Так чертовски повезло. Так чертовски повезло.

Никогда больше. Никогда больше я не попаду в подобную передрягу.

С меня хватит.

— Флешка пропала, — объявляет Иза после того, как мы забираемся обратно в машину ее бабушки.

Она не кажется такой уж удивленной, как и я, потому что видел, как кто-то возился у машины, пока мы ждали Джулса. Я бы мог их спугнуть, но сомневаюсь, что Ти позволил бы мне зайти так далеко.

Иза залезает внутрь консоли и достает сложенный листок бумаги. Она осторожно разворачивает его, и ее глаза пробегают по написанным от руки словам. «Мы взяли дело в свои руки, так как вы были похоже заняты. Просто считайте, что на этот раз вам повезло. Не волнуйтесь. Мы ничего не скажем, если будете молчать». Бумага шуршит, когда ее пальцы сминают записку.

— Не могу поверить, что они шантажируют нас.

— Ну, на самом деле они шантажируют не нас, а только меня. И я готов к последствиям. — Я даю ей время передумать и все-таки пойти в полицию. После того, что случилось, я бы не стал ее винить. Но ее губы остаются сжатыми, в глазах упрямство. — Хорошо, будь по-твоему. — Я протягиваю руку. — Можно посмотреть записку?

Она протягивает ее и внимательно наблюдает за мной, пока я читаю. Ага. Как я и думал.

Я не знаю, какое выражение у меня на лице, но, по-видимому, оно выдает именно то, о чем я думаю.

— Ты узнаешь почерк, — говорит она, нахмурившись. — Не так ли?

Я убираю записку в карман джинсов.

— Не уверен. Может быть.

— Давай, продолжай мне лгать. — Ее резкий тон поражает меня.

— Иза… — начинаю я, но она обрывает меня, заводит двигатель и включает радио.

Черт. Я все порчу, как и всегда. Однако одной из моих самых больших ошибок стали вырвавшиеся слова о том, что я люблю ее прямо перед тем, как началась драка. Серьезно, могло ли быть все еще более драматичным? Это было совсем не то, чего хотел, но я запаниковал.

— Думаю, нам нужно поговорить, — кричу я сквозь музыку, когда она выезжает на дорогу.

— Мы поговорим, если ты скажешь мне, кто это. — Она дает мне минуту, чтобы что-то сказать, прежде чем включает музыку так громко, что теперь не услышит меня, даже если бы я закричал.

Я провожу остаток пути до квартиры ее бабушки, борясь с желанием заткнуть себе уши. Конечно, я целиком за музыку, но не в данном случае.

Когда мы, наконец, въезжаем на стоянку у дома, она паркует машину и выскакивает из нее еще до того, как я успеваю открыть дверь.

— Иза, ты не могла бы притормозить? — окликаю я, спеша за ней по газону. — Послушай, я знаю, что ты расстроена, но я…

Она врывается в дом, оставляя меня снаружи, разговаривающего с пустотой.

Разочарованно выдохнув, я открываю дверь и вхожу. Когда я вхожу, она уже на кухне, роется в шкафах.

— Я понимаю, что ты расстроена, но так будет лучше. — Потому что, если ты узнаешь, кто это, твое сердце будет разбито. — Просто доверься мне.

— Я действительно доверяю тебе, и в этом проблема. — Она распахивает шкафчик над раковиной и хватает аптечку. — Я так тебе доверяю, а ты даже не мог рассказать, что происходит с Ти. — Ее голос срывается, и она быстро поворачивается ко мне спиной.

Черт, я худший человек на свете.

— Иза… — Я обхожу кухонный остров, останавливаясь прямо за ней. — Я действительно доверяю тебе… очень. Ты единственный человек, который знает о том, как дерьмово мой отец относится ко мне. Ну, кроме Кайлера и моей мамы, но они знают только потому, что были свидетелями всего того дерьма, которое он со мной сделал. — Я задерживаю дыхание, ожидая, что она что-нибудь сделает, и, наконец, она оборачивается.

— Он бил тебя? — тихо спрашивает она. — Я имею в виду твоего отца.

Я знаю, о чем она меня спрашивает, но ей нужен не просто ответ. Она хочет, чтобы я ей доверял.

— Было пару раз, — признаюсь я впервые вслух, может быть, даже впервые осознавая этот факт. — Но не стоит придавать этому большого значения. Обычно он лишь высказывает мне, какой я хреновый сын. Но это уже неважно… Я там больше не живу, так что… — Пожимаю плечами, не зная, что еще сказать.

Она подносит руку к моей щеке. Когда ее ладонь касается моей кожи, я автоматически двигаюсь ближе к ней.

— Но ты же в порядке, правда? — спрашивает она. — Ты знаешь, что все те гадости, которые он сказал, неправда?

— Да… — Я изо всех сил пытаюсь держать глаза открытыми, но от ее прикосновения мне хочется лечь и заснуть рядом с ней. — Ты ведь понимаешь, что Линн и Ханна говорили тебе неправду, верно?

Она кивает.

— Может, поначалу я это и не понимала, но… Я не знаю… Но потом многое поменялось… и некоторые люди помогли мне понять, кто я на самом деле.

— Я надеюсь, что я один из них.

— Так и есть.

— Хорошо. — Я облизываю разбитую губу языком, не обращая внимания на боль. — Могу я поцеловать тебя? Или ты все еще злишься на меня?

— Я больше не сержусь на тебя, — говорит она, ее взгляд скользит по моим губам. — И ты можешь… поцеловать меня.

Улыбаясь, я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к ее губам, надеясь, что она поймет, что я говорил правду. Я действительно люблю ее... достаточно сильно, чтобы превратить жизнь моего собственного брата в сущий ад за то, что он с ней сделал.

Изабелла

— Ты перестанешь дергаться? — ругаю я Кая в миллионный раз. — Мне нужно обработать перекисью, иначе подхватишь инфекцию. — Я снова подношу ватный тампон к его губе. — Бог знает, где были руки Ти.

— Не его рука рассекла мне губу, — говорит он, ерзая на барном стуле. — Это был угол мусорного контейнера.

Фу, гадость. С другой стороны, как и Ти.

— Не знаю, что хуже, — поддразниваю я, капая еще немного жидкости на вату.

— Вероятно, его руки. — Он вздрагивает, когда я прижимаю ватный тампон к его губам. — Черт, это больно.

— Перестань вести себя, как ребенок. — Улыбаюсь ему, чтобы он понял, что я шучу, а затем бросаю тампон в мусорное ведро.

Он расслабляется, прислонившись к стойке.

— Знаешь, если бы не знал тебя лучше, я бы подумал, что тебе нравится мучить меня.

— Может быть, совсем чуть-чуть, — признаюсь я, доставая пакет со льдом из морозилки.

— Какая ты коварная, — шутит он, когда я встаю перед ним и прикладываю пакет со льдом к его щеке.

— Я не пытаюсь быть коварной. — Наклоняюсь вперед, чтобы осмотреть порез на его лбу, прикидывая, не нужно ли ему наложить швы. Я предложила отвезти его в больницу, но Кай, будучи Каем, отказался. — Я просто пытаюсь вылечить твои бо-бо.

— Мои бо-бо? — Он наклоняет голову, прислоняясь к пакету со льдом. — Подруга, ты разговариваешь со мной, как с маленьким ребенком.

— Ты вроде как такой и есть. Но это нормально. Я думаю, это мило.

— Эй, это моя фраза, — ворчит он с усмешкой.

Даже с рассеченной губой и опухшей щекой он выглядит абсолютно очаровательно. Как я раньше этого не замечала? Как могла быть так одержима Кайлером, когда Кай был рядом?

— И что с того? — Я подмигиваю ему. — Я просто украла твои слова.

Он смеется, проводя пальцем под моим глазом.

— Хорошо, теперь это мило.

И вот мои щеки снова начинают краснеть, даже сейчас, после всего. Я думаю, что мой счетчик смущения уже зашкаливает.

— Ты такая милая, когда смущаешься, — говорит Кай, наклоняясь вперед и целуя меня еще раз.

Часть меня хочет отказать ему и потребовать, чтобы он сказал, кто писал мне сообщения, кто похитил меня, кто оставил все эти листовки. Но часть меня боится ответа, боясь, что я узнаю, кто они, и это разобьет меня. Другая часть меня действительно просто хочет поцелуя.

После сегодняшнего вечера, после драки, похищения или что бы это ни было, я хочу забыть и двигаться дальше. С Каем. Каем, который защищает меня. Каем, который любит меня.

Мое сердце замирает при воспоминании о том, как он произнес эти слова. Он действительно имел в виду их?