Для начала помогла ребятам впитать стихийные ядра — по одному для каждого, включая ядро регенерации Доку и природное Стужеву, для усиления недавно пробужденного дара. По совету Савелия сама выпила половинную порцию витамин, чтобы взбодриться, но совсем немного, позвала Ржевского, который дожидался отмашки в гостиной за просмотром сериала, и мы отправились на дело.

Совсем недалеко, каких-то триста метров по косой на север. Ясли-сад «Стрекоза».

При этом я заранее попросила показать мне направление и постаралась активировать пространственное видение, как делал Стужев, но вот так сходу у меня ничего не получилось, а когда мы подошли ближе, разлом активировался раньше, чем я его почуяла. Вот зараза!

Правда, на этот раз Стужев заранее отошел от меня на несколько шагов, чтобы не мешать эксперименту, и сначала я ощутила легкое головокружение, а ещё через десять секунд и небольшую тошноту с оттоком энергий сквозь мое тело вовне.

К счастью, артефакт сработал безотказно и сама я сил не лишилась, всего лишь став проводником — разлом выкачал энергию именно из артефакта, я не пострадала. Ни я, ни моя крошка, на которой я сфокусировалась в первую очередь.

Фух! Отличная новость.

— Всё в порядке? — Ко мне стремительно приблизился Егор, пока остальные изучали непривычно грязно-коричневый цвет разлома.

— Да, всё хорошо, — успокоила его. — Артефакт справился. Секундное головокружение, затем трехсекундная тошнота и всё.

Шумно выдохнув, Стужев прижал меня к себе и поцеловал в уголок губ, а потом сосредоточился на разломе и я не могла не спросить:

— Что за стихия?

— Похоже на землю с примесями, — прищурился командир «Витязей» и дал команду Ржевскому, который только этого и ждал. — Поручик, гляньте.

— Охотно, командир!

Порывисто отдав честь, призрак пропал в разломе, а я, хихикнув, спросила:

— Он теперь тоже в команде?

— А то, — усмехнулся Стужев. — Позывной «Поручик».

Расхохотавшись уже в полный голос, я признала, что что-то в этом определенно есть. Да и предок, судя по всему, жутко гордится, что снова в строю, так что можно за него только порадоваться. И алкоголь в городе целее будет, и бордели. И всё-таки не оставляет меня вопрос: как он… это самое… с женщинами взаимодействует? А?

Как бы то ни было, задавать его вслух я не планировала, тем более сам Ржевский вышел из разлома уже через несколько секунд и доложил:

— Грязевые кочки диаметром около метра, плюются чем-то черным со стальным отливом.

Тут же в голове возникла ассоциация с кислотниками и я скривилась, а вот «Витязи», наоборот, воодушевились. С похожим разломом они уже сталкивались и знали, как противодействовать живущим там монстрам. К тому же он оказался не особо большим и многочисленным, так что меня отправили в фургон в компанию Бориса, а сами бойцы, включая Дока, скрылись внутри.

Справились они и впрямь быстро, часа за полтора, причем я уже успела выпросить себе матрасы и одеяла, да и задремать, всё-таки день выдался длинным, насыщенным, но ближе к часу ночи меня разбудили поцелуем в скулу и сообщили:

— Мы всё. Раненых и пострадавших нет, как и особых ценностей. Щен проследит, чтобы разлом закрылся, а мы домой.

Домой. С некоторых пор особенно люблю это слово!

Следующее утро выдалось ещё насыщеннее на события, чем весь прошлый день. Ко мне в кабинет, где засела полноценная приемная комиссия из пяти человек: меня, Зои, Варанова, Светланы Прокопьевны и Дока, всё тянулись и тянулись соискатели, причем не только медики, обещанные Потаповым, но и прочий персонал, предварительно отобранный Дарьей и Ульяной. Приехали даже обещанные Савелием специалисты из Оренбурга и Сыктывкара — невролог Попов Иван Эдуардович и психиатр Щавелев Руслан Михайлович.

Подошли Михаил и Петр, Лиля тоже смело подала документы на должность психолога, побывали в кабинете и Рената с Аллой, и Екатерина Станиславовна, и Галя, и все до единого целители, проживающие в моём особняке, включая Ярослава.

Не подвел моих ожиданий и Румянцев Анатолий Петрович, ректор медуниверситета, направив к нам на собеседование почти два десятка выпускников и своего учебного заведения, и техникума, где готовили медсестер. И пускай совсем зеленые и юные ребята крайне слабо походили на специалистов, тем не менее мне удалось найти среди них почти дюжину достойных кандидатур. Всё-таки кого попало Румянцев ко мне отправлять не стал.

В общем, народу хватало и выбирать было из кого, тем более основной костяк профессионалов у нас уже был одобрен и оставалось набрать преимущественно медсестер и рабочих. С этим проблем не возникло, но возникла другая: нехватка заведующих. Не было у меня целителей, желающих заниматься исключительно документами!

Но и эту проблему мы решили, причем в приказном порядке. Варанов брал на себя ношу не только главного врача, но и заведующего реабилитационным центром, а Сидоренко и Райкин, успевший несколько лет поработать методистом, делили между собой заведование госпиталем. Сидоренко — оперблок, хирургия и нейрохирургия, Райкин — приёмный покой, терапия и неврология.

Екатерину Станиславовну после некоторых раздумий я назначила главной медсестрой, чтобы не распыляться на семь старших. В самом деле, у нас всё слишком взаимосвязано, а женщина она опытная, рассудительная. В некоторых вопросах даже жесткая, я успела заметить это всего за одни выходные.

Но жесткая — не в том смысле, что жестокая и злая, а наоборот. Как я. Знает, как правильно, и знает, как отстоять свою точку зрения, которую безукоризненно выполнят все остальные.

В итоге следующий день — четверг, стал днем большой миграции. Ещё не выписанных пациентов перевозили в палаты своих отделений, отдельно распределяя ожоговых (в неврологию), переломанных (в хирургию), с тяжелыми травмами позвоночника (в нейрохирургию).

Словно специально подгадав, в районе полудня позвонил Потапов и «порадовал», что к нам из Читы летит борт с шестью пострадавшими в мультистихийном разломе, так что среди них есть и обмороженные, и сгоревшие, и нашпигованные сталью, и даже один отравленный. Но это не точно.

Как бы то ни было, никто из нас уже не паниковал и не волновался, так что, когда вертолет прибыл (в районе четырех утра), пострадавших приняли в приемном отделении, регистратор оформила на них все необходимые документы, дежурные подняли их на лифте (да-да, нам построили в доме медицинский лифт!) на второй этаж в операционную, и ведущие специалисты госпиталя заранее распределили, кто с кем будет оперировать.

Всего у нас было три операционных, делать больше просто не было смысла, ну а так мы вполне неплохо справились в два захода: первую партию с утра, а вторую после обеда.

С удовольствием отмечая, что работа госпиталя практически отлажена и все на своих местах, я попросила Савелия озадачиться набором первых пациентов в реабилитационный центр. Док подошел к этому дело ответственно и с огоньком, так что я и крякнуть не успела, как уже на следующее утро все до единого койки центра были заняты пациентами.

И у каждого проблемы. У каждого!

Кто-то не ходячий — шло отмирание нервных волокон и нарушение нервной проводимости, причем таких чуть ли не треть. Кто-то не зрячий и проблемы со слухом. Несколько ребят без ступней ног или кистей рук, но ими мы решили заниматься очень аккуратно и постепенно. У кого-то нехватка внутренних органов (той же почки или желчного), но с такими показаниями служить уже нельзя. А один просто в глубокой коме уже почти год.

При этом дело очень сильно осложнялось тем, что травмы были уже не свежими, лечение не своевременным, патологии хроническими, а сами бойцы моностихийниками без единой крупицы регенерации. В среднем от седьмого до пятого ранга и в возрасте от тридцати до сорока лет. Самый возраст, чтобы жить!

А они инвалиды.

Стараясь не принимать близко к сердцу ни одного пациента, но всё равно искренне ужасаясь тому, как наплевательски империя относится к тем, кто стоит на страже её безопасности, тем не менее я не рванула в операционные и не стала превозмогать в одиночку, а собрала консилиум и с удовольствием выслушала рассуждения своих светил о том, как лечить того или другого пациента.