– Ладно, – сказал Тайри жестко. – Руки вверх!
Маккой посмотрел на свои руки, будто никогда их раньше не видел.
– Подними их, черт возьми! – рявкнул Тайри.
Медленно, будто руки отяжелели и плохо ему повиновались, Маккой поднял их над головой. И тотчас же вскрикнул от боли: Тайри всадил по пуле в каждую ладонь.
– Скажи своим друзьям, что я буду их ждать у Баушер, – сказал Тайри рыдающему юнцу. Спрятав «кольт» в кобуру, он сел в седло и поехал дальше в Йеллоу-Крик.
Тайри привязал серого возле салуна «У Баушер». Войдя, он заказал бутылку ржаного виски и отнес ее на облюбованный им столик в конце зала, откуда было очень удобно следить за дверью. Сзади же его прикрывала стена, и никто не мог подкрасться незамеченным.
Его не оставляли мысли о Рэйчел. Какой бес в него вселился, что он согласился на ней жениться? Неужели она вообразила, что он и впрямь предпочтет оседлую жизнь кочевой? А он о чем думал? Тайри бездумно разглядывал светло-янтарный напиток в своем стакане, как вдруг пришло непрошеное воспоминание о Ред Лиф. У них была счастливая жизнь, полная веселья, смеха и гармонии. Ему было приятно отдавать себя во власть кому-то, кто, в свою очередь, принадлежал ему одному. Но это было так давно! Теперь он стал другим человеком, вовсе не похожим на того, прежнего.
Он единым духом опорожнил стакан и с отсутствующим видом вновь наполнил его. С того дня как умерла Ред Лиф, он ничем себя не связывал в этой жизни. Невидимой стеной он отделил себя от всего мира и от всего человечества. Возможно, с Рэйчел он сумел бы так же слиться воедино, как в свое время с Ред Лиф?..
Его печальные мысли были прерваны Безносой, скользнувшей за его столик. Сегодня она выглядела чрезвычайно элегантной: серебряные волосы собраны в пышную прическу, тонкая фигура облачена в ярко-красное платье.
– Добрый день, Тайри, – промурлыкала она.
– Привет, Безносая…
По лицу ее скользнула тень улыбки.
– Поберегись.
Тайри кивнул. Минутой позже в салун уже ввалились Гас Ларкин и его головорезы.
Тайри поднялся. Мысли о Рэйчел тут же вылетели у него из головы. Теперь для него не существовало ни прошлого, ни будущего. Только этот момент. Не спуская руки с рукояти револьвера, он окликнул людей Аннабеллы.
Трое подошедших к бару дрогнули при звуке его голоса и, мешая друг другу, попытались оказаться вне линии огня.
Бармен тихонько выругался: неприятности, которых он опасался с того самого дня, когда высокий парень появился в его заведении, все-таки настигли его. Он перекрестился и нырнул под широкую стойку красного дерева.
Итак, четверо головорезов резко обернулись, как марионетки, которых дернули за веревочку одновременно. Самым стремительным оказался Гас Ларкин. В руке он уже держал револьвер и искал, куда бы прицелиться, когда его поразила пуля Тайри. Пуля размозжила голову и вылетела наружу вместе с красным месивом из крови и мозга.
Второй выстрел Тайри тоже не был сделан впустую: он убил наповал малого по имени Рэйф.
Удовлетворенный проделанным, Тайри распластался на полу, стараясь наилучшим образом использовать оставшиеся в его револьвере заряды и, не обращая ни малейшего внимания на свистевшие вокруг его головы пули, вылетавшие, как рассерженные осы, из разворошенного гнезда.
Он тихонько выругался, когда кусок свинца задел его правую руку, оставив след на плече.
Прошло не более минуты, а четверо мужчин уже лежали мертвыми.
Тайри встал и молча вышел из салуна. Прыгнув в седло, он направил своего серого к ранчо Уэлшей.
Дом Уэлшей обладал на испанский манер внутренним двориком. Яркие цветы пестрели в расписных глиняных горшках и корзинках, подвешенных на веревочках. В клетках, которых Тайри насчитал не меньше дюжины, сидели канарейки – по паре в каждой клетке, – и от их веселых трелей звенел воздух. Дом окружала широкая веранда, спасавшая его обитателей от палящего солнца и предлагавшая им желанную тень.
Усадьба выглядела привлекательно. Строения сверкали свежепобеленными стенами. В аккуратных, крепко сколоченных загонах стояли породистые лошади. В ответ на стук Тайри дверь открыла толстая мексиканка в строгом черном бомбазиновом[7] платье.
– Где твоя хозяйка? – отрывисто спросил Тайри.
– У нее сиеста, – ответила женщина на английском. – Уходи.
– Ну-ка приведи ее сюда да побыстрее. Или я это сделаю сам, – поторопил ее Тайри. – Поняла?
– Си, си. – Мексиканка кивнула и быстро шмыгнула к черному ходу.
Войдя, Тайри закрыл за собой дверь и остановился в холле, разглядывая его обстановку. Полутемное помещение было увешано картинами, изображавшими пустыню в разное время суток. За холлом располагалась просторная гостиная с высокими потолками. Пол покрывали яркие ковры. Несколько ковров меньшего размера, видимо, изготовленные индейцами племени навахо[8] украшали стены. Вокруг огромного каменного камина располагались диван и два больших кресла, обитых темной кожей. С потолка свисало несколько масляных ламп. В углу, в окружении кружевных папоротников и прочих растений, стояла статуя Святого Франциска, выполненная в человеческий рост. Над камином висело большое зеркало. Каминную полку украшали разнообразные индейские изделия из глины.
Аннабелла Уэлш вошла неслышно. Для женщины она была весьма высока ростом, одета в простую хлопчатобумажную синюю юбку и белую блузу, отделанную крошечными синими и желтыми цветочками. Ее густые рыжие волосы мягкими волнами обрамляли лицо и падали на плечи.
Она остановилась футах в шести от Тайри и наградила его оценивающим взглядом своих ярко-зеленых глаз, будто он был лошадью, которую она собиралась купить.
– Должно быть, ты Логан Тайри, – произнесла она низким, чуть хрипловатым, чувственным голосом, звук которого вызвал немедленный отклик в теле Тайри: он мгновенно зажег в нем желание. Тайри коротко кивнул.
– А вы, должно быть, Аннабелла Уэлш.
– Угадал. Хочешь выпить?
Говоря, она взглянула на кровь, запекшуюся на его плече.
– Может, тебя надо перевязать?
Тайри покачал головой. Аннабелла Уэлш была самой вызывающе-прекрасной женщиной, какую ему когда-либо доводилось видеть. Кожа ее была цвета сливок, губы пухлые и ярко-красные. Ее полные, рельефно под тонкой тканью обрисовывающиеся груди так и рвались из блузки на свободу. На мгновение у него возникло безумное желание сорвать тонкую материю и посмотреть, как она будет выглядеть без покровов.
На губах Аннабеллы появилась насмешливая улыбка, будто она знала, о чем думает Тайри. Впрочем, подобные мысли посещали любого мужчину, которого она когда-либо встречала на своем пути.
– Зачем ты сюда явился? – наконец поинтересовалась Аннабелла.
– Сказать, чтобы вы больше не посылали по мою душу ковбоев и оставили в покое ранчо Хэллоранов.
– Я и понятия не имею, о чем ты говоришь, – ответила она холодно.
– В таком случае я растолкую. Я убил четверых ваших головорезов менее часа назад. Если после этого на ранчо Хэллоранов пропадет или будет найдена мертвой хоть одна корова, я вам этого не спущу.
– То есть расправишься со мной, как с моим братом?
– А теперь я не имею понятия, о чем вы говорите, – бесстрастно заявил Тайри. – Просто запомните, что я сказал. Если что-нибудь подозрительное случится у Хэллоранов, то в ответе окажетесь вы, и я вам об этом напомню. Я стреляю без промаха.
Аннабелла не сомневалась, что это не пустое бахвальство. Он серьезно ранил Уилли Маккоя, теперь убил четверых ее лучших телохранителей. У нее не было и тени сомнения в том, что именно он лишил жизни и Джоба. Да, размышляла она, Логан Тайри – настоящий профессионал. И не колеблясь убьет и женщину.
Нетерпеливо тряхнув головой, Аннабелла загадочно улыбнулась. Возможно, вместо того чтобы ссориться с Тайри, ей следует превратить его в союзника. Если ей удастся нанять его, немногие работники, еще оставшиеся у Хэллоранов, убегут от них, как крысы с тонущего корабля. А если он не соблазнится деньгами, у нее в запасе есть и другие средства. Он уже проявил интерес к ее телу. Даже теперь он не мог отвести глаз от ее груди. Мужчины всегда смотрели на нее так, будто она была спелой дыней, только ждущей, когда ее сорвут. Ей и прежде случалось предлагать себя мужчинам, когда она хотела заполучить что-то. И те неизменно подпадали под ее чары. И Логан Тайри ничем не отличается от прочих. При всем своем высокомерии он сделает все, что она пожелает, если суметь облечь предложение в должную форму. Она ничуть в этом не сомневалась.
