Я закричал:

— Стоп! Детей убрать с площадки и накормить! А мы снимаем заново! Готовы? — Персонал привычно засуетился, занимая свои места, пара сотрудников площадки занялась детишками. Кажется, кто-то из незадействованных рабочих сцены, выполняя команду режиссёра, то есть меня, прямо на ходу вручил им шоколадку. — Мотор!

Во все эти не предусмотренные сценарием, но приготовленные жизнью моменты я всегда старался держаться профессионально, стараясь не уронить авторитет, но, честно говоря, было трудно не улыбаться. Детишки смотрели на нас широко раскрытыми глазами, будто и правда увидели живых вампиров и, разумеется, носились с визгами по всей съёмочной площадке, напрочь игнорируя попытки съёмочной группы «убрать и накормить». Кто-то случайно чихнул в ёмкость с тальком и теперь стоял, пытаясь разлепить глаза на белоснежном лице. Рядом с этим гипсовым снеговиком, наверное, для контраста, появился папуас — наш художник по свету, пытаясь поймать юркого пацанёнка, где-то влетел в остатки старого костра, и теперь тот самый паренёк участливо помогал чертыхающемуся дядьке оттирать чёрную физиономию. Серьёзная девочка в очках, мило картавя, спрашивала у костюмера, почему люди прыгают на верёвках, а тот не знал, куда себя деть — то ли утолять любопытство ребёнка, то ли, наконец, закончить ремонт порвавшегося на самом интересном месте спортивно-вампирского костюма.

Ну, какая уж тут лапта или, скажем, бейсбол. Тут главное от смеха штаны не намочить…

«Однако надо работать!»

— Мотор!

Второй дубль вышел удачнее. Один из «братьев» главного героя ударил по мячу, и тот взмыл высоко в воздух. В этот момент двое других актёров были подвешены на тросах и должны были «мгновенно» добежать и поймать этот мяч. Рабочие по команде дёрнули верёвки — и оба «вампира» полетели вперёд, однако ловко приземлиться сумел только один, а вот второй не рассчитал и плюхнулся прямо в кучу листвы, которую рабочие оставили, расчищая съёмочную площадку в лесу.

— Ничего, — сказал я, пытаясь сохранить серьёзность, — для зрителя вы всё равно будете казаться сверхъестественными. Главное, чтобы на плёнке выглядело, будто вы летите.

Через пару-тройку часов постоянных прыжков и полётов все вошли в азарт. Мы сняли, как «вампиры» будто бы мчались быстрее ветра, а Белла стояла в стороне и поражённо наблюдала за этим. Камера медленно наезжала на её лицо, и Марта играла так, что мне самому стало не по себе — в её глазах было и восхищение, и страх.

Отсняв сцену с первого дубля, был вынужден констатировать, что всего на второй день съёмок моя жена действительно стала превращаться в актрису. Впрочем, человек она знакомый со сценой не понаслышке, а это очень много значит!

В перерыве всё это время стоящий в стороне и наблюдающий за съёмочным процессом Кравцов подошёл ко мне.

— Саша, если так и дальше пойдёт, у тебя будет фильм не про вампиров, а про цирк с акробатами.

Зная его ядовитый характер, спорить не стал, а отмахнулся, сказав, что все тросы будут затёрты на постпродакшене, а потом сразу же ему отомстил, предложив сняться в паре эпизодов. Ну как предложив?..

— Товарищ оператор, наведите, пожалуйста, камеру вот на этого товарища полковника. Будем снимать сцену с ним: нападение вампира на случайного прохожего из спецслужб.

Глаза Кравцова немедленно расширились до невообразимых размеров, и он крикнул: «Васин, не сметь! Отставить!», после чего упрыгал со съёмочной площадки в сторону чащи с такой скоростью, что никаким вампирам и не снилось.

Все дни съёмок вокруг находились десятки людей, которые по первому моему даже не требованию, а просьбе, а иногда и без неё делали всё возможное, чтобы мы ни в чём не нуждались. В такой атмосфере снимать было крайне комфортно, и через пять дней плодотворной работы процесс съёмок был завершён.

Мы поблагодарили местный горком и всех поддерживающих нас, и вечером исполнили то, что обещали. На запасном лётном поле аэродрома был устроен концерт группы «Импульс» и нас с Мартой. Чтобы не заморачиваться насчёт аппаратуры, сыграли и спели мы его под фонограмму, используя предоставленные местной администрацией колонки и аппаратуру для проведения праздничных мероприятий и митингов. А чтобы не согласовывать с начальством программу выступления, фонограммой служила запись с концерта, который прошёл совсем недавно в Тушино.

Из-за плохого освещения и хорошего задымления привезёнными из Москвы спецрейсом дым-машинами никто из десятков тысяч зрителей, что пришли послушать любимых артистов и потанцевать, никакого подвоха не заметил, и все мы неплохо провели время на чистом воздухе.

Ну а уже утром в воскресенье, вновь погрузившись в выделенные для нас самолёты, наш экспедиционный корпус взял курс на столицу нашей великой Родины.

Нам было пора возвращаться домой.

Через неделю монтажа, сведения, записи озвучки и переозвучки, наложения звуков и саундтрека в кинотеатре киностудии был намечен закрытый показ. В установленный день многочисленные комиссии — Госкино, Госконцерт, руководство Минкульт, МИД и самой нашей киностудии — в окружении не менее многочисленных родственников, знакомых и знакомых знакомых, расселись на свои места, полностью заполнив зал. Свет погас, и воцарилась тишина. Плёнка привычно зашуршала в кинопроекторе, и на экране появилась первая сцена — осенний Тобольск, туман над Иртышом, поезд, из которого выходит Белла.

На экран я особо не смотрел, всё чаще посматривая по сторонам — меня интересовала реакция зрителей.

Когда на экране появились кадры со мной — Эдик Петров стоит в коридоре института, взгляд холодный, но тревожный, — в зале раздалось едва слышное «ах». Дочки, племянницы и жёны разных ответственных товарищей оценили картинку с модным красавцем альфа-вампиром.

Дальше пошла сцена в доме. Камера медленно скользит по сумрачным комнатам, и зритель реально чувствует: здесь живут те, кто не стареет и не умирает.

Атмосфера сгущалась. И вот настал эпизод с игрой в лапту.

Сначала в зале раздалось сдержанное хихиканье: люди не ожидали увидеть старую русскую забаву. Но когда вампиры «полетели», ловя мяч, смех сменился искренним восторгом. Дети хлопали в ладоши, взрослые же в изумлении переглядывались и улыбались.

Финальная сцена — бой на старой фабрике. Эдик защищает Беллу. Металл гремит, всё сверкает, раздаются крики боли и ненависти, а затем тишина. Белла тянется к своему возлюбленному. Всё хорошие живы, а все плохие повержены — хэппиэнд!

Экран на мгновение погас, и зал в то же мгновение взорвался бурными аплодисментами.

Фильм явно всем понравился, особенно женской половине.

Однако крики радости и восторга продолжались совсем недолго, потому что, как только начались титры, одновременно с ними из колонок стала доноситься музыка. Зрители тут же притихли и вернулись на свои места, несмотря на то, что по факту фильм уже закончился.

И тут дело было в том, что титры шли не как обычно на чёрном фоне, а на фоне видеоклипа. Он был снят буквально на днях, когда я беззастенчиво воспользовался служебным положением. В него вошли неиспользованные в фильме сцены и кадры с Мартой. Она находилась среди свечей и пела одну из песен, что я специально, так сказать, «написал» для этой картины. Christina Perri — A Thousand Years

Музыка была приятная, а красивый голос моей жены создавал трогательную атмосферу. Нужно ли говорить, что при таких вводных зрители, затаив дыхание, позабыли, что фильм уже давно закончился, и стали наслаждаться зачаровывающей композицией. И, разумеется, пока песня не подошла к концу, никто из зала выходить даже и не собирался.

Но зато, когда прозвучала последняя нота, зал вновь взорвался аплодисментами, криками «Браво!» и «Бис!» Люди вставали с мест, хлопали, кто-то даже свистел от восторга. Я же стоял сбоку и чувствовал, что вновь сделал то, что без меня в этом мире появилось бы ещё не скоро.