Я киваю и прикусываю губу.

– Видишь, ты к этому готова. Истон – нет.

– Я никогда не заставлю его выбирать. Не заставлю, Стелла, я просто... Боже, он так ранен. Он знает меня. Он знает, что я склонна к переживаниям, планирую...

– Он боится, что ты права, и печальная правда в том, что ты права. Если он не завяжет, или не завяжешь ты, он будет отсутствующим родителем, может, и не настолько, как Рид, но будет. Это неизбежно.

– Что ж, шансы подарить тебе того внука в ближайшее время теперь кажутся призрачными. Он не мог даже смотреть на меня.

– Сможет, и в конце концов он скажет тебе, что ты права. Он не столько зол на тебя, сколько на правду. Быть музыкантом куда менее гламурно, чем кто–либо осознаёт, но теперь вы оба это знаете. Это бесконечные переезды с выступления на выступление, потому что есть люди, которые финансово заинтересованы в каждом из них. Но имей в виду, мой мальчик принял умные решения, прежде чем начать карьеру. Он ни перед кем не отчитывается, кроме тех, кто покупает билеты на его шоу. Он способен остановить любое шоу в любой момент, чтобы быть рядом с тобой и любыми вашими детьми.

Я ловлю сбежавшую слезу.

– Знаю. Это я сказала ему гастролировать, записываться, делать всё, что он по–настоящему хочет, так что у меня не было права.

– Мы это уже проходили. У тебя есть полное право. Я не занимаю чью–либо сторону, твои страхи обоснованны, но мой сын – чувствительная душа. Он хочет быть всем для тебя и рок–звездой одновременно, но не может. Это не его вина и не твоя, но это невозможно. Я бы куда больше беспокоилась, если бы дети вообще не стояли на повестке дня.

– Он даже не признаёт, что он рок–звезда, и постоянно называет себя музыкантом, но я знаю, на что подписывалась, Стелла. – Я качаю головой. – Ненавижу это говорить. От этого я чувствую себя слабой. Но иногда мне становится так страшно, потому что я люблю его слишком сильно. Я слишком сильно нуждаюсь в нём. Я вынесу всё, что потребуется, потому что альтернатива... я не могу жить с альтернативой. – Я качаю головой. – Только не снова.

– Выбрось это из головы, хорошо? Это борьба, и та, что вам нужно пройти. Как тебе хорошо известно, быть женой очень успешного музыканта – fucking тяжёлая работа. Со временем он осознает это всё больше и будет ценить тебя за это ещё сильнее, но он вовсе не immune к этой правде, особенно после прошедшего года. Он всё ещё борется с тем, что произошло, и чувствует себя ответственным, но никто из вас не виноват. Просто дай ему время остыть и подумать.

– Хорошо, – киваю я, вытирая лицо. – Не думаю, что смогу вернуться...

– Не беспокойся об этом. Мы более чем способны поужинать без вас. Мы их напоим и отвлечём. Это и был наш план – дать вам двоим столь необходимое время наедине. Мы, вроде как, чувствуем себя здесь третьими лишними, но Истон настоял.

Я сжимаю её руку.

– Я так рада, что вы здесь. Вы вовсе не третьи лишние. Я просто не ожидала, что мы будем ссориться.

– Такова семейная жизнь. – Она подмигивает. – А теперь иди и найди его, и если он ещё не готов, то постарайся быть терпеливой. Он остынет.

– А если нет? Он сказал, что никогда не был так зол на меня.

– Нейт–младший, слушай, единственное, без чего мой сын не может жить, – это то, что сейчас в слезах передо мной. Ты, дорогая, может, и носишь фамилию Краун, но вся – Батлер. Ты унаследовала черту говорить безжалостную правду, какой бы болезненной или неудобной она ни была. Ты не единственная, кто знает, на что подписывался.

– Я люблю его, Стелла.

– Прекрати. Тебе не нужно убеждать меня.

– Прости, что испортила сюрприз своей драмой.

– Да ну, – улыбается она. – Я стану бабушкой, так что я тебя прощаю.

Я широко открываю глаза, полные слёз. – Сначала нужно добиться, чтобы он на меня посмотрел.

Она дарит мне свою любимую мою улыбку – немного с хитринкой.

– Что–то подсказывает мне, что ты с этим разберёшься, и у тебя не будет особых проблем в этой сфере.

♬ ♬ ♬

Два часа ночи.

Ни единого ответа на мои сообщения. После короткого звонка по FaceTime с Холли, в котором мельком появился и Деймон, мне не стало легче. Слова Стеллы засели у меня в голове и крутятся на повторе, пока я беспокойно хожу по комнате – чем и занимаюсь с тех пор, как вернулась в номер. Я пересаживалась с края кровати на шезлонг, на котором всего несколько часов назад чувствовала себя счастливее, чем за многие месяцы.

Как только мои глаза начинают слипаться от эмоционального истощения, я слышу щелчок дверного замка. Закутавшись в тонкий плед, я резко сажусь на шезлонге и терпеливо жду, подойдёт ли он ко мне. Разочарование накрывает меня, когда вместо этого доносится звук воды из раковины в ванной, заглушаемый шумом прибоя.

Сломленная, понимая, что время мало чем его утешило, я захожу внутрь и нахожу его безучастно смотрящим в свой чемодан.

– Истон, пожалуйста, посмотри на меня.

Он смотрит, и я вижу в его глазах лишь растерянность и боль.

– Я что, так ужасно тебя подвёл?

– Нет. Боже, нет, Истон. Нисколько.

– Ребёнок – это способ вернуть меня домой? – он резко выдыхает, – потому что если это так...

– Нет, Господи, это зашло слишком далеко. Слишком далеко. Я просто... – я ломаю руки перед собой, – ...я хочу ребёнка с тобой, потому что я хочу ребёнка с тобой. Никакого скрытого умысла тут нет, и то, что ты так думаешь, причиняет боль.

Он наклоняет голову, и в его взгляде читается обвинение.

– Не смей даже думать в эту сторону. Я знаю, на что подписывалась...

– И теперь ты сожалеешь об этом?

– Никогда, Истон, и никогда не буду. Пожалуйста, перестань обвинять меня в такой бессердечности. Я справлялась с ревностью и неуверенностью как могла. Это решение – огромное и прекрасное, но у него есть свои подводные камни.

– Да, я.

– Я вышла замуж за рок–звезду, а не за офисного работника с девяти до пяти. Ты сказал ранее, что, когда ты дома, я едва успеваю приготовить ужин. Мы оба заняты, ладно, я понимаю это.

– Здесь есть что–то ещё – в том, что ты сказала, и в том, что не договариваешь, – и тебе нужно выложить это... сейчас.

– Может, я всё ещё временами ревную и чувствую неуверенность, но не в том смысле, как ты мог подумать.

– Объясни, – сквозь зубы говорит он, срывая с себя футболку.

– Я вижу жизнь, которую мы хотим, и ту, что у нас есть, и они не совсем сходятся. Что есть, то есть, и я не несчастна. Нет, но в последнее время кажется, будто мы живём отдельной жизнью и соединяемся, когда эти жизни не мешают.

– Мы обсуждаем каждый наш шаг, Натали.

– Знаю, – я выпускаю напряжённый вздох, пока его взгляд требует правды.

– Ладно... чёрт с ним, хочешь разобраться, хорошо. Мы начали так близко, как только могут быть два человека, и вдруг я узнаю от третьих лиц то, что хочу знать, хочу услышать от тебя, пока ты общаешься с кем–то другим. Я ревную к этому, ясно? Раньше я была первой, кто всё узнавал, но теперь ты для меня надеваешь лучшую маску и ведёшь себя, будто всё хорошо – даже когда это не так. Я не хочу этого. Это не мы.

– Какого чёрта? – Он хватается за затылок. – Потому что я хочу проводить то время, что у нас есть, делая его хорошим?

– Делясь всем, что у нас в сердце и на уме, мы и сошлись, Истон. Я просто хочу, нет, мне нужно, чтобы мы вернулись к этому. – Я указываю в его сторону. – Та ночь, когда ты столкнулся с папарацци, и всё стало плохо. Ты не позвонил мне.

– Было, блять, четыре утра по твоему времени.

– Мне плевать. Я хочу быть рядом с тобой. Я хотела того звонка.

– Я всегда ставил нас на первое место, – возражает он.

– Я не говорю, что это не так. Я просто хочу быть частью жизни, которую ты живёшь без меня, вот и всё.

– Без тебя нет никакой, чёрт возьми, жизни, – резко бросает он.

– Когда ты приходишь домой, ты не хочешь пересказывать всё с деталями, я понимаю, но это немного ранит.