- Слышите меня? – просила она.

- Слышу… - выдавила из себя Лориэль.

- Не везет мне с вами, - профессор вздохнула. – Уже консервацию заказала и емкости. Для вашего мозга. Думала, обеспечите меня рабочим материалом на пару лет. А тут все портит реанимационная бригада. Золотые руки у теток, откачали так, что можно на ученую степень доклад рисовать. Что же вы так, три раза в Тишину не сбежали?

Серенга покачала головой и наклонилась поближе:

- Все-таки я надеюсь, что у нас все еще впереди. Только оружием пользоваться не надо, стреляются обычно в голову, это испортит мой рабочий материал. Асфиксию тоже исключите. И химию. Много побочных эффектов. Лучше какой-то природный яд, что-то из паралитиков…

- Профессор… - Лориэль тяжело сглотнула и прошептала: - Идите под хвост…

Серенга отклонилась назад.

- Вижу, умирать не думаем? Хороший настрой. Пригодится, - она довольно кивнула. – Будет больно как никогда. Но не это самое страшное. Хорошо меня понимаете?

- Вполне.

- Метометрин содержит фреланитовые наниды. Разновидность кристаллического энергона, подарок праматерей с нашей родной планеты. Ведьмы используют его не только как средство последнего боя, но и как очень сильный анальгетик. Чувствуется рука мастера, Ганнэль прекрасно рассчитала дозировку. Метометрин спас вам жизнь. Однако он же уничтожил наш имплант и он же, вступив в реакцию с частицами энергона, нанес удар по нервной системе. Из хорошей новости – нервную систему мы восстановили, насколько – время покажет. Но придется учиться делать все заново. Вся моторика полностью нарушена. Впрочем, вы однажды это уже проходили. Будем учиться ходить в третий раз. Понимаете?

Лориэль выдохнула что-то похоже на «да» и прошептала:

- Что с рукой?

- Ампутация самый простой способ прекратить мучения. Но мы здесь не ради легких путей, верно? Разрушение тканей мы остановили, но время играет против нас. Чтобы начать терапию регенерином – нужно восстановиться и набрать сил, иначе это путь в один конец. У вас где-то семь месяцев, после чего решение будет принимать хирург.

- Хорошо, - прошептала Лориэль. - Я летать смогу?

- Вы живы, это уже тройное чудо. Сможете ли вы завязать шнурки без помощи – не знаю. Впрочем, я видела столько невероятных событий, что отказывать вам в праве бороться за крылья не могу. Вам решать, Лориэль. Все решать вам. Но для начала – нужно набраться сил. Никакой отсебятины. Понятно? Вообще никакой. Все мероприятия строго по предписанию. Курс по восстановлению мы прорабатываем. Мы, это я и двое моих воспитанниц. Первый этап – восстановление. И да, прописанную диету будете соблюдать до последней капли и крошки. У вас метаболизм хорошо просчитывается. Собственно, поэтому я и решила рискнуть. Вы вообще хорошо просчитываетесь. В биологическом плане.

- Рада слышать… - Лориэль тяжело сглотнула. Становилось больно.

- Потерпите, - профессор ее поняла. – Каждое пробуждение будем увеличивать время активности. Нужно терпеть. Сейчас поменяем присадку с гелем. Пока под общим наркозом. Разрушение тканей остановлено, но травматическая чувствительность никуда не делась. Если все пойдет по плану – то через пять дней попробуем поменять в период активности. Это, к слову, про боль, которую вы еще не испытывали. Понимаете меня?

- Понимаю.

- Хорошо. Пока отдыхайте. Через три дня разрешу посещения родных. Пока вы еще не очень стабильны. Ясно?

- Да.

Лориэль рассказали, что досталось не только руке. Задело и левую сторону спины, даже немного подпалило основание шеи и плечо. Не так серьезно, но тем не менее. К тому же очень плохо срасталась сломанная нога, организму на нее уже просто не хватало сил.

Через три дня, сразу после пробуждения, пока голова еще ясная, разрешили короткое посещение.

Лориэль даже не гадала, кто придет. Мири, конечно, наставница школьная, нервы крепкие, но матушка ее бы никогда не пустила. Потому Лориэль не удивилась, когда в палату, чуть прихрамывая, в большом белом халате вошла матушка. Она хмурилась от переживаний, но едва увидела дочь, оттаяла. Осторожно опустилась на стул рядом, осмотрела состояние и вздохнула.

- Добрых дел, доченька. Ну, как ты?

- Лучше не знать… - прошептала Лориэль и попробовала улыбнуться. Даже по себе поняла, что получилось очень криво и некрасиво.

- Тебе бы тут палату личную купить. Давно пора.

- Спрошу у профессора.

Матушка кивнула. Шутка ей и самой не сильно понравилась.

- Сама чего думаешь? – спросила она.

Лориэль очень осторожно покачала головой:

- Это надолго.

- Ходунки доставать? Как в прошлый раз? Поручни тоже крепить?

- Да, крепить. В столе справа… - Лориэль тяжело сглотнула. – Там документы и карты.

- Знаю, - матушка кивнула. – Денег пока не нужно, пусть лежат. Мне тут по времени ничего не сказали, сколько лечиться-то думаешь?

- Пока планы на полгода, - прошептала Лориэль.

- А, это хорошо. Значит, дочек первый раз в школу сама отведешь, - матушка кивнула сама себе. – Мы пока никому не сказали, так лучше.

- Мири ревела, наверное?

- Она не знает, - матушка подняла голову. – Знаю я и тетушка Газа. Приеду вот, будем с ремонтом по дому думать, как в прошлый раз. Руки-то у нее еще крепкие, поможет.

- Хорошо.

Матушка потянулась в карман и достала странного вида шарик рыжего цвета с кучей хоботков. Детская пищалка, чтобы руки и слух развивать. В каждом хоботке стальной шарик, нужно надавить посильнее и точно попасть в небольшое углубление, тогда раздастся звук. Каждый хоботок – отдельный звук. Какая-та умница думала, что создает музыкальную игрушку для развития детей, а на деле получилась жуткая пищалка. Мало кто из детей пытался изобразить хоть какую-то мелодию.

- Я лампочку вместо динамика поставила, - сказала матушка.

- Как в прошлый раз?

- Как в прошлый раз, - ответила матушка и тяжело вздохнула. – Зайду еще. Десять минут сказали, не больше. Тебе пока ничего нельзя, говорят.

Встреча с матушкой немного придала сил. Она никогда бы не упрекнула и уж точно никогда не станет осуждать. Матушка Лориэль отлично знала, что такое длительное восстановление после тяжелого ранения. Она сама не единожды возвращалась в строй после таких увечий, что у других шерсть становилась дыбом.

Ничего не могло сравниться с процедурой обработки раненой руки. То, что профессор и врачи называли трудновыговариваемым медицинским термином, выглядело как огромная прозрачная варежка до самого плеча. Внутри бледный непрозрачный гель.

Процедура началась с того, что Лориэль усадили на кровати. Под спину подложили кучу подушек, раненую руку положили на подставку и закрыли щитом, теперь не видно, что там происходит. Здоровую ногу привязали к упору, а правую руку к небольшому выступу на кровати, так держаться удобно.

Когда сняли «варежку» Лориэль почувствовала сразу. Всю руку словно обдуло ледяным потоком, а потом началось жжение, быстро переросшее в жгучую тяжелую боль. Пока медсестры смывали гель, Лориэль еще терпела, но потом силы закончились, ей стало дурно. Врач сразу же остановила процедуру и сделала укол в шею.

- Очень хорошо, продержались дольше, чем думали, - сказала она.

Эта похвала ничего не стоила, ночью Лориэль тихо выла от боли. Ее сильно трясло, медсестра долго ждала, прежде чем сделать укол. Боялась за общее состояние и чуть не вызвала врача. Лориэль попросила помочь лечь повыше. Не сразу получилось устроиться удобнее, но скоро она успокоилась, сердце уже не стучало в истерике. Утром ее потащили на полный осмотр, пришла даже профессор Серенга.

- Перспективы есть, - все что сказала профессор.

Теперь наступала стадия пыток другого вида. Начались процедуры общего восстановления. Есть с ложечки, заботливо поднесенной медсестрой, не казалось постыдным, но очень уж неудобно. Лориэль сама не могла сделать ровным счетом ничего. Ноги не сгибались, руки не слушались, повязки по всему телу мешались. Профессор назвала чудом то, что Лориэль разговаривает внятно.