Эльвира что-то хотела сказать, но он ее остановил.

– Тише, тише, сейчас, наверное, обо мне будет говорить.

Голос с экрана продолжал:

– Тем не менее у меня есть знакомый банкир, мы с ним дружим. Его, кстати, Вахтангом Георгиевичем зовут. Озорной мужик, я вам скажу. Рядом со мною его дача, иногда встречаемся. Так он мне говорит…

Эльвира уже не слушала, что говорил Задорнов.

– Так зачем же вы ему разрешаете-то о себе подобным образом говорить?

– А что, – удивился банкир, – с нас не убудет, а потом реклама все-таки бесплатная. По-моему, хорошее дело. Мои коллеги как будто бы поначалу посмеивались надо мной, но, поверьте, сейчас еще больше зауважали. Видите, даже главным в своем сообществе избрали. А я, в общем-то, и не стремился на место главного банкира России, слишком хлопотное это дело, своих забот хватает.

Эльвира развела только руками.

– Все это так, конечно, но для меня как-то непривычно.

Банкир загасил сигарету в пепельнице.

– Знаете, Эльвира Николаевна, что я вам скажу: на каком-то этапе жизни тебе становится абсолютно без разницы, что о тебе скажут другие. Ведь ты все равно знаешь, что в лицо они скажут неправду, а за глаза… вы сами все понимаете. Так что уж лучше, если я сам им это позволяю, в результате лишаю их радости, простите, нагадить мне.

Эльвира уже, похоже, привыкла к этой комнате. Ей нравились здесь мягкие тона обоев, темно-лиловые шторы на окнах, обстановка в гостиной. Сейчас она, полулежа в мягком удобном кресле, отдыхала от обязательного присутствия на официальных встречах последних дней. Она смотрела на Вахтанга Георгиевича и думала, какой он симпатичный человек, кажется совсем родным, и так с ним спокойно…

Ей хотелось прижаться к нему, положить голову на его плечо и ни о чем не думать. А когда она слушала его, то хотела сразу же с ним соглашаться, причем соглашаться во всем. Вот и сейчас так же произошло.

– Интересно вы говорите, я никогда об этом не думала, действительно, лучше, чем сам про себя, никто про тебя не скажет.

– Я рад, что и в этом мы с вами сошлись.

Они улыбнулись. Ощущение у Эльвиры было такое, что она знает этого человека уже многие годы. Просто они расстались по каким-то причинам на длительное время, а сейчас вновь встретились и привыкают друг к другу.

А Вахтанг Георгиевич про себя подумал.

«Странно, почему хорошие женщины так редко встречались на моем жизненном пути, а такие, как эта, – впервые…»

Он протянул к ней руку и положил свою на нее. На сей раз она не пыталась ее убрать, его прикосновение было приятным и успокаивало ее.

Вахтанг Георгиевич потихоньку сжал ее руку, сказав:

– Эльвира Николаевна, располагайтесь здесь абсолютно по-домашнему и чувствуйте себя в безопасности.

Вы, наверное, уже немного поняли Эльвиру, и ее ответ, я надеюсь, вас не очень шокирует.

– Что значит – по-домашнему? – На ее лице заиграла хулиганская улыбка. – Мне что, нужно раздеться? – сказала она.

– Господь с вами, – всполошился Вахтанг Георгиевич и замахал руками. – Почему?

– Потому что дома я именно так и хожу, – громко рассмеялась она. – А вообще-то, в последние два дня так хочется домашнего уюта и покоя, или хотя бы видимости покоя. Женщине биться на равных с мужчиной, да еще и не с одним – трудное и неблагодарное занятие. Политика все-таки не наша сфера деятельности. Кухня и кровать – вот где мы должны сражаться и побеждать, не так ли, Вахтанг Георгиевич?

– Именно так, Эльвира Николаевна, это действительно ваше правомочное поле деятельности, – без малейших колебаний согласился он.

Во время этого разговора Эльвира стала неспешно раздеваться. Все это она делала совсем по-домашнему, без какого-то куража и тем более элемента пошлости. Оставшись в одном нижнем белье, она буквально, как птичка, вспорхнула, и уже через секунду из ванной комнаты, опять-таки по-домашнему, прозвучала ее просьба.

– Я приму душ, а вы сыщите, пожалуйста, что-нибудь из неофициальной формы одежды для меня. Совсем уж по-домашнему как-то неприлично.

Ну, а как же наш Вахтанг Георгиевич? Каково ему все это было слышать и видеть? Как ни странно, Вахтанг Георгиевич не был поражен и даже удивлен манерами Эльвиры. Он понимал, что такая бравада ей сейчас была просто необходима, как защита от окружающего ее агрессивного мира, защита, в конце концов, от него самого, хотя бы как представителя противоположного пола. В этом была ее сущность, ее характер – не признаться, не показать никому своей слабости.

Наверное, и он так же поступил, если бы находился в подобном положении. Да и к тому же за эти несколько последних лет он многое чего повидал, и его трудно было чем-либо удивить. Главное, что в этой женщине он видел близкого по духу человека, весьма схожего с ним, так же, как он, загнанного в этой жизни в абсолютнейший тупик, из которого он не видел выхода. Ему так же, как и ей, хотелось элементарного покоя и тепла, а главное, хотелось забыться от всех тех мерзостей, которые в таком изобилии выпали на долю их времени…

Он достал из шкафа халат, постучал в дверь ванной.

– Эльвира Николаевна, примите, – протянул ей халат.

– Спасибо. Налейте, пожалуйста, по бокалу шампанского и ждите меня, – распорядилась она.

– Слушаюсь! – неожиданно для себя произнес банкир. И тут же улыбнулся, давно не получая ни от кого приказов. Это обстоятельство его даже немного развеселило.

Напевая популярную мелодию, он с удовольствием сбросил костюм, снял бабочку, влез в халат, крепко затянул пояс. Из холодильника он достал шампанское, разлил его по бокалам, затем расположил по блюдцам бутерброды, фрукты и шоколад. После чего, погрузившись в кресло, закурил.

Через минуту появилась Эльвира. Она была необычайно хороша. Однако мы больше не будем описывать ее внешний вид, поскольку, делая это в прошлый раз, кажется, не достигли вершин ее совершенства. Просто поверьте на слово.

Сев в кресло, Эльвира взяла фужер с шампанским, стала внимательно смотреть на свет, как отрываются пузырьки газа от его дна. Отведя бокал от лица, она как бы между прочим спросила Вахтанга Георгиевича:

– Я вас не смутила своей сговорчивостью? – Бросила на него мимолетный взгляд. – Впрочем, вы меня даже не просили об этом.

Вахтанг Георгиевич улыбнулся.

– Считайте, что я это делал очень тихо, про себя. – Он выпустил кольцо дыма. – А если быть честным, то я вообще разучился уговаривать, о, время такое, сами раздеваются. – Причем последнюю фразу он сказал без всякого даже намека на улыбку. Однако, посмотрев на огорченное лицо Эльвиры, сразу же поправился. – Это, конечно, к вам никоим образом не относится. Все это я говорю образно, и всему виною – деньги. И дело касается не только женщин, но и мужчин. Вы сами понимаете, что в наше время любого можно купить, да и с таким же успехом и продать. Главное, только знать цену, чтобы лишнего не дать, как говорит мой друг-банкир. Об этом можно только сожалеть, не более того, но что делать, времена такие, – снова повторил он.

Эльвира поставила бокал на стол, покачала головой и с сожалением сказала:

– Да-а-а… вам не позавидуешь, а я-то думала…

– Нет, подождите, – вскинулся Вахтанг Георгиевич, – все это не так, простите, ради Бога, что перебиваю. Вы знаете, может быть, только сегодня, впервые, действительно впервые, все, что я сегодня делаю, мне кажется, я делаю с моим любимым человеком.

Эльвира нервно загасила сигарету и, не глядя на него, быстро сказала:

– Спасибо, Вахтанг Георгиевич, за хорошие слова, но мне кажется, что со мною происходит то же самое.

Вахтанг Георгиевич приободрился, поднял бокал шампанского.

– Я хочу поднять тост за вас, Эльвира Николаевна, за вашу красоту, необычайную обаятельность и… – он сделал паузу, – как ни странно это прозвучит, за вашу инициативность и деловитость. И еще, когда вы говорите, мне почему-то хочется подчиняться и слушаться вас. Подобного я не ощущал еще ни разу в жизни, поверьте мне. За вас, Эльвира Николаевна.