Выхожу на набережку и жду Лапшу. Она появляется спустя несколько минут.

Обнимаю её и крепко беру за задницу.

— Соблюдай приличия, молодой человек… — прошептала она мне на ухо.

— А если я неприличный?.. — спросил я.

— Не начинай, пожалуйста, — попросила она. — Иначе придётся вернуться в номер.

— Да, ты права, — умерил я энтузиазм. — Идём к берегу.

Я никогда в жизни не обладал такой потенцией, какой обладаю сейчас. Вчера ночью мы жестоко жарились с Лапшой около четырёх часов подряд.

Задранные характеристики «Сила», «Выносливость» и «Ловкость» делают своё дело, а идеально функционирующий организм постоянно провоцирует меня на размножение — мне почти всегда хочется Лапшу, а ей почти всегда хочется меня.

И мы пользуемся любой возможностью, чтобы потрахаться.

У остальных дела обстоят схожим образом — у Фазана есть минимум три постоянных партнёрши из нормальных людей, с которыми он практически живёт вместе. То есть, у него есть свой номер, в котором он, номинально, живёт один, но к нему постоянно ходят три женщины, с которыми он спит то поодиночке, то сразу вчетвером…

Проф, как стратегический мыслитель и очень умный мужик, поступил разумно — уже около месяца он встречается с Клавдией Вячеславовной. И я считаю, что это ход, близкий к гениальному, потому что он выбрал женщину, которая кормит всех нас.

Для него она, как и все мы, неразумная соплежуйка — ей всего сорокет с лишним. Когда она родилась, он уже отслужил в Советской Армии и успешно построил карьеру на заводе, уверенно двигаясь к должности мастера-металлурга…

В общем, я его не осуждаю. Если хочет встречаться с женщинами помоложе, кто я такой, чтобы высказывать какие-то свои соображения на этот счёт?

А вот у Щеки с Фурой, пока что, ничего не понятно. Он дохрена раз говорил, что вот-вот и всё будет, но что-то я не вижу прогресса. Не то, чтобы мне это было важно, но он, время от времени, заговаривает об этом.

От Лапши я точно знаю, что Фура давно уже ждёт, но Щека — это дотер… Мне кажется, до зоошизы он плохо представлял себе, что такое девушка, и как с этим явлением обращаться.

— На мост поднимемся? — спросила Лапша.

— Не, — покачал я головой. — Лучше с берега посмотрю — так будет надёжнее. А после уже на мост поднимемся.

Спускаемся на песок пляжа и доходим до линии воды.

Активирую ИК-зрение — речная вода представляет собой непроглядную черноту. УФ-зрение показало сияющую радужную пестроту, через которую не различить ничего.

А вот ЭМ-зрение дало совершенно другую картину. Я увидел множество подвижных объектов разного размера и разной скорости, активно носящихся в толще воды.

«Капец…» — подумал я поражённо. — «А без ЭМки казалось, что тут тишь да гладь…»

Я, конечно, и раньше подозревал, что в водоёмах кипит жизнь, но подозревать и видеть — это совершенно разный опыт.

Рыбы-мутанты, вопреки моим ожиданиям, не херачат друг друга в апокалиптической битве всех против всех, а просто двигаются туда-сюда, не мешая друг другу.

ЭМ-поля я вижу очень чётко, с контурами тел рыб, включая даже мальков, которые тусуются на мелководье. Правда, под водой дистанция обзора ЭМ-зрением составляет не более шестидесяти-семидесяти метров. Интересно, блин…

— Что ты видишь? — спросила Лапша.

— Я устану перечислять, что я вижу, — усмехнулся я. — Там прямо дохрена рыб. Я наблюдаю не меньше двух сотен рыб и мальков…

— Хм… — хмыкнула впечатлённая Лапша. — Может, теперь ты сможешь рыбачить?

— Это чем? — спросил я. — Удочкой из стальной балки с крюком от крана на стальном тросе? И килограммовым шматом мяса на нём?

— Не подумала, — улыбнулась Лапша.

— Я в чат напишу кое-что, — сказал я.

Достаю телефон из кармана и открываю групповой чат.

«Способность работает с водой», — сообщил я остальным. — «Шестьдесят-семьдесят метров — не больше. Зато детализация рыб потрясающая. Наверное, если бы я умел рисовать, я бы зарисовал их…»

«Как и ожидалось», — ответил на это Проф. — «Черепах не видишь?»

«Неа», — написал я. — «Только рыбы-мутанты и мальки».

«Поздравляю, Студик — только что ты создал себе дохуя работы», — написал Фазан. — «Теперь в любом речном или морском рейде — ты, как Кейт Уинслетт, будешь стоять на носу судна и смотреть в воду».

«А Леопольд будет держать тебя сзади, как Леонардо Ди Каприо, и спрашивать, что ты видишь!» — добавил Щека. — «АХАХАХ!»

«Ха-ха!» — ответил я на это и поставил смеющийся смайлик. — «Эври найт ин май дримс!»

«АХАХАХА!» — написал Щека.

Да, я не подумал об этом — теперь на мне точно будет постоянное наблюдение за водой. Никто больше не видит сквозь толщу воды и, уж тем более, не может отчётливо различать в ней рыб.

— Давай, всё-таки, на мост, — предложил я.

— С тобой — хоть на край света… — улыбнулась Лапша.

Провожу ладонью по её щеке.

— Идём, — говорю я.

Покидаем пляж и идём к подъёму на мост.

Сегодня ветрено, поэтому мост слегка колеблет. Местные называют этот мост «танцующим», потому что почти сразу после завершения строительства обнаружилось, что его полотно идёт «волнами» с амплитудой до 30 сантиметров. Потом, конечно, установили демпферы, которые смягчили колебания, но, как я вижу, не устранили их полностью.

Выходим на середину моста, и я подхожу к его краю.

Сразу же вижу в толще воды множество рыб, а также сразу двух черепах среднего размера. Это не гигантские твари, а что-то помельче — возможно, молодняк или какой-то другой путь мутации.

Сейчас не угадаешь, что видишь перед собой, потому что даже сраные белки представляют собой набор из сотен подвидов. Если бы кто-то взялся систематизировать их всех — работы было бы на пару десятков жизней, с перспективой принципиальной бесконечности.

Да и слишком быстро появляются новые мутанты, поэтому систематизация практически бессмысленна…

Черепахи в воде, в настоящий момент, занимаются охотой. Они мечутся, как бешеные, проявляя неожиданную элегантность плавания.

Рыбы-мутанты пытаются смыться, причём некоторой части из них это удаётся, а некоторые даже не собираются бежать — они атакуют черепах в ответ.

За этим можно наблюдать вечно.

— Две черепахи, — сказал я Лапше. — Охотятся на рыб.

— О, классно, — улыбнулась она.

Обычным зрением не видно почти ничего — какие-то неясные силуэты в воде и всё.

— Идём дальше, — сказал я. — Хочу посмотреть, что происходит на других участках.

В воде под мостом, в целом, спокойно, за исключением тех мест, где орудуют черепахи — эти, как я понял, отчаянно набирают массу, поэтому едят почти постоянно.

Мне интересно, а где берут биомассу остальные?

Растения мутаций не получили, поэтому у них нет никакого ускорения роста, что обрекает их на быструю гибель в пастях различных мутировавших травоядных. А это значит, что растения, например, в водоёмах, будут выедаться быстрее, чем воспроизводиться. А это голод для рыб и животных.

Проф считает, что сейчас происходит не форсированная эволюция, как думают некоторые, а настоящее вымирание.

Проблема ведь даже не в том, что хищники стали сильнее. Всё-таки, травоядные тоже озверели и развиваются не медленнее хищников.

Нет, ключевая проблема в почти полном разрушении пищевых цепочек. Природа, до зоошизы, находилась в весьма условном балансе, когда, в большинстве случаев, всё работало более или менее правильно и поэтому никто особо не вымирал.

Но сейчас многих видов уже нет, потому что им не повезло, а многие виды занимаются совершенно нетипичной деятельностью.

В первые полгода всё это компенсировалось дармовым кормом — животными, которые не мутировали, а также главным деликатесом — миллиардами беззащитных людей, но такие животные и люди уже закончились, поэтому зверям приходится приспосабливаться друг к другу.

Очень бы хотелось посмотреть, к чему всё это приведёт, но я, скорее всего, не смогу. Даже если проживу счастливую жизнь и скончаюсь от старости, конец этого процесса будет далёк.