Терпение покидает его быстро. Желваки ходят ходуном под скулами.

- Ты и фирму хотел купить, чтобы я не сбежала?

– Да, млять, я хотел купить фирму, потому что она важна для тебя. Мне она не сдалась, но я виноват перед тобой. Я не знал, что это ты та самая сука-бывшая, про которую моему адвокату со слезами втирал Солоницкий!

- Я думала, ты работаешь честно. Ты мог просто сказать, чтобы я не тешила себя надеждами. Дура, - выдыхаю.

- Что? - он полосует меня темными взглядом карих вишен.

- Дура, я думала, что мы сможем нормально общаться ради твоих дочек. Но ты черствый! Закостенелый... – упираюсь в него взглядом.

- Кто? Мудак? - легкая улыбка пронзает твердые мужские губы, а руки тянут меня к себе.

Вырываю руку.

Ребров вдавливает мое тело в грудь, прямо в машине, перед подчиненным и водителем.

- Дома сможешь мне высказать все, когда дети уснут. Нянька Снежана, - смеется адвокат.

Разговор был бы окончен. И с господином адвокатом у нас уже все было бы решено, если бы не… тест с двумя полосками, о котором он еще не знает.

Снежана

Дом наполняется жизнью и движением, как только машина адвоката появляется во дворе.

Я вижу солнышек, они прыгают от радости и строят смешные рожицы нам с Ребровым, когда мы идем к дому.

Андрей растягивается в улыбке, любуясь любимыми дочками.

- Если ты хочешь знать, то на биологическую мать они совсем не похожи. Да и она теперь сменила профиль и стала сурмамой.

Я молчу, легко киваю и запахиваю шубу. Снег лепит по большим окнам, а Ребров поднимает воротник пиджака.

- А еще она замужем. И я к ней не с кольцом ездил, а по важному делу, - процедив сквозь зубы, добавляет.

- Для меня важно то, что девочкам уже хватит одной мамы, - интонационно выделив слово «мама», которого недостойна жена Андрея.

- Она даст показания, что девочки от ее яйцеклетки. Я лишу Полину родительских прав и буду воспитывать девочек сам. То есть, вместе с тобой... О, все, тишина, - говорит Ребров, спохватившись.

Двери распахиваются, и нам навстречу вылетают солнышки. Они бросаются на шею отцу, но быстро переключаются на меня и вешаются на меня, ласково льнут, как котики.

- Снезынка ушла от муза? – спрашивает, нахмурившись, Лера.

- Ты ее спас, папочка? – с тревогой добавляет Ксюша.

Андрей поднимает их на руки. Прикладывает палец к губам, чтобы крохи не тараторили.

- То, что вы стали лучше произносить буквы, это плюс. Хвалю вас, солнышки. А то, что лезете во взрослые дела – большой минус! – делает строгую интонацию.

- Но Снезынке нузна помощь! Мы ее не отдадим музу, - хмурится Ксения.

- Никто никуда не уходит, во-первых, - отпуская детей возле лестницы. – Во-вторых, мужа я победил. Почти.

Андрей врет, конечно. Пиррова победа.

Архип успел продать фирму, успел облапошить меня, а я верила, жила с ним. От осознания, какой была дурой, становится плохо внутри.

Потом, вдруг, ко всему добавляется приступ тошноты и плохо уже реально. Я бледнею, потом зеленею, как ощущается.

Ребров скидывает вещи и кладет на диван в гостиной, а я снимаю шубу и убегаю в туалетную комнату.

- Снезынка болеет, - грустно говорит Лера.

- Я не буду аблакатом, я буду врачом. Ее нужно лечить, - говорит следом Ксюша.

Но остановить крошек не могу. Да и нужно ли? Все равно, долго скрывать токсикоз, который начался на ранних сроках, не смогу. Андрей узнает.

Андрей

- И давно это с ней… происходит? – мягко выдавливаю, уточняя у моих мини-следователей, которые все-все в доме знают.

Одинаковые малышки-солнышки с белыми кудряшками только разводят ручками.

- Она точно болеет! Снезынка купила столько гладусников! Ужас! – прикладывает ручки к лицу Лерочка.

- Что за градусники? – выгибаю брови от информации.

- Синие с белым, в колобках! - чуть не плача сообщают дети.

- Ясно, что ничего не ясно. Не переживайте, я покажу ее лучшему доктору. А вы давайте-ка, с Мартой пока посидите, - встаю и отвожу принцесс наверх, в детскую.

«С ней все будет хорошо?» - подняв на меня чистые глазки спрашивают крохи.

Успокаиваю малышек. Но подозрения буравят голову.

- Что ж там за градусники сине-белые? - чешу затылок.

Пока Снежинка приводит себя в порядок на первом этаже, в ванной, позволяю себе вторгнуться на «чисто женскую территорию». И без труда, легко, отыскиваю в ящике в ванной комнате кучу тестов на беременность, старательно завернутых в пакет.

Меня словно током прошибает, на высокий лоб накатывает испарина. Моя Снежа беременна.

- Черт, от Архипа или… от меня? – задаюсь вопросом.

Сам не верю, что Солоницкий может быть причастен. Не хочу, чтобы это было правдой. Хочу, чтобы ребенок был моим. И тогда…

- Лазить по шкафам – это такая адвокатская фишка? – встает за спиной Снежана, с зеленым лицом.

- А молчать, что ты в положении, это бабья блажь или беременные приколы? – резко разворачиваюсь и пронзаю ее тяжелым взглядом.

Она стоит, раскачиваясь от дурноты.

- Я… Хотела сказать, - выдает спокойно.

Смягчаюсь. Не хочу быть тираном и деспотом, как на работе. Дома я позволяю себе быть теперь мягким и спокойным. Не ору на Снежинку, но вся каменеет.

- Прости, я просто не ожидал. Скажи мне, - начинаю, разминая буквы на губах.

- У нас с Архипом несовместимость. Я думала, что бесплодна. Ты же сам наводил справки. А секс… Был уже давно. Я… Андрей, ребенок твой. Но если ты думаешь… - теряя дар речи, пытается выстроить линию защиты Снежа.

В груди все закипает, наполняясь теплом. Я вне себя от счастья.

- Хватит, я верю, - протягиваю к ней руки.

Снежана не спешит ко мне приблизиться, и я сам, первым, делаю к ней шаг.

Мне стоило ей сказать сразу по то, что Солоницкий был моим клиентов и какую именно "помощь" я ему оказал, но я побоялся ее потерять.

– Да, все было нечестно. Но я исправлю то, что можно исправить. Я не знал тебя тогда. Я не хотел, чтобы из-за этого ты уходила. И не хочу тебя отпускать, Снежана, - шумно выдыхая воздух из легких, говорю ей.

Снежа скрещивает руки на груди, продолжая безмолвную оборону.

В ее глазах бегущей строкой читаются вопросы.

"Ради кого он просит меня остаться?"

"Ради малышек или сам хочет быть со мной?"

- Немыслимо, черт! Я распинаюсь перед какой-то нянькой без денег и без жилья! – смеюсь, забираю ее в объятия и припечатываю к себе. Навсегда.

- Я не обижаюсь. Я и правда нянька, без жилья. Глупая и наивная. И я боюсь, что ты обманешь. Но люблю тебя, как никого не любила.

Поставив на весы все «за» и «против» Снежинка меня прощает.

Упирается в мою шею, хлопая сырыми от слез ресницами. Целую ее макушку, потом, не сдержавшись, ловлю губами ее влажные губки.

- Я тебя забираю, навсегда. Больше никаких «вы», есть только «мы»! Поняла?

Мы выходим из ванной, и, будто подгадав момент, мне звонит Зотов-Котов.

Включаю громкую связь, чтобы Снежа все слышала.

- Андрей Сергеевич, извините, что отвлекаю. Но вы не сказали самое главное: когда мы переоформим фирму Солоницкого? Я рад быть ее хозяином, но… совестно, как-то. Она все-таки ваша.

- Спасибо, Олег. Но она не моя. Агентство «Праздник и Ко» принадлежит Снежане Владимировне.

Снежа все понимает без слов. Искры радости и облегчения играют в ее радужке. Она наклоняется ко мне и говорит простое, но огненно-горячее: «Андрей, я тебя люблю!»

Все, что мог я исправил.

Мужчина – это поступки, и, вроде бы, у меня получилось поступить по-мужски в нашей ситуации.

- Без слез, Снежа. Плакать беременным разрешается только от счастья, - вытирая мокрые капли на ее щеках.

- Я счастлива, - шепчет.

Целую и вихрем в коридор врываются наши малышки.

- Ты сто ее ластроил?! - сердито говорят мне крохи.

- Нет, папа меня спас. Он вернул мне фирму и победил злого мужа, - смеется Снежинка, стряхивая слезы.