— Ой, мама дорогая, это ты такой хернёй решил дядь Сашу напугать? — рассмеялась Сахариха. — Да ему плевать. Закажут тебя киллеру. Киллер грохнет, потом они грохнут киллера и тело его в речку. А чтоб не было висяка, мусора поймают какого-нибудь бомжа, и на него повесят. Скажут, убийца найден. Все сработали хорошо. Ордена, медали. Германии скажут — просим простить, справедливость восторжествовала. Как будто не знаешь, как дела у нас на родине делаются. Придумай поинтереснее план.
— Тем не менее, ты не права, Свет, — не согласился Жека. — Ты не обращаешь внимание на политическую обстановку в стране, а она очень важна и явно в нашу пользу. Сейчас Ельцин взял курс на демократизацию, на сотрудничество с Западом. Иностранцы и иностранные компании в России в большом авторитете.
— Дело твоё, — пожала плечами Сахариха.
— А ты не хочешь со мной съездить? — неожиданно спросил Жека. — Со старыми корефанами бы повидались. Со Славяном, с Пущей, с…
Жека замялся, не найдя, с кем ещё хотелось бы повидаться подружке. И получалось, что видеться-то ей на Родине больше и не с кем.
— Ну, с кем ещё? — насмешливо спросила Светка. — Всё ещё живёшь прошлым? Отпусти ты его, мой тебе совет — дай людям жить без тебя. И ты живи без них.
— Позже… — сказал Жека, вскочил с кровати и потянулся всем своим здоровым телом. — Я ещё не всё сказал. Значит не поедешь?
— Я что дура менять вот это всё… — Сахариха обвела рукой шикарную виллу и прекрасные деревья за окном. — На Россию??? Нет. И вообще, знаешь ли, раз у нас есть своя хата, пора бы честным пирком и за свадебку. Я не говорю, что это мне срочно надо. Это в первую очередь минус тебе. Ты человек авторитетный и уважаемый, а всё ещё холостяком шаришься, как пацан малолетний. В твоём круге это признак какой-то неполноценности. А был бы ты моим мужем, может, и папа смягчился бы, и в Россию ты ездил бы не как незваный гость.
Жека хотел было сказать что-то язвительное, но не стал — подружка была права на все сто. Права ведь! Что и было самым досадным! Права до капельки. И то, что как будто переклинило его на России и на этом комбинате, и то, что всё время жил прошлым, пытаясь собрать несобираемое. Кому вот он в России нужен? Да всем насрать! Никому! Даже родителям не нужен! А он, как дурачок, последнее время всё лезет туда и лезет… Его выпихивают в дверь, показывая, что поставили на нём крест, забыли прошлые закидоны, дали второй шанс на жизнь, так нет… Он в окно лезет, да ещё на второй этаж. Но опять в Жеке взыграл дух противоречия, который заставляет совершать самые дурные поступки, лишь бы только наперекор всем и каждому.
— Как закончу все дела там, так забуду туда дорогу, — упрямо сказал Жека. — Сейчас у меня там комбинат и подсобное хозяйство при нём. И надо с ними вопрос решать. Скоро я уезжаю в Россию.
— Как хочешь, — махнула рукой Сахариха. — Завещание сразу напиши в мою пользу у нотариуса.
… В этот же день Жека позвонил в Дойчбанк и связался с финансовым директором, герром Гансом Фогелем. Как особо уважаемый и крупный клиент, Жека в банке пользовался если не большим доверием, то уж большим уважением точно.
— Слушаю вас, герр Соловьёв, добрый день, — сказал по телефону Фогель. — Я понимаю, что вы звоните не просто так.
— Мне нужна срочная встреча с вами, дело касается кредита на постройку машины непрерывного литья заготовки на Н-ском комбинате, — заявил Жека.
— Вот как, — обеспокоенно сказал Фогель. — Приезжайте немедленно.
Жека не сомневался, что у Фогеля жопа пригорит. Сумма кредита была немаленькая — 20 миллионов долларов. За эти деньги стоило побеспокоиться.
Жека надел дорогой костюм от Версаче, рубашку, галстук, запонки с бриллиантами, брошь для галстука. Выглядел на все сто. Сел в Meрседес, и поехал на встречу с банкиром в сопровождении двух охранников, в самый центр Банкфурта, в главный офис Дойчбанка.
Фогель встретил как старого друга. Знал он Жеку лично уже довольно давно, и знал как удачливого бизнесмена и надёжного партнёра. И вот что-то поменялось, поэтому герр Фогель был изрядно расстроен. Встречу решили провести в просторном зале для переговоров Дойчбанка. Широкие окна переговорного зала выходили прямиком на такой же громадный деловой небоскрёб, зеркальная поверхность которого находилась всего в пятидесяти метрах.
Жека сидел за длинным переговорным столом, напротив, с другой стороны стола, расположился герр Фогель, пожилой мужчина лет шестидесяти, одетый точно так же, по-деловому: в дорогой костюм, рубашку и галстук. Перед ним лежали документы на кредит и свидетельство о поручительстве комбината на кредит своим имуществом.
Перед Жекой лежало свидетельство о праве владения 28 процентами акций металлургического комбината имени Владимира Ильича Ленина в городе Н-ске, выданное сибирским отделением Госкомимущества России.
— Вы говорили, с кредитом появились какие-то проблемы? — обеспокоенно спросил герр Фогель.
— Кредит платится заказчику, транши адресату уходят ежемесячно, — заявил Жека. — Я недавно был непосредственно в городе и как ответственное лицо за кредит, проводил инспекцию целевого расходования денег. На месте мне пришлось решать множество проблем, связанных с нецелевым расходованием денег, и даже с откровенным воровством. Но в целом, кредитные средства тратятся хорошо, строительство идёт по графику, и, несомненно, машина будет построена в положенные сроки.
— Что же вас обеспокоило, герр Соловьёв? — уже чуть спокойнее спросил Фогель.
— У меня появилось беспокойство о возврате этого кредита, — спокойно сказал Жека. — То, что машина будет построена, и даже то, что она начнёт работать и приносить прибыль, вовсе не значит, что деньги с этой прибыли будут возвращаться к вам в банк. Вот о чём я хотел сказать.
— Откуда такие предпосылки, герр Соловьёв? — совсем уже обеспокоенно спросил Фогель, заёрзавший в кресле и застучавший пальцами по полированной столешнице.
— Потому что в России недавно, в конце лета и осенью, прошла приватизация! — заявил Жека. — Крупные предприятия были акционированы, и акции пошли гулять по рынку. Я, как лицо заинтересованное, на свои личные деньги сумел приобрести двадцать восемь процентов акций комбината. Но этого не хватило, чтобы побороться за управление им. Более могучие столичные силы потеснили меня с поста управляющего, пользуясь несовершенством нашего законодательства. Сейчас завод находится под внешним управлением компании, которая называется «Альфа-Капитал». Это обычный оператор, которому тоже принадлежит двадцать восемь процентов акций.
В этом месте Жека, конечно же, слегка соврал. Доля Альфа-Капитал была намного меньше, всего 19 процентов бывших Жекиных акций, которые его заставили продать под давлением. Но не скажет же он Фогелю, что Альфу пропихнула московская мафия, которая выгнала Жеку из России. Немец этого просто бы не понял.
— Где остальные акции? — спросил Фогель. — Должно ещё быть 53 процента. Не выйдет ли из тени ещё один крупный акционер?
— Остальные акции свободно торгуются на рынке мелкими лотами и не принадлежат ни одному крупному акционеру, — сказал Жека и отхлебнул минералки из стакана. — Скоро, на днях, будет собрание акционеров, и будет принят устав нового акционерного общества. Какие пункты будут включены, а какие пункты будут выброшены из предварительного устава переходного периода, я не знаю. Если все прежние договора, заключённые тогда, когда предприятие было государственным, будут признаны нелегитимными, договор о кредите будет обнулён в одностороннем порядке, согласно нашим законам. Потому что произойдёт ликвидация государственного предприятия с выставлением претензий кредиторов и вовлечённых лиц. Через суд, вам, вполне возможно, удастся что-либо отсудить. Но уже не у новых владельцев акционерного общества, а у правительства Российской Федерации, у Министерства финансов. Но сами понимаете, процесс этот будет слишком долгий и слишком трудный, придётся привлекать множество дорогих адвокатов, и очень велик риск, что он завершится ничем, либо компенсация будет столь мизерна, что не покроет кредит и расходы на юристов, и ваш банк понесет большие убытки. Казна России пуста! Вот о чём я хотел с вами поговорить. Вы мои надёжные партнёры, я не могу просто так держать от вас в тайне такую важную информацию.
