– Ага, так мы и поверили, – язвительно бросает Рост.
– Я пилот, ваша честь. Лидия убирала жилище в мое отсутствие. А сейчас она работает у меня няней. Вот наш договор, там указана сумма заработной платы. Лидия Павловна оформила самозанятость и…
– Ваша честь, это же полная чушь, – всплескивает руками Елена Васильевна. – Любовник хочет выгородить свою… потаскуху.
– Протестую, – твердо произносит Вадим Семенович. – Я не позволю безосновательно оскорблять мою подзащитную.
– Я делаю вам замечание, Елена Васильевна, – говорит судья. – Лидия Павловна, где вы сейчас проживаете?
– Я снимаю дом, копия договора аренды находится у адвоката. К тому же я подрабатываю ветеринаром в приюте. Ваша честь, я очень люблю сына и была уверена, что никогда не попаду в такую ситуацию. Дело в наследстве, которое оставил мне отец Елены Васильевны. Согласно завещанию, я не смогу принять его, будучи лишенной материнских прав. Но я… Я готова отказаться от наследства и денег ради Ванечки.
Повисает напряженная, вязкая тишина… Вадим Семенович тактично молчит, а Волгиным, очевидно, и сказать нечего.
– Кто-то может подтвердить, что вы ухаживали за покойным Василием Волгиным? – уточняет судья.
– Наверное, нет… Волгины не станут, а…
– Да, – поднимается с места Дарина.
Что? Она, конечно, знала, что я ухаживаю за дедушкой Ростика, но самолично не видела этого.
– Дарина Ревенко – подруга и коллега Ростислава Волгина. Ваша честь, я много раз подвозила Лидию к дому, где проживал Василий Волгин. И слышала, как Ростислав Антонович хвалил Лидочку моему мужу – Павлу Ревенко. Из всех Волгиных за стариком ухаживала только Лида. Почему она не может принять заслуженное наследство? Разве это справедливо?
Господи, ну, Дарина дает… Никогда она меня не подвозила, но вряд ли судья будет так глубоко копать…
Глава 39
Лидия.
В груди разрастается дыра отчаяния и тоски. Бездонная и черная, она подчиняет меня, затапливает с головой. Я уже ничего не слышу – язвительных комментариев Волгиных, тихого шепота судьи, переговаривающегося с секретарем, глуповатых возгласов тетки из опеки…
– Объявляется перерыв на полчаса.
Меня ощутимо потряхивает. Качает, словно я нахожусь на палубе корабля. Передвигаюсь с трудом. Я будто в невесомости. Барахтаюсь, как букашка, зная, что мои старания ни к чему не приведут…
– Лида, прошу тебя, милая… Давай выйдем на воздух.
Голос Тимура вырывает из задумчивости. Его сильные, крупные ладони мягко сжимают мои плечи, наполняя теплом и жизненной энергией. Медленно прихожу в себя и переспрашиваю:
– Он больше ничего не сказал? В ушах шумело, я ни черта не слышала.
– Нет. И не сказал бы. Я уверен, что судья не ограничится одним заседанием.
– То есть нас нельзя развести? – уточняю я, ища взглядом Вадима Семеновича.
– Можно. По остальным пунктам дело требует проверки. Лид, пойдем в кафе через дорогу. На тебе лица нет.
– А где Вадим?
– Пошел вслед за судьей. Это нормальная практика. Может, удастся что-то решить?
– Судья не похож на того, кто договаривается с адвокатами. Ладно, Тим…
– Идем. Не смотри на них, – бормочет он, поглядывая на Волгиных, важно шествующих к выходу.
Дарина и Сонечка убежали на дежурство после своего выступления.
Со мной только Тимур… Ума не приложу, что заставляет его возиться со мной? Утренние слова, как по волшебству всплывают в памяти… Я волную его. Волную… Что он имел в виду? Нравлюсь? Тогда почему он не проявляет ко мне мужского интереса? Помогает с решением проблем, но так ведь может поступать и друг?
Порывы ветра взвивают пряди и поднимают подол моей юбки. Спешно поправляю одежду и улыбаюсь, испытывая неловкость. Уверенность исходит от Тимура волнами. Я ее на расстоянии чувствую, как и аромат его туалетной воды с пряными нотками…
Он крепко сжимает мою кисть, когда мы переходим дорогу. Не боится, что наш совместный променад запишут на камеру Волгины или кто-то другой…
– Тим… Отпусти, – вырываюсь я.
– Лид, хватит уже. Ничего они не сделают. И судья не идиот. Поверь мне, он не станет осуждать тебя, опираясь на их бредни. Какое будешь пирожное? Или перекусим? – улыбается он, не выпуская моих дрожащих пальчиков из рук.
– Штрудель, – выдыхаю я. – Тим, я умру, если Ванечку заберут. Я… Наверное, я не смогу ничего в себя затолкать. Какая сейчас еда, я…
– Лид, сегодня вас разведут. Причин для сохранения брака нет.
Мы поворачиваем за угол. Тимур резко останавливается, наклоняется и… целует меня в губы. Я ошеломленно ахаю, но не отстраняюсь. Да и как от него отказаться? Ноги будто подкашиваются… Слабею и припадаю к его твердой груди. Раскрываю губы и целую в ответ… Пью его дыхание и жар настойчивого рта, а под моими пальчиками, беспомощно вцепившимся в сильные плечи, ощутимо дрожит его тело…
Что же я делаю, мамочки… Сейчас, когда от впечатления обо мне зависит решение судьи. Да и вообще… Мы стоим посередине улицы. Как школьники, ей-богу…
– Тим, что ты делаешь? Господи… – пьяно бормочу я.
– Ну, мне тебя нужно было привести в чувства. Я не нашел лучшего способа. Прости, если…
– Да нет, все нормально. Спасибо. Я… Я в норме.
Ага… Губы припухшие, волосы растрепанные, щеки горят. Нужно умыться и выпить кофе, успокоиться. А как, если в душе ярким цветком распускается восторг?
Интересно, это была разовая акция? Стараюсь не думать об этом. Тимур заказывает кофе и пирожные, а я убегаю в туалет. Умываюсь, расчесываюсь, припудриваюсь. Поправляю макияж, чувствуя, как вибрирует в сумочке смартфон.
«Я уже на работе, Лидочка. Как у тебя дела, милая? Напиши, как освободишься, ладно?» – пишет Дарина.
«Дарин, он меня поцеловал», – отвечаю, не в силах справиться с эмоциями. Они затапливают душу теплой волной.
«Кто, Лидочка? Тимур?»
«Да. Сказал, что хотел успокоить, но я не поверила».
«Конечно, он наврал. Ты же ему нравишься, Лидочка. Мне это невооруженным взглядом видно. Я очень за тебя рада».
«А я уже боюсь радоваться раньше времени».
«А зря. Приезжай в гости, если получится. Буду рада поболтать».
«Оки. После суда сразу позвоню».
Глава 40
Лидия.
Тимур не испытывает никакой неловкости… С удовольствием ест штрудель, запивает его кофе и открыто смотрит на меня.
А я только и могу, что краснеть и отводить взгляд… Стараюсь сделать вид, что не стесняюсь есть при нем.
Странное дело… мы ведь много раз вместе завтракали и обедали, но такой неловкости я не испытывала.
Тогда он был близкий, но не такой родной, как сейчас…
На разговоры не отвлекаемся. Проглатываем свой кофе и торопливо выходим из кафе. И снова Тимур касается моей кисти, пробуждая тысячи мурашек…
Наверное, я плохая мать, если думаю сейчас не о сыне, а о чужом мужчине? Нет, конечно, я не забыла Ванечку и мечтаю его вернуть, но и простые, плотские чувства мне не нужны…
Вопреки всему я жива… Господи, наверное – это счастье – сохранить в себе крупицы чего-то доброго? Радости, желания жить и любить, помогать и улыбаться? Значит, тоска и боль не все вытравили? Не так уж они и сильны?
В зале суда царит покой. Слышны лишь шорохи и шепот. Воздух будто застыл в летнем мареве, даже пылинки увязли в солнечном луче, льющемся сквозь тонкую полоску жалюзи. Волгины сидят на прежних местах. Садимся рядом с Вадимом Семеновичем. Он кивает и ободряюще сжимает мою кисть. Все, мол, Лидочка, хорошо… Может, ему все же удалось склонить судью на нашу сторону? Или договориться с тетками из органов опеки?
– Встать! Суд идет.
Вскакиваю с места, не в силах справиться с обуревающими меня чувствами.
– Суд рассмотрел показания истца и ответчика и постановил…