Жека достал одну бумажку, выданную финансовым управлением по приватизации администрации города, гласящую, что Евгений Александрович Соловьёв участвовал в приватизации государственного комбината, по закону от 1991 года и имеет 28 процентов акций. Тут же достал и вторую бумажку — платёжное поручение и свидетельство о покупке 28 процентов акций металлургического комбината на бирже «Сибирский капитал».
— Количество акций впечатляет, — заметил Купанов, внимательно изучая поданные бумаги. — Ну что ж, все бумаги в порядке, посидите, пожалуйста, 5 минут, сейчас я изготовлю и распечатаю документы.
Через несколько минут Купанов распечатал копию на право владения акциями и свидетельство о покупке акций на бирже, поставил большие печати, расписался, положил в папку и подал Жеке.
— Желаю успеха в делах, молодой человек, — Купанов пожал Жеке руку и признался: — Слышал о вас, конечно же, многое. И хорошее, и плохое. Но всё равно желаю всего хорошего и чтобы все ваши планы осуществились… Если будут какие-то ещё дела или проблемы, обращайтесь в любое время…
— Спасибо, — неловко улыбнулся Жека, стесняясь своей славы. — Сколько с меня за услуги?
— Я мог бы оказать вам эту услугу бесплатно, — заявил Купанов. — Только из уважения к вам и за предоставившуюся возможность личного знакомства. Но так как в наших кругах не принято работать бесплатно, то назову цену в 1000 ₽ Вот ваш чек за оказанную услугу.
А грамотный юрист Геннадий Купанов! Именно так и нарабатываются связи. Бесплатно не стал работать, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что свидетельства фиктивные, не имеющие цены и которые легко можно оспорить в суде. И одновременно много брать из уважения не стал, сделал всё практически даром.
Жека достал из кармана тысячу и положил на стол юриста, потом пожал ему руку и вышел из кабинета, взял паку с бумагами. Дело хозяйское. Что такое сейчас тысяча? Бутылка пива и пачка сигарет.
— Куда сейчас? — спросил Графин, когда Жека сел в машину с портфелем наперевес.
— Заводоуправление, куда же ещё, — пожал плечами Жека. — Там посложнее будет зайти внутрь. Я так думаю.
Эх, не подумал Жека о коварстве Вальке и всей этой кодлы. Нахера говорил ей вчера, что явится акции подавать? Когда подъехали к заводоуправлению, то увидели непривычную суету вокруг. У здания стоял омоновской автобус, и около него несколько человек в полной выкладке. Они прохаживались по крыльцу и зорко наблюдали за окрестностями.
— Ни хера себе, это что такое? Война? — удивлённо спросил Графин. — По нашу душу, что ли, стоят?
— Конечно, по нашу, — задумчиво сказал Жека. — Ребята ва-банк пошли. Решили мусорами меня напугать. Только ведь время-то сейчас другое, изменилось сейчас время.
— Что делать будем? — встревоженно спросил Графин. — Нас же упакуют по лёгкому и в СИЗО определят. Драться с ними не будешь же, это статья.
— А зачем с ними драться? — ухмыльнулся Жека. — Это собаки на привязи, они гавкать будут на того, на кого хозяин скажет. Нам с собаками разбираться не с руки. Поехали на проспект «Пионеров». В офис телекомпании «Твой день» или как там её…
— Журналистов хочешь подпрячь? — недоверчиво спросил Графин. — И чем это поможет?
— Это поможет тем, что они увидят, как в демократической России прессуют свободного иностранного гражданина и коммерсанта, — уверенно сказал Жека. — Наверху это может не понравиться…
В общем-то, у Жеки был свой резон сделать именно так, как он хотел. В это тяжелое время частные телекомпании только начали создаваться и были практически ручными. У кого деньги были, кто платил за их содержание, тому они практически принадлежали. Государство самоустранилось от средств массовой информации, и они сейчас выживали кто как мог, лёжа на боку, в основном лишь за счёт рекламы и спонсоров.
Офис компании «Твой день» находился на проспекте Пионеров, в здании сталинской постройки, которое считалось элитным и при этом давно не ремонтированном. На первом этаже дома находилась детская библиотека, молочная кухня и на торце, в помещении бывшей редакции заводской многотиражки, сейчас располагалась молодая городская телекомпания «Твой день», о чём сообщала нарядная вывеска над старой расхлябанной дверью.
Meрседес остановился прямо на тротуаре, перед входом в офис телекомпании. Охранники вышли, оглядели пустой проспект и дали знак выходить. Жека вышел из машины, тоже осмотрелся и прошёл внутрь.
У входа за обшарпанным столом сидел охранник, пенсионер в старой вохровской форме, место которой уже давно было на помойке. Обстановка тоже напоминала СССР, причём даже не восьмидесятых, а семидесятых годов. Алюминиевая потолочная плитка, шарообразные пыльные светильники молочного цвета, свисающие на проводе с потолка, разбитый пол из цементных плит, стеновые панели из ДСП под цвет морёного дуба.
Дед-охранник, несмотря на своё жалкое положение, был довольно ершистым и пускать Жеку ни в какую не хотел без разрешения директора. Бесстрашный, чертила!
Жека положил перед дедом тысячу рублей и махнул рукой вглубь офиса.
— Я иду к директору, отец, ты же видишь, я деловой человек, мне нужно поговорить насчёт вашего будущего, — уверенно сказал Жека.
Старик, воровато оглянувшись, сунул купюру в карман нагрудный и махнул рукой: проходите, типа.
Стараюсь не поломать ноги о разбитый пол, Жека с охранниками прошёл по тёмному коридору внутрь, внимательно разглядывая таблички на обшарпанных дверях. Операторская, монтажёрская, отдел новостей, отдел рекламы, редакторская, директор. Несмотря на множество дверей, сложилось такое ощущение, что внутри никого не было, так как оттуда не доносилось ни звука. Лишь только внутри директорской двери слышался признак жизни, и оттуда раздавались голоса. Мужики о чём-то спорили, причём общение проходило в полуматерных тонах. Один из голосов показался знакомым.
Жека постучал в дверь, толкнул её и вошёл внутрь. Как он и ожидал, один из говорящих был хорошо ему знакомый демократический журналист Вячеслав Бардаков. Городской истеблишмент называл его попросту «Бардачок». Бардачок считался журналистом демократическим, отстаивающим точку зрения демократической партии и Бориса Ельцина. Всегда собирал по всему городу разного рода грязь и украшал ей эфир. Средства массовой информации в то время были ещё демократическими и показывали абсолютно всё: от малолетних проституток на вокзале до бомжей, живущих в теплотрассе. Это называлось «гласность» и «свобода слова».
Когда Жека вошёл внутрь, спорящие мужики с интересом уставились на него, прервав свой разговор, больше напоминающий ссору. Спорили они, естественно, о финансовых делах и делили какие-то совершенно невозможно маленькие деньги, что-то около 10.000 рублей: стоимость одного обеда в хорошем кафе.
— Мне видеокассеты покупать надо! — кричал Бардачок. — Где деньги? Я уже не говорю про зарплату. Ты хотя бы на оборудование дай денег: работать нечем.
— Ты сам прекрасно знаешь, что денег нет и не будет, — решительно сказал жирный мужик, директор телекомпании. — Последние деньги ушли на жилищно-коммунальные расходы и отпускные Семёнову.
И тут они увидели вошедшего Жэку и двух охранников, стоящих у него по бокам. Бардаков сразу же узнал Жеку и почуял, что дело запахло большими деньгами. Просто так уважаемый человек приходить в офис начинающей телекомпании не будет. То же самое подумал и директор. У этих журналюг нюх был на деньги, как у крыс на сыр. Тон голосов сразу понизился до минимума.
— Евгений Александрович, — подобострастно улыбнулся Бардаков. — Какая встреча, какая неожиданность! А я вас сразу узнал. Что хотели?
— А хотел я вам дать тему для сенсационного репортажа, — веско сказал Жека. — Причём репортаж этот о нарушении нашей российской законности, который может вызвать большой общественный резонанс, и, соответственно, акции вашей компании и рекламные отчисления могут пойти сильно в гору.
— Что за репортаж? — с интересом спросил Бардаков. Надо признать, Бардаков был хорошим профессионалом и знал, как заинтересовать целевую аудиторию телеканала.
