– Для меня это новость, – отрезает он.

– Мне жаль, Истон. Сколько раз мне ещё это говорить? Я меньше всего хочу испортить это время, что у нас есть. Когда я спускалась вниз и проходила мимо того чёртова бара, я почувствовала ту же боль. Боль воспоминаний о том, каково это – не знать тебя больше, любить тебя и не быть частью твоей жизни, не знать ничего о твоих буднях и думать, что так будет всегда. Пока я сидела здесь сегодня и ждала тебя, я всё задавалась вопросом, почему сказала то, что сказала, и поняла, что тогда точно определила причину. Я просто не осознавала, что это беспокоит меня до такой степени, что я саботировала то, что должно было стать прекрасным моментом для нас. Так что, ещё раз, пожалуйста, прости меня.

– Звучит знакомо, – саркастически выплёвывает он.

– Хватит вести себя как мудак, – наконец огрызаюсь я. – Нам придётся прощать друг другу чертовски многое с годами, так что привыкай. Такова семейная жизнь.

– Да, и, по–видимому, ты будешь мученицей, которой придётся делать большую часть этого.

– Достаточно, – сжимаю я кулаки. – Ты напуган не меньше моего.

Он устремляет на меня свой обжигающий взгляд. Он всё ещё в ярости.

– Даже если это было ужасное время, чтобы поднимать этот вопрос, ты знаешь, что я права. Ты не всегда сможешь быть рядом, и я с этим согласна, но ты – нет. Тебе больно, потому что это правда.

Я прикладываю ладони к его груди, которая тяжело вздымается, а он смотрит на меня так, что невозможно выдержать. Я убираю руки, понимая, что он не хочет моего прикосновения, и боль от этого отвержения ослепляет.

– Я знаю, что тебе больно, но это моё последнее извинение. Я не сделала это намеренно, но сейчас ты продолжаешь причинять мне боль, целенаправленно, и это не круто. – Пытаясь в последний раз, я поднимаюсь и целую его в губы, но он не отвечает на поцелуй.

– Боже, Истон, не делай этого. Мы можем стереть эту трещину, – шепчу я, – просто, пожалуйста, верни меня на то место, где я была раньше, где я хочу быть, чтобы мы оставались так близки, как только могут быть два человека. – Я целую его вдоль линии челюсти, а он хватает меня за запястья, останавливая моё движение, прежде чем отпустить. Я вздрагиваю от этого ощущения, а его следующие слова вонзаются, как нож.

– Ты права. Сейчас неподходящее время, особенно если ты кажешься мне чужой.

– Истон, мы можем решить это.

– Уже поздно. Давай поспим.

Он отворачивается от меня, щёлкает выключателем лампы, оставляя меня стоять в темноте, где комнату освещают лишь неоновые огни с балкона. Спустя несколько минут я ложусь рядом, а он остаётся на своей стороне кровати, его поза закрыта, пока я поворачиваюсь на свой бок и в последний раз шепчу о своей любви.

Глава

3.

Натали

I Try – Macy Gray

Проснувшись, я обнаруживаю, что Истона нет. Проверив телефон, я вижу сообщение от папы: они ждут нас на завтрак. Я тут же звоню Истону, но он не отвечает. В сердцах я отправляю сообщение:

Здесь наши родители. Можешь, пожалуйста, отложить свою злость на меня хотя бы на время завтрака с ними? Встречаемся в ресторане через тридцать минут.

Ответа нет.

Раздражённо сбросив одеяло, я быстро принимаю душ и надеваю одно из своих любимых новых платьев – кремовый халтер с глубоким V–образным вырезом на спине. Оно похоже на то платье, что было на мне в ту ночь в Далласе, когда я призналась, что падаю, прежде чем мы прыгнули вместе.

Я оставляю волосы вьющимися, но свободно собираю их и накладываю минимум макияжа перед тем, как спуститься вниз. Ожидая, что снова придётся придумывать оправдание отсутствию Истона, к своему удивлению, я вижу его уже сидящим за столом вместе с нашими родителями. Я выдавливаю для них улыбку, целую его в висок с тихим «привет» и занимаю место рядом с ним. Почувствовав, как взгляд Истона скользит по мне, я поворачиваюсь и замечаю в его глазах лёгкое узнавание платья – той ночи – прежде чем он отводит взгляд.

– Вы двое уже пережили ваш спор? – напрямую спрашивает папа, пока я открываю меню, решив позволить Истону всех просветить, раз уж он решил вытащить это к завтраку.

– Боже, Нейт, – журит его мама.

– Ни один человек за этим столом не владеет языком дерьма в совершенстве, – возражает папа. Похоже, у Рида хватило приличия не сдерживать своё обещание «позже», данное папе, или Стелла вселила в него страх Божий. Я бросаю на неё взгляд и получаю ободряющее подмигивание, подтверждающее это. Не могу сдержать лёгкой улыбки.

По правде говоря, я безумно люблю Стеллу и восхищаюсь её силой. Раньше она была для меня образцом для подражания в карьере, но она – нечто большее, чем один из самых уважаемых журналистов мира. Как и моя собственная мать, она яростно защищает своих и остаётся материнской фигурой для всех, кого любит. Качество, которое я надеюсь со временем излучать так же естественно, как это делают они.

– Да, это неловкое дерьмовое молчание не прокатит, – подначивает папа, и его раздражение очевидно. – Что происходит? – требует он ото всех за столом.

– Нейт, – говорит Рид с защищающей предостерегающей ноткой, ради собственного блага, слегка дёрнув подбородком.

– Моя дочь выглядит так, будто вот–вот расплачется, а твой сын с тех пор, как сел, не произнёс и двух предложений.

– Пап... – вздыхаю я, зная, что это может закончиться только одним – плохо.

– Он прав, – Истон швыряет свою льняную салфетку на пустой стол, возвещая о своём скором уходе. – Я никогда не был тем парнем, кто надевает маску, и не собираюсь начинать сейчас.

– Господи, Батлер, – огрызается Рид. – Серьёзно, нельзя было начать с погоды?

– Поскольку мы все знаем, что в Мексике, блять, солнечно, я не вижу в этом смысла.

– Ах, ещё одно дерьмовое шоу, – вставляет Стелла, слегка позабавленная, пока официант ставит перед ней ряд шотов текилы. Она берёт один и опрокидывает его, прежде чем закончить. – Вы двое уже более чем квалифицированы, чтобы вести его, как вам прекрасно известно. В конце концов, в прошлый раз это было ваше шоу, так что не ревнуйте к вниманию, ведь мы все знаем, чем это тогда кончилось.

Оба наших отца проявляют благоразумие, сохраняя молчание.

– Эй, ты, – обращается Стелла к маме, сидящей напротив. – Как насчёт того, чтобы оставить детей разбираться с их собственным беспорядком, а мы повторим вчерашний кайф и продолжим массажем.

Она поднимает ещё один шот и опрокидывает его.

– Ничто не лечит так, как шот с утра. Эй, Нейт–младший, – продолжает Стелла, привлекая моё внимание, – не стесняйся присоединиться к нам, если мой сын станет невыносим.

– Истон, – резко говорю я, когда он собирается встать. – Пожалуйста, прекрати это.

– Прекратить что? Ты, блять, вонзаешь топор кому–то в грудь, Натали. Они не могут это игнорировать.

– Это личное, – выдёргиваю я. – Они приехали сюда, чтобы провести время с нами.

Истон наклоняется над столом.

– Что ж, тогда давайте проветрим, блять, воздух, жена. – Он многозначительно смотрит на всех за столом, пока говорит. – Мы вчера решили сделать вас всех дедушками и бабушками, но после дополнительного размышления ваша дочь передумывает насчёт замужества за музыкантом.

– Что ж, это фейковые новости, муж, потому что я вышла замуж за, блять, рок–звезду, дважды, без малейших колебаний, – огрызаюсь я, прежде чем бросить каждому из них свой собственный многозначительный взгляд. – Он в ярости, потому что боится, что не сможет быть родителем. Стелла согласна, – добавляю я, – твой отец пропустил твои первые шаги и чуть не пропустил твоё рождение. Это обоснованное опасение.

– Господи, блять, – хрипло выдыхает Рид, пока внимание Истона переключается на его родителей за подтверждением. – Это правда?

– Натали, – говорит Стелла, поднимая ещё один шот, пока Рид ворчит о времени суток. Я смотрю на Стеллу, пока она игнорирует его протест, – не лучшее время поднимать то, что я сказала тебе по секрету.