Эльвира его поцеловала.

– Я уже сейчас хочу, милый.

Вахтанг взял ее за плечи, крепко сжал их, посмотрел в глаза, причем в них заиграли озорные искорки.

– Тогда плюнем на все, сейчас же выйдем через другой выход, нас никто не увидит, и мы полностью свободны, что хотим, то и делаем. Ну что, давай, Эльвира, вперед?

– Стоп, стоп, ты прямо как мальчишка, – притормозила его Эльвира, – отложим наши безумства до следующего раза. Надо возвращаться, пойдем, милый.

– Ну что же, вольному воля, – с огорчением произнес он и направился к двери, но затем обернулся, – А насчет денег для вашей никчемной организации не беспокойся, выделю. И выделю исключительно под тебя. Я думаю, твоим толстопузым дармоедам миллиона эдак три-четыре хватит. Они и на это не наработали.

Покинув апартаменты так же, как и прежде, в сопровождении молодых людей, один шел впереди, другой – сзади, они вернулись в прежний зал, где уже присутствовал Марк Семенович.

Алексей Иванович уже был на подходе к своему обычному послебанкетному состоянию. Увидев Эльвиру, он искренне ей обрадовался и как прежде, совсем по-домашнему, воскликнул:

– Эльвирочка, где же ты так долго пропадала? Мы так соскучились без тебя.

Это он, конечно, зря, так нельзя было, времена изменились. Как это и следовало ожидать, Эльвира соответственно отреагировала. Не просто сказала, а съязвила.

– Алексей Иванович, вы немного перепутали, я не Эльвирочка, а Эльвира Николаевна, у вас с памятью что-то приключилось.

Все мило заулыбались, а Вахтанг Георгиевич даже недовольно повел бровью. Все знали, что это жест его высшего негодования. Краткая Эльвирина фраза в буквальном смысле преобразила Алексея Ивановича, и уже через секунду он стал тих и послушен, как стреноженный конь. А когда Эльвира еще напомнила ему о предстоящем возможном сегодняшнем телефонном звонке от председателя, он после нескольких слов встал и, как послушный школьник, начал быстро собираться и прощаться с присутствующими, неловко суя им для прощания руку.

Вахтанг Георгиевич проводил их до самой машины где тихо шепнул Эльвире:

– Я жду твоего звонка в любое время дня и ночи.

– До свидания, Вахтанг Георгиевич, – она говорила немного громко, – все было просто превосходно, особенно концерт. – И только для него, совсем тихо, произнесла: – До встречи, любимый.

Стоящий в стороне Марк Семенович отметил про себя теплоту и нежность их расставания.

Вахтанг Георгиевич вместе с рукопожатием передал Алексею Ивановичу, что деньги в несколько усеченной пропорции им будут выделены.

– Благодарите за это свою помощницу, Эльвиру Николаевну. Мне было очень трудно не попасть под ее обаяние. Хотелось бы самому вручить эти деньги вашему председателю. Передайте, пожалуйста, мои пожелания о встрече с ним, а через него, я думаю, удастся встретиться и с президентом, по крайней мере, мои коллеги этого очень ждут. Мне, кажется, удалось убедить и других банкиров, крупных бизнесменов поучаствовать в акции помощи вашей партии и в предвыборной компании президента.

Это можно будет сделать буквально на следующей неделе, поскольку потом я должен буду отбыть за границу на встречу с бизнес-элитой.

Алексей Иванович при расставании усиленно тряс ему руку, а когда узнал о деньгах, попытался даже обнять его, но он почему-то не допустил депутата в свои объятия. Зато при прощании с Эльвирой он нежно положил свою руку на ее плечо.

Марк Семенович и на это обратил внимание.

Новые неприятности у Алексея Ивановича

(Не все коту масленица, будет и великий пост)

Приехав домой, Алексей Иванович пытался сразу же связаться с Бабарыкиным, чтобы выяснить, будет ли сегодня звонить председатель, но Эльвира настоятельно рекомендовала вначале выпить чашку кофе, естественно тройной крепости, а затем отправила его в ванную комнату, посоветовав принять именно контрастный душ, что было им тут же исполнено без всякого обидного для него ворчания и препинаний. Через полчаса он вышел как огурчик. И только после этих экзекуций было дано добро на разговор.

Последний, однако, на удивление всех слышащих его был очень кратким. Похоже, не очень приятным для звонившего, если судить по красным пятнам, выступившим на лице нашего героя. Позволим себе привести лишь некоторые выдержки из этого разговора. На вопрос Алексея Ивановича:

– Ну, как там делишки? – тональность вопроса, сами понимаете, предполагала неспешную дружескую беседу. Однако в ответ он услышал, как это ни странно, строгий с элементами явно проскальзывающей ненависти голос. Точнее, даже не голос, а гадючье шипение.

– Сюда больше не звоните, на работу можете завтра не выходить, – и еще добавил весьма загадочную фразу, – тоже мне еще президент объявился. Такое даже с самого сильного бодуна в голову не придет. – А заключительный аккорд его речи звучал просто трагически. – И считайте, что вы уже не состоите в нашей партии.

Слово «партия» в таком контексте звучало как слово «семья». Получается, что Алексей Иванович в один момент из уважаемого человека стал блудным сыном. После этой фразы разговор вообще был прерван.

Алексей Иванович еще пытался несколько раз соединиться с абонентом, но по всему было видно, что все нехорошее он уже сказал, а хорошего к этому случаю припасено не было.

Алексей Иванович сделался бледным как полотно, схватил голову руками, и, раскачиваясь взадвперед, как старый еврей во время молитвы, стал приговаривать в такт движения.

– Все, мне хана, доигрался, кажется, толстожопый я дурак, правильно про меня Эльвира говорила, воистину он…

И опять повторил он эту фразу. Видать, в свое время она задела его за живое и до сих пор отлеживалась где-то на задворках его мыслительной деятельности, а сейчас вот всплыла.

Эльвира вместе с Марком Семеновичем бросились к депутату и с удивлением стали обсуждать выходку Бабарыкина.

– Дорогой Алексей Иванович! Все образумится, утро вечера мудренее и завтра все прояснится, уверяем вас.

Эти и другие подобные успокоительные фразы они все говорили и говорили, дабы успокоить Алексея Ивановича.

Особенно была затейлива фраза Марка Семеновича, который, не поверите, без всяких экивоков заявил:

– А толстожопый дурак вовсе не вы, а Бабарыкин.

Казалось бы, это должно было убедить и уверить Алексея Ивановича в неправильности своей оценки. Но он прямо зациклился на своем горе и все время повторял одно и тоже:

– Нет, я, нет, я, – и так много раз подряд.

Эльвира принесла стакан с водой и накапала туда капелек, выданных ей Марком Семеновичем.

– Выпейте лекарство, – она протянула ему стакан, – это успокоит вас, а я вам постелю постельку и положу баиньки. Вы должны отдохнуть и успокоиться.

Но Алексей Иванович и после этого все продолжал талдычить.

– Все, Эльвирочка, это мой конец. И вас я подвел тоже, такая уж моя головушка бедовая, заигрался в политику и особенно в президента. Сидел бы на своем месте, скакал бы потихонечку по регионам, беды не знал, а здесь ведь надо было придумать, захотелось чего-нибудь получше да послаще, вот и получил. – Он охал и ахал, и всем было ужасно жалко его.

Марк Семенович опять принялся копаться в аптечке, а Эльвира, успокаивая его, повела в спальню, приговаривая на ходу:

– Завтра все выяснится, и все встанет на свои места, а сейчас баиньки-баю надо.

Сама она догадывалась, что произошло. Очевидно, фильм уже показали по французскому телевидению или каким-то образом кассета попала прямо, что называется, на стол президенту.

В то же время на встрече с генеральным директором французского радио и телевидения особой крамолы в отношении президента ими допущено не было. Это она хорошо помнила. В процессе беседы Алексей Иванович, может быть, более свободно говорил о настоящем президенте и что-то там насчет его ошибок и просчетов. Но кто сейчас об этом не говорит, разве только глухонемой, и то на пальцах в углу телевизора. Да и к тому же по ее настоянию в конце передачи Алексей Иванович довольно уважительно сказал о президенте, мол, что интересно с ним работать, вернее, под его началом. А на вопрос этого хитрого француза, будет ли он выдвигать свою кандидатуру на предстоящие президентские выборы, он напрямую, без обиняков сказал, что нет, не собирается, потому как у руля сейчас стоит настоящий президент. И даже речи не может быть, добавил он тогда.