Тихонько покидаю спальню и прикрываю дверь.

Внутри разливается чувство полного покоя, и сердце уже не выпрыгивает из груди в испуге.

«Да, не придет Серковский, даже если Инга расскажет. Зачем? Посмотреть, как я спустилась с небес на землю и работаю администратором в детском саду? Он же не узнал меня, когда отчитывал по телефону».

Вспоминаю его пренебрежительное «Карина?» и смеюсь. Он даже отчество мое забыл, а я уже нафантазировала, что узнал, приедет.

Возвращаюсь к себе в кабинет и сажусь за стол. Надо бы переслать Алевтине списки первоклассников для поздравлений. Она просила сегодня. Еще и расписание выпускных составлять, будь они не ладны. Работы много, но я сижу и смотрю на папку, на обложке которой красуется надпись: «Серковская Александра Вадимовна».

«А я ведь тоже отчества его не знала. – Неожиданно осеняет меня. – Вот вчера дело его дочери открыла и узнала, что он Борисович».

Ничего не знала, просто нырнула, как в омут. Так легко было, радостно… и странное чувство невероятного, абсолютного доверия… Купалась в этих отношениях, принимала ухаживания. Верила, что мы «вместе и навсегда», как в сказке. Даже сомнений не было, что у него есть еще кто-то.

Почему?

Дура была, и чтобы это понять, мне понадобилось целых пять лет.

Настоящая дура.

– Ладно, расписание выпускных переносим на завтра, но вот списки… Будь они не ладны – мотаю головой. Удивительно, как всего одна встреча может раскачать эмоции.

– Первоклассники, Карин, – напоминаю себе. – А еще конец года и день рождения у Ромашки.

Возвращаю себя в привычную, устоявшуюся жизнь. Забот и переживаний и здесь с лихвой хватает. Кружусь на работе, бронирую зал для торжества, попутно успевая заказать праздничные шарики, растяжки и шапочки каждому гостю. Ну и какой же день рождения без торта?

Накануне вечером еще раз сверяю список и уточняю время доставки. Кажется, я предусмотрела все, кроме того, что у кондитера сломается машина и он сообщит мне об этом за полчаса до начала праздника.

– Как не приедете? – стою посреди развлекательного центра и пытаюсь перекричать музыку и детские голоса. – Где сломались? На Морецкого? Так, так… Стойте там, я сейчас приеду.

Отбиваю звонок и радуюсь, что на дне рождения у меня одни коллеги с детьми. Нахожу Ольгу и прошу ее присмотреть за всем, пока я еду за тортом.

В итоге торт доставлен, праздник в самом разгаре, а я сижу в уголке, и у меня не остается сил даже на улыбку.

– Ну ты чего, сейчас торт вынесут, вставай – пытается растормошить меня Ольга.

– Да, сейчас – поднимаюсь со стула, расправляю чуть замявшуюся на коленях юбку и иду к столу.

– Ты чего такая? Заболела?

– Устала. Столько суеты в конце года.

– Это да, на работе набегаешься, а домой придешь – с детьми поговори, мужа накорми… – жалуется Ольга и осекается. – Как ты все одна успеваешь?

– Мужа не кормлю – отшучиваюсь я и иду к улыбающемуся сыну.

Торт уже на столе, остается только зажечь свечи и загадать желание. Все дети крутятся вокруг стола. Малыши в нетерпении тычут пальцем в кремовые узоры на торте, дети постарше выкрикивают свои желания, надеясь, что они сбудутся за компанию. А мой Ромка, он терпеливо ждет, когда все свечи разгорятся.

– Хочу полетать на настоящем самолете! – Набрав в легкие побольше воздуха, выкрикивает мой сынок и задувает все свечи на торте.

– Ура! С днем рождения! – Раздается со всех сторон.

– С днем рождения! – Обнимаю и целую Ромку в макушку.

Смотрю на счастливого сына, окруженного друзьями, и вся усталость куда-то испаряется. Вот она, моя жизнь. Сложно, временами появляется желание сбежать, залечь в спячку, но правда в том, что я ничего не хочу менять.

За всей этой кутерьмой я совсем забываю об Инге и Серковском.

Как выяснилось сегодня – зря.

Перед самым обедом ко мне в кабинет прибегает воспитатель из третьей группы и кладет передо мной детский рисунок.

– Карин, я не знаю, что делать. Надо как-то поговорить.

– Что случилось, Ир?

– Ты на рисунок-то посмотри – Ира двумя пальцами двигает рисунок поближе ко мне.

"Какие рисунки?! Я есть хочу и собираюсь устроить себе небольшой банкет и пообедать в ближайшем фастфуде. Опускаю взгляд, совершенно не настроенная на какие-то разговоры и разбирательства, и замираю".

– Что это?

– Я тоже, скажем так, офигела, Карин. Не первый раз уже. Да, дети растут, интересуются, бывает… Первый рисунок убрала и все, но это повторяется.

– Она голая? – почему-то шепотом уточняю я.

– Ну-у-у – Ира разворачивает листок к себе, смотрит на рисунок и кивает – почти, если точнее – топлес. Ну, да, вот вроде трусы.

– Кто нарисовал?

– Дочь Серковского.

– А? – подвисаю я, забыв о планах на обед.

– Говорит, у папы горлышко заболело, а это врач. В обычном садике я знаю, как реагировать, а тут… Поговоришь, а тебя потом того – на последнем слове Ира проводит большим пальцем по горлу.

– А-а-а, вон оно как? – Внимательно смотрю на рисунок. -Ну, пойдем, посоветуемся с Алевтиной. Какая разница, какой садик! Ей пять лет, Ир, она должна солнышки и цветочки рисовать, а не папу с… врачом. Папа тоже хорош, таких врачей на дом вызывать.

Карина Ольшанская

– Побеседуйте с ним, не похож он на совсем уж… – советует Алевтина нам с Ирой – Сам на меня вышел и очень просил взять дочку. Приехал, рассказывал, как не хотел ее отдавать в детский сад, думал, нянь и занятий развивающих хватит, но ошибся. Расспрашивал о порядках, охране… Ну, что хотите думайте, а не произвел он впечатление непутевого отца.

Алевтина захлопывает папку и смотрит на нас с Ирочкой.

– Может, к психологу? – робко предлагает Ира.

– К психологу, только если отец даст добро. – отвечает Алевтина. – Я его наберу и скажу, чтобы приехал. Покажете рисунки и попросите обратить на это внимание.

Киваем. И если Ира это делает, потому что со всем согласна, то я… Я просто хочу побыстрее сбежать из кабинета.

«У меня же еще останется время на маленький гамбургер? – бросаю взгляд на экран мобильного и вздыхаю. – Если только на совсем маленький».

– Мое мнение, что все очень случайно произошло, – продолжает Алевтина. – А память у детей цепкая. Запрещать, акцентировать нельзя, сами понимаете, только хуже сделаешь. Смотрю на заведующую и еле сдерживаюсь, чтобы не вывалить на нее, как у Серковского все «случайно».

«Плевать, Карин, пусть сами разбираются. Ты здесь вообще ни при чем, ты администратор».

– Ир, тогда жди отца на беседу. – Заканчивает Алевтина. – Если нет вопросов, то можно разбегаться.

И мы разбегаемся. Я – на фудкорт ближайшего торгового центра, а Ирочка к себе.

С обеда возвращаюсь полная сил и готовая переделать всю накопившуюся за последние недели работу. Гамбургер и дешевый кофе отлично справились с задачей, можно сказать, растворили неприятный осадочек от рисунка Серковской.

Отсылаю Алевтине список выпускников, заканчиваю годовой отчет по дополнительным занятиям и, когда до конца рабочего дня остается чуть больше часа, сажусь за расписание выпускных.

– Вот так, – жму на кнопку и отправляю на печать. – сейчас всем раздам, и можно будет собираться домой.

Довольная собой, выхожу из кабинета с распечатками в руках и иду в сторону лестницы.

– Карина Игоревна?

Замираю на месте.

«Обернуться? Или сбежать? – борются во мне два желания».

Вопреки здравому смыслу, выигрывает второе. Какой здравый смысл, когда я отлично знаю, кому принадлежит этот голос!

– Да, постой ты, Карин, – раздается совсем рядом, как только я делаю шаг в сторону лестницы.

– Что вы хотели, Вадим Борисович? – разворачиваюсь лицом к Серковскому и изо всех сил прижимаю к себе бумажные листы.

– С Алевтиной Робертовной поговорить, но ее нет на месте. – Кивает он в сторону кабинета заведующей.