Вообще-то Шпеерович уже давно почувствовал, что он делает что-то не так, и мог в какой-то момент избежать настоящего позора, но эта бабка… Она его постоянно подталкивала на делание этих глупостей, и вот результат.

«Будь ты неладна, старая карга», – выругался он в сердцах про себя.

Ну, а бабка тоже была из группы усиления, но только Эльвириной. Она сама напросилась в консультанты к Шпееровичу, когда якобы растроганно целовала его, ведь они с Алексеем Ивановичем вылечили корову. Обе они с Марьей Терентьевной необычайно ювелирно и изобретательно проделали свою часть работы. Впоследствии каждая из них была отмечена Эльвирой крупной денежной премией, приуроченной к 7 ноября.

К тому времени, когда позор уже полностью покрыл хилые плечи Шпееровича, не лучшим образом чувствовал себя и второй претендент на лучшего дояра. Молодой, симпатичный и чуть полноватый заместитель Худинского, кажется, уже осознал свою промашку. Да, впрочем, это можно было понять намного раньше, не доводя бедное животное до экстаза. Но упрямство, очевидно, весьма характерная черта не только его шефа, но присуще и членам его команды. Только когда Представитель увидел, что единственный сосок у коровы возрос до неимоверных размеров, он все понял. Тихо встал с табурета, и, не снимая передничка и косынки, стал пробираться сквозь ревущую и стонущую толпу, среди которой можно было услышать фразы, вроде таких:

– Ну, что, отдоился, теперь можно и отдохнуть от трудов праведных.

Были слышны и другие, не менее экстравагантные фразы и восклицания, воспроизводить которые здесь было бы крайне неприлично.

На что он, не глядя в глаза окружающим его зрителям, смущаясь, тихо говорил:

– Ну, кто же его знал, обманули, глупости какие-то.

Шпеерович вернулся в гостиницу, принял душ, переоделся и моментально съехал со своею командою. Представитель еще что-то пытался поправить – объясняя и отшучиваясь в холле, куда набились присутствующие на спарринг-дойке, но любые его слова, даже самые нейтральные, вызывали лишь гомерический хохот и вопросы однопланового характера. Дабы пощадить уши добропорядочных читателей, приводить их здесь мы не рискнули. Он съехал с оставшейся частью своей команды чуть позже Шпееровича, под хохот, улюлюканье и свист окружившей его толпы.

По приказанию Эльвиры джипы, оставленные ими у фермы, как только с ними поравнялись машины команды Шпееровича, сразу же последовали вслед за ними, создавая впечатление, что это колонна одной команды. Что, в общем-то, было сделано совершенно оправданно. Отдельные из местных жителей, которые неплохо жили при социализме, последовали за командой отбывающего Шпееровича на своих частных машинах, посмотреть, действительно ли оставленные джипы с девочками принадлежат его команде.

И действительно, они увидели, что это именно так и не иначе. О чем сразу же было сообщено по своим каналам всем жителям совхоза и прилежащих районов, а с некоторой задержкой и всем жителям Подмосковья.

Шпеерович же слишком поздно, но разгадал коварные замыслы своих конкурентов, лишь когда увидел сзади шествующие вплотную за ними джипы, из которых раздавались громкая музыка и пьяные женские голоса. Просьба оторваться от них вызывала у шофера глухое и злобное ворчание:

– Как можно оторваться «москвичу», причем не самой последней модели, от первоклассной японской техники. Да и последней модели тоже, – добавил он и опять со злобой.

Эльвирой, кстати говоря, впоследствии девицам, находящимся в джипе, было приказано оплатить лишь половину обещанной суммы. Объяснила это она просто: за удовольствия не всегда надо платить. Ну, что ж, комментарии, что называется, здесь излишни.

Команда Алексея Ивановича отбыла лишь поздно вечером. Причина была в нежелании народа отпускать так полюбившегося им депутата. Провожать их приехал лично руководитель этого региона, который всенародно просил следующий раз обязательно баллотироваться на выборах от их региона. Предложение было поддержано громом аплодисментов. В это же время Марк Семенович раздавал работникам совхоза праздничные наборы, как это было и раньше 7 ноября – две палки колбасы, баночка мелкого частика в томатном соусе, большой брикет дрожжей.

– Все, как и было раньше, – объяснила Эльвира.

Алексей Иванович поначалу пытался кочевряжиться, говоря, что это теперь не наш праздник. На что Эльвира резко оборвала его:

– Это праздник их прошлой жизни, а прошлое не выкинешь из памяти. – А мужскому населению совхоза была выдана железная бочка чешского пива «Праздрой».

Повторное братание с руководителем хозяйства, приехавшим прямо к их отъезду, наконец-то завершилось логически. Они быстро в отсутствие Эльвиры распили бутылку «Старки», принесенную и разлитую самим руководителем хозяйства. На сей раз Марк Семенович какого-либо противодействия в этом отношении не оказал и более того, сам не без удовольствия примкнул к ним.

Отбывали они из гостиницы тронутые теплотой, проявленной провожающими их людьми. Наверное, в какой-то степени этому же способствовала и выпитая бутылка «Старки». Уже при выезде из хозяйства к ним присоединилась Эльвира. Это было ее личное решение, дабы не засветиться с командой Алексея Ивановича. Свой статус инкогнито ей удалось сохранить на всем протяжении осуществляемой операции. Она всех поздравила с победой, пожелала удачи, а в заключение из дамской сумочки достала две бутылки «Старки», добавив при этом:

– А теперь можно расслабиться до изнеможения.

Это навело на мысль разумного и наблюдательного Марка Семеновича, что ее встреча е руководителем хозяйства все-таки состоялась, но состоялась втайне от Алексея Ивановича. Самому же герою нашего повествования дорога назад показалась совсем не утомительной, а даже наоборот, легкой и приятной.

Откровения и воспоминания Эльвиры

(Вино цедят зимою, а пьют его порою)

Вернулись они домой совсем поздно – усталые и веселые. Алексей Иванович, как и прежде, в доэльвирину пору, оторвался от души, пожалуй, даже больше, чем обычно, наверное, сказалось длительное воздержание.

Когда они ехали в машине, к концу дороги он уже начал приставать к Эльвире, как тогда (вот уж прилипло это выражение, честное слово, не отвяжется), в «Ту» в самолетике. Эльвира, по правде говоря, особенно не сопротивлялась, но, как говорится, полной свободы рукам не давала. Да и Марк Семенович на сей раз был начеку, пресекая более решительно попытки приставания своего шефа путем блокирования, а точнее, нежным объятием его за плечи или задаванием вопросов, которые по своей неожиданности ставили его в тупик. Сейчас уже и не припомнишь всех, но все-таки приведем некоторые из них:

– А у Бабарыкина есть любовница? – как бы невзначай спросил он его.

Или такой, к примеру:

– А наш председатель, говорят, уж очень охоч до женского полу?

На что он, надо сказать, реагировал бурно и сразу же отвлекался от предмета своей страсти:

– Но куда же этому Бабарыкину? – Говорил он это так, словно Бабарыкин был совсем конченым человеком. – У него одна, но пламенная страсть – это председатель. Лишь бы его удовлетворить, а на женщин… нет. – На сей раз он обнял Марка Семеновича за плечо и доверительным тоном поведал: – А у председателя такие классные девочки, даже тебе не снились. – Он посмотрел на Эльвиру. – Пожалуй, получше Эльвиры Николаевны.

– Да не может быть, – искренне удивилась Эльвира, – чтобы лучше меня? Никогда не поверю.

– Да, действительно, это вряд ли, – согласился Марк Семенович.

Эльвира при этом подмигнула Марку Семеновичу, тот заговорщицки улыбнулся ей.

Пo прибытии домой Алексей Иванович пытался усугубить ситуацию – обшарил все закоулки в поисках подкрепления. Но, так ничего не найдя, обреченно махнул рукой, заявил:

– Завтра займемся плаванием, а то совсем себя запустили.

Затем долго и нудно разбирал, кто и где будет отдыхать. В конце концов Марк Семенович был отправлен на свое прежнее место – на диван. Сам же он вознамерился, как и прежде, спать с Эльвирой. Однако Эльвира прореагировала, как всегда, в тех случаях, когда она чего-нибудь хотела, – резко и решительно, что называется, без комментариев: