* * *
Москва, квартира Ивлевых
Часов в десять утра мне Сатчан позвонил.
— Слушай, завтра у нас снова появились желающие твою очередную лекцию послушать на заводе «Полёт», — сообщил он мне. — Как, найдётся у тебя тема подходящая? Может, про Кубу что‑нибудь там расскажешь людям дополнительно?
— Ну почему нет, смогу, конечно, — ответил я.
— Ну вот и прекрасно. Мне там сказали, кстати, что ты свои книги сам забрал. Ну, значит, хоть раз по этому поводу нам тревожиться не придётся.
Поговорили еще пару минут и попрощались.
Так, значит завтра у нас совещание группировки. А я ещё на две точки своих так и не съездил. Забегался со всеми этими делами.
Значит, сразу после Верховного Совета и радио еду туда. Пообедать ещё надо успеть в промежутке… А если вдруг пару часов свободных останется, спецхрану их посвящу. А то что‑то ритм жизни стал такой насыщенный, что лучше заранее для следующего доклада для Межуева подстраховаться с материалами…
Быстро добрался до Верховного Совета. Отдав обе копии доклада, сразу же забежал ещё и в Комитет по защите мира. А то Костян мне, когда с ним общались, намекнул, что Ильдар, узнав, что я заходил, когда его не было, очень расстроился, что я его не застал.
Ну что же, решил заскочить тогда и поздороваться. Всё же он за моими парнями присматривает, так что надо с ним хорошие отношения поддерживать и дальше.
В этот раз Ильдар был на месте, очень мне обрадовался, как и булочкам, которые я принёс с собой из буфета. Я туда специально забежал, а то с него сталось бы Марка отправить в буфет за мучным, а мне такого уважаемого человека, которому я искренне симпатизирую, гонять по буфетам, конечно же, не хотелось бы.
Буквально пару минут расспросив меня по поводу того, как я съездил на Кубу, Ильдар сказал, что видел уже мою статью с интервью Фиделя Кастро.
Я на всякий случай, правда, тоже сказал:
— Это было не интервью, а просто беседа, которую по возвращении мне велели сделать всё‑таки в формате интервью.
Но его этот момент совсем не интересовал. Он тут же перешёл к наболевшему вопросу о том, что надо бы очередной выезд группы молодёжного общественного контроля куда‑нибудь организовать.
— Уж больно хорошо начальство реагировало на предыдущие выезды и отчёты по ним, — многозначительно взглянув на меня, сказал он.
Вспомнив, что у меня имеется еще одно письмо на подходящую для проверки тему, пообещал посмотреть, что у меня там есть, и в течение недели ему об этом сообщить.
Спешить особо не буду. Чем позже передам ему эту информацию, тем позже начнём по ней действовать. И тем позже понадобится какая‑нибудь новая тема для проверки. А то ему же всегда мало… Вот же карьерист завзятый… Видит, что это направление так начальству зашло, и спешит как можно больше рейдов провести общественного контроля…
Поехал на радио. Там с Николаевым отработали ударно. Сработались мы с ним, конечно, уже великолепно, с полуслова друг друга понимаем.
Он меня в этот раз даже поблагодарил за то, что я нормально отношусь к тому, что он меня перебивает периодически, чтобы свои пять копеек вставить. Сказал, что некоторые маститые граждане, в особенности всякие почётные академики, очень негативно на это реагируют.
А ведь если у него ни слова не прозвучит в передаче, кроме вступления и завершения, начальство же не поймёт, чем он вообще занимался на ней, пожаловался он мне. И сказал, что очень рад, что со мной никогда никаких проблем с этим не возникает.
Я ему в ответ тоже заслуженный комплимент сделал, что он обычно всё по делу говорит, не какую‑нибудь там ерунду несёт. Тем более я прекрасно понимаю специфику работы на радио ведущего передач, и что молчать ему противопоказано, даже если кто-то на передаче прямо соловьём заливается так, что заслушаешься…
В этот раз Николаев, кстати, действительно неплохо подготовился по всем трём темам, так что отработали одной командой без единого затыка.
Только между второй и третьей передачей пришлось побольше перерыв сделать, а то у меня голос начал уставать. Так это ещё хорошо, что я на машине на радио приехал. А если бы ещё подышал морозным воздухом, пользуясь общественным транспортом, то не факт, что голос бы достаточно восстановился после второй передачи, чтобы третью красиво записать, а не переносить её на другой раз.
Ещё он меня малиновым вареньем угостил, с гордостью сказав, что это его мама варит. Похвалил варенье. Спросил также, варит ли его мама земляничное. Он намёк понял, с улыбкой пообещал на следующую нашу встречу и земляничного варенья принести баночку.
Закончили записывать передачи с Николаевым. И тут же Латышева к нам заглянула:
— Ой, Павел, не хотела вам мешать, но и боялась упустить. А то ж там уже два мешка писем скопилось, которые в ваш адрес прислали.
Вспомнил, что меня как раз и Гусев по этому поводу спрашивал. Так что, конечно, тут же пошёл за ней и забрал эти самые два мешка. Да, комсомолкам в МГУ из группы Гусева по разбору писем тут надолго хватит материала…
Решил, что письма Гусеву в четверг уже закину. А то сейчас к нему заедем — и не факт, что успею ещё хоть на одно предприятие заехать тоже. Мало ли, у него какая‑то беседа ко мне имеется.
Да и друзей могу встретить. Дело приятное, конечно, но, учитывая, сколько с ними не виделись, обязательно придётся в столовку идти, взять там кофе со сладким, да поболтать как минимум часик. Нет, этим тоже завтра займусь. Сегодня со временем большая напряжёнка.
Да и, кстати говоря, к Гусеву мне лучше ехать после того, как я с Захаровым по поводу него переговорю, и он подтвердит, что именно от него сигнал поступил о происках парторга МГУ. Если так оно и есть, то надо будет занести ему какой‑нибудь хороший презент. Он явно будет этого ожидать.
В очередной раз вспомнил про ящик с элитным кубинским ромом от кубинского посла. Да, хорошо, что подарок у меня уже тоже на примете имеется.
Успел съездить на оба предприятия, и даже пообедать между этими поездками. Оба раза без звонка приехал, поговорил с директорами, и с главбухами, и с главными инженерами. Опять же, главбухи и главные инженеры меня интересовали с той же самой точки зрения: годятся ли они на то, чтобы предложить им работать на Захарова по другим предприятиям?
Всё же пришёл к выводу, что надо пока что остановиться на тех кандидатурах, которых я уже выбрал. Вот если с ними что‑то не получится, тогда и буду разыскивать запасных.
Но на спецхран сил уже не осталось. Как-то вымотался не на шутку от такого графика. Да и три передачи на радио много сил выпили, это только кажется со стороны, что сидишь в комфортной позе и просто болтаешь. Попробовал бы кто вот так полтора часа «поболтать», зная, что потом десятки миллионов людей твой голос услышат. А также и глупость твою заметят, если, не подумавши, что-то не так ляпнешь…
Так что поехал домой…
Захожу в квартиру, а Валентина Никаноровна и говорит мне уважительно:
— Павел, а вам лично главный редактор «Труда» звонил. Ландер Генрих Маркович. Велел ему перезвонить, как только вы появитесь. Сказал, что сегодня до семи вечера будет на работе.
Глянул на часы. Ну да, ещё вполне себе вписываюсь. Интересно только, что там у него за вопрос…
Снял с холодильника записку, на которой Валентина Никаноровна для меня заботливо и телефон Ландера записала.
Впрочем, конечно, это оказался телефон его секретарши, которая, видимо, предупреждённая главным редактором, тут же переключила связь на него. Ну, этот-то телефон у меня и самого в блокнотике имеется…
— Павел, здравствуй! А как так вышло, что я от Громыко узнаю, что ты мне не всё из своих разговоров с Фиделем пересказал? — сказал Ландер полным негодования голосом. — Он, понимаешь, выглядел очень разочарованным, что человек такого уровня, как я, ничего об этом не знает.
Показалось мне сразу, что голос у него также какой-то странный… Как-то он не четко слова выговаривает… Вот же бухарик… Накидался к концу рабочего дня.