голос… «Не разочаруй меня». Элиум. Я в Элиуме.

Сердце заколотилось где -то в основании горла, учащенно и громко, словно барабан, отбивающий такт моего ужаса. Я была не в раю. Я была в клетке. Роскошной, стерильной, но клетке. Комната. Это была целая комната. Для меня одной. Стены – пастельного, успокаивающего цвета. Мебель – плавные, обтекаемые формы из какого -то теплого на ощупь материала. Ни пылинки. Ни соринки. Ни единого признака того, что здесь кто -то жил до меня.

Мое тело дрожало. Я сползла с кровати, и мои босые ноги утонули в чем -то мягком и пушистом. Ковер. Я отпрыгнула от него, как от раскаленного железа, и прислонилась к холодной стене. Дышать стало трудно. Эта тишина… она была оглушительной. Ни ветра, ни криков, ни скрежета металла. Только тихий, едва уловимый гул, словно где -то далеко работал огромный механизм.

Я осмотрела себя. Мою грязную, рваную одежду куда -то дели. На мне было что -то вроде халата – просторное, серое, безликое одеяние из мягкой ткани. Оно было чистым. Чистым! На моей коже не было привычного слоя липкой грязи. Меня вымыли. Пока я была без сознания.

Меня пронзил приступ отвращения и унижения. Они делали со мной что хотели. Как с вещью. В углу комнаты я заметила дверь. Не люк, не проем, завешенный брезентом, а идеальную, гладкую плоскость без ручки. Я подошла, и она бесшумно растворилась в стене. Внутри была маленькая, вся сверкающая кафелем и хромом кабинка. Туалет. Душ. Раковина с зеркалом.