— Да. Было уже такое, что он просил следить за кем‑то. И ты знаешь, Леонид, это точно не оказалось напрасным шагом с нашей стороны.

Мещеряков тут же рассказал о той ситуации, которая у них когда‑то с группировкой Володина возникла. И том разгроме, который они ей устроили.

— Значит, к мнительности он не расположен, — сосредоточенно кивнул начальник.

— Ивлев? К мнительности? — рассмеялся Мещеряков. — Более хладнокровного человека я, наверное, не видел, несмотря на его юный возраст. Я думаю, если метеорит упадёт и пол‑Москвы будет в руинах лежать, вот тогда, может быть, Ивлев и задёргается. А так… Ты же сам видел на нашем мероприятии в «Полёте», как после хвалебного выступления Захарова все на него волком стали смотреть. И что, его хоть капельку смутило это? Нет. Встал и спокойно себе выступил, красиво. Резко поправил для себя ситуацию после этих похвал шефа. Так что да, Ивлев не будет дёргаться по пустякам, зато все серьезные ситуации отслеживает. Это у меня твёрдое такое представление сложилось.

— Ну а как с точки зрения слежки, Юрьич? Наши бойцы не подведут? Не спугнут эту дамочку? — спросил его начальник.

— Ну тут, Евстафьич, тебе надо самому на них в деле посмотреть, — развёл руками Мещеряков. — Что сам умел, то им смог передать. Но сам я слежкой в милиции, когда работал, почти не занимался. Быстро вырос, на другие дела бросили.

— Вот, кстати, да, и прекрасный повод — посмотреть на них в деле, — согласно кивнул Леонид. — Ну что же, давай проработаем план. Нужно проследить — так проследим. Эх, жаль, что в государственные структуры никак нельзя обращаться. Есть у нас, понимаешь, специалисты, которые за пару часов пробили бы всё по этой дамочке. Если что, тут же её обратно в Берлин бы и выперли.

— Ну да, глупо было бы с нашей стороны внимание КГБ к Ивлеву привлекать, — согласился с ним Мещеряков, довольный тем, что Леонид сам поднял эту щекотливую тему.

Ну и тем, что новый начальник правильно понимает расставленные приоритеты. Организация прежде всего, нечего за старые представления цепляться.

— А с другой стороны, — покачал головой Леонид, — и нет большого смысла привлекать серьёзные структуры к этому делу. Потому что, если действительно эта девчонка на Штази работает, никто же не будет арестовывать агента дружественной разведки. По попе нашлёпают, максимум, и в Берлин её вышлют обратно, да выскажут возмущённо всё на самом высшем уровне немецким разведчикам. Тут может быть только один интересный случай — если она из ГДР, но на самом деле на разведку ФРГ работает. Но если мы что‑то вот такое выясним, то тут уже не знаю, что и делать. Придётся уже по этому поводу с шефом советоваться. Непосредственно западную шпионку на свободе оставлять не хотелось бы… Много вреда стране может принести.

Мещеряков хотел уже было сказать: «Да какое дело западногерманской разведке может быть до Ивлева?», но тут же сообразил, что ему ответит Леонид: «А какое дело гдр-овской разведке есть до Ивлева? Потому как если одной разведке дело есть, то почему не предположить, что и у другой интерес может объявиться?»

— Значит, Захарову сейчас не будем сообщать? — спросил Мещеряков.

— Да нет, сообщу, конечно, при ближайшей встрече, — сказал Леонид. — Но экстренную встречу ради такого точно устраивать не стоит. Рассмотрю вместе с другими вопросами. Шеф же вряд ли запретит нам за этой девчонкой последить, правильно?

— Да нет, конечно, не запретит, — согласно кивнул Мещеряков. — В этом плане он мне всегда большую волю давал.

Бельгия, Брюссель

Диана снова вернулась в привычный мир показов и рекламы — словно не уезжала никуда в Японию и на Кубу. Но, слава богу, она чувствовала себя очень хорошо отдохнувшей.

И онсэны в Японии, и кубинский пляж, да и удивительным делом — кубинское стрельбище — вдохнули в неё море энергии. Она буквально чувствовала себя посвежевшей, отдохнувшей и очень радовалась тому, что грамотно загорала на территории Кубы, не спалив свою нежную кожу, но приобретя достаточно модный оттенок лёгкого загара.

Они отработали с Марией в Лондоне, после чего тут же переместились в Брюссель.

Одна только вещь беспокоила Диану: Мария по‑прежнему вела себя достаточно странно, как и при той первой встрече в Больцано после приезда из Японии. Ещё недавно это была достаточно лёгкая в общении женщина, бывшая постоянно в прекрасном настроении, шутившая, подбадривавшая её, внушая ей оптимизм, даже если что‑то шло не так с точки зрения самой Дианы.

А сейчас вдруг роли резко поменялись: Мария раскисла так, что самой Диане приходилось то и дело её подбадривать.

Влюбилась она, что ли? Но что тогда молчит, как партизан? — раздражённо думала Диана. — Ну и если даже влюбилась, ну встреться ты с мужиком, да решите вы всё между собой. Есть у него какие‑то чувства к тебе — так идите дальше. Явно же не может быть тут какого‑то стеснения, учитывая, что Марии уже тридцать пять лет так точно. Поздновато стесняться как подростку…

Ещё один странный момент: Мария вдруг начала очень сильно интересоваться тем, чем занималась Диана в Советском Союзе.

Она начала расспрашивать её про город, где она жила, про мать, про отца, других каких‑то родственников, друзей. Интересовалась, как она проводит время с семьёй, что у неё с учёбой и так далее.

А ведь при одной из первых встреч, когда узнала, что она из Советского Союза приехала, то максимум пару вопросов тогда ей задала. Да и всё на этом. Видно было, что ей не очень‑то и важно, откуда на самом деле Диана.

Ну, ещё Диана вспомнила, было тогда ещё несколько вопросов и по Ливану тоже у нее. Впрочем, они быстро закончились, когда Мария поняла, что по Ливану Диана не сильно большой специалист. Выяснилось, что Мария, как это ни удивительно, уже больше по нему что‑то знает, пообщавшись с Тареком и Фирдаусом, чем сама Диана.

В общем, странно всё это было очень. Но больше всего Диане это не нравилось потому, что это было ещё и непрофессионально. Мария вдруг вылетела из своей привычной роли мудрого и умного наставника. Да ещё и саму Диану постоянно расхолаживала своим поведением.

А ведь они тут с ней не какой‑нибудь ерундой занимаются. Они закладывают будущее империи Эль‑Хажж, в которой Диана теперь не просто жена одного из ключевых членов семьи, а ещё и крупный акционер.

В конце концов Диана, не выдержав, строго поговорила с Марией и воззвала к её почти утраченному профессионализму.

И вроде бы как это помогло. Мария тут же собралась, признала, что как‑то она расклеилась к концу года, заявила, что, наверное, надо тоже отдохнуть, как Диана. Спросила даже, как ей понравилось на Кубе и стоит ли ей тоже туда съездить на отдых.

И после этого разговора с ней стало работать почти как раньше. Она явно взяла себя в руки. Испугалась, наверное, что Диана на неё Тареку пожалуется или Фирдаусу.

Но всё же это было почти как раньше, а не так же. Прежней концентрации, нацеленности на успех и напористости у Марии уже не было. И, что хуже всего, она так и не призналась, что же её так отвлекает от дела.

Если это и потом, после каникул, будет продолжаться, когда мы вернёмся к турне, — решила Диана, — переговорю всё‑таки с Тареком. Похоже, нам понадобится кто‑то на замену. А то отвлекаться на всякую ерунду я и сама прекрасно умею. Мне нужен кто-то, кто будет помогать держать концентрацию на бизнесе. Пахать надо как лошадь, в особенности с учётом моей длительной кубинской и японской отлучки. Чем она, интересно, в моё отсутствие занималась, что настолько утратила концентрацию? — с негодованием думала Диана.

Также она время от времени думала о том, что скажет майору Артамоновой, когда приедет после рождества в Москву.

Диана сильно опасалась, что Артамонова будет её крепко ругать за то, что она, сразу как узнала о том, что за ней бегают французские спецслужбы, немедленно не сообщила ей об этом.

Но затем она вспомнила слова Пашки, сказанные уже очень давно, о том, что прежде всего важна её безопасность, а не чьи‑то там хотелки в Москве. И успокоилась: с этой точки зрения всё правильно она делает.