Через час водитель-трезвенник, откупоривал бутылку коньяка и распечатывал пачку сигарет «Космос», ибо на душе всё пело в преддверии превентивного ракетно-ядерного удара…

— Ракеты к старту готовы, — доложил старпом.

— Как говорил товарищ Сталин, — весело проговорил капитан, глядя на панель управления оружием, — раз мы не можем передвинуть Ленинград от границы, значит придётся передвинуть границу от Ленинграда.

На капитанском мостике повисла тишина…

— По пособникам немецко-фашистских захватчиков, огонь, — сказал «кэп» сам себе и смеясь нажал красную кнопку. Аппаратура сработала в штатном режиме и на Хельсинки ушла ракета с разделяющейся боевой частью.

— Ай да молодец капитан! Так их гадов! — взревел трезвенник, смяв листок с текстом. Затем, с презрением посмотрев на руку, поморщился и решив выбросить этот клачёк никчёмной бумаги резко вытянул руку вперёд, забыв при этом разжать кулак. В результате этого неадекватного действия, изрядно опустошенная бутылка коньяка, стоящая перед ним, упала и содержимое разлилось по столу залив как валяющиеся бумажки, так и пепельницу с дымящимися окурками.

— Ну что за фигня! — глядя на упавший на пол пустой сосуд посетовал водитель и с кряхтением поднявшись направился к бару…

Там, достав бутылку беленькой и отпив прямо из горла он понял, что не хватает закуски. Вспомнив о пельменях, томящихся в кастрюле он нетвёрдой походкой сходил на кухню и взяв ёмкость с поджарками вернулся в комнату, дабы несмотря на расплывающиеся перед глазами буквы, продолжить чтение этого боевика.

— Ура!! — донеслось из соседней комнаты в тот момент, когда Ольга Ивановна закончила прочтение «Спектра». Это было так неожиданно, что она вздрогнула, после чего поняв, что кричит её любимый пошла в большую комнату дабы узнать, чему это он так радуется.

Картина, которая открылась перед ней повергла её в шок и заставила задуматься о галлюцинациях и миражах.

Стол был завален разбросанными листами рукописей, которые были не только облиты вином, но по всей видимости ещё и облеваны. По среди стола стояла почерневшая кастрюля со сгоревшими пельменями и источала запах костра. Заглянув в неё Ольга Ивановна поняла, почему у её любимого весь рот перепачкан сажей — он ел. Рядом со столом валялись пепельница с окурками, рядом с которой лёжа на боку соседствовала открытая банка шпрот.

«Как же так? Что это всё значит? Почему я ничего не слышала? Неужели я так зачиталась, что не слышала, что происходит в соседней комнате? Это невероятно, но это факт… Муж, пьян и причём сильно… Но как он смог так быстро напиться, ведь прошло не более двух часов? Неужели в нём проснулся алкоголик и теперь он будет пьяницей, как и его дед?» — задавала себе резонные вопросы жена, подходя к, лежавшему в неестественной позе «скрюченной звезды», телу.

— Серёжа. Что здесь произошло? — подойдя ближе попыталась узнать детали казуса Ольга Ивановна у любимого, на что получила от своей валяющейся интеллигентной второй половинки неожиданный интеллигентный ответ:

— Иди на х**!.. Я спать хочу…

Саша.

Пока некоторые граждане отдыхали и пили вино, я «обрабатывал» Белорусский вокзал.

Раздав около двухсот записей, позвонил Севе. К моему сожалению, тот был сегодня занят, поэтому на студию я поехал один.

По дороге зашёл в продуктовый магазин и закупился, для абстрактного «дяди Васи», двумя ёмкостями. Одну, в виде чекушки, отдал при входе «голему» охраняющему вход в ДК, а другую оставил себе. Мне предстояло сейчас петь, а так как нормально петь на «сухую» я не мог, то вопрос, пить или не пить на повестке дня не стоял.

Нужно сказать, что на базу я поехал вместо того, чтобы сделать «короткий» день, по двум причинам. Первая — то, что песня «Дядя Лёня мы с тобой», которая вновь заиграла в голове, как только я вышел от Задорного. И вторая причина, в том, что вместе с этой композицией в моей бедной башке заиграли, ещё две «вирусные» попсятины, которые «перекраивая» «Дядю Лёню…» всё пели и пели, чуть ли не заставляя пускаться в пляс… Спасу от этих звуков не было и напевая песни по очереди я быстро «окучил» вокзал и сразу же рванул в студию с мыслью: «может запишу и отстанут?..»

Музыку для всех трёх композиций я записал за два часа, особо сильных проблем с этим не испытав. Да, звуки гитар и клавиш здесь, в 1977 году, заметно отличаются по звучанию от звуков будущего, то есть оригинала, но в принципе, общая структура песен была ясна, записана и вполне себе нормально звучала.

Проблемы, как и ожидалось возникли при записи вокала. Точнее будет сказать, что проблемы возникли с попсятиной, ибо «Дядю Лёню» я после пары «бафов», записал чуть ли не с первой попытки.

С двумя другими же песнями я мягко говоря за… заманался!..

Я пытался вспомнить как пели в оригинале и у меня это не получалось!.. Как так можно было спеть те треки я не понимал! Моя душа и мой опыт говорили, что это полный писец и пора с такими композициями завязывать — не позорься, но вот полу-холодный расчёт говорил, что если я хочу спать спокойно не напевая ежеминутно «эти хиты» у себя в голове, то их просто необходимо записать и забыть о их существовании…

Пробовал «и так и этак», и с горечью в голосе и с радостью, и басом и сопрано… Не идёт зараза и всё тут… Допил последний «баф». Попробовал вновь спеть… Нефига… Шляпа какая-то получается, а не хит… Расстроился…

Посмотрев на пустую бутылку пошёл к вахтёру. От предложения продолжить «банкет» за мой счёт тот категорически не отказался и с радостью сбегал за парой чекушек в гастроном.

Через десять минут, разложив на тумбочке вахтёрной плавленые сырки, краковскую колбасу и две луковицы мы выпили по первой…

Собутыльник был в хорошем расположении духа и видя моё мрачное настроение решил рассказать мне о своём внуке, который постоянно капризничает…

«Нда… Внук — это конечно хорошо, но что делать мне? — вновь и вновь задавался я вопросом слушая историю «за жизнь». — Может съездить в деревню и прослушать запись оригинала, чтобы понять, как там тот певец поёт? Ехать неохота. Весь день будет потерян. Но, что делать, искусство требует жертв. Ехать нужно, иначе эти песенки быстро сведут меня с ума. Другого варианта я просто не вижу.»

— … а он всё гнусавит и гнусавит, — продолжал свою историю дедуля.

— Кто гнусавит? — вынырнув из своих «заморочек» переспросил я гражданина…

— Да, Никита. Внук мой. Кто ж ещё?.. — удивился тот вновь наливая рюмки.

— И чего он гнусавит?

— Да всё подряд гнусавит… Ноет, одним словом. Прям обиженный ребёнок, а ему ведь уже двадцать три года… Он ноет, а у меня сердце больное. Мне нервничать нельзя…

Вахтёр ещё что-то говорил про своего внука лоботряса, но я его уже не слушал, ибо вскочив, выпив и поблагодарив за всё помчался в репетиционную.

«Ну конечно. Именно так. Там петь нужно голосом обиженного ребёнка и никак иначе», — думал я, забегая внутрь помещения и включая магнитофон.

Как бы неудивительно это звучало, но теперь я записал обе песни за пол часа.

Прослушал что получилось и в принципе остался результатом доволен. Что ж, теперь дело за малым, переписать с бобины на кассету, после чего запись на катушке стереть, а кассету спрятать, на всякий случай… Дома от греха подальше я плёну хранить не хотел, ибо вот-вот, я выйду «из тени» и чем это закончится, одному Богу известно. Следовательно, если я опасаюсь обыска у себя дома и на студии, то кассету необходимо спрятать в каком-нибудь другом помещении, в котором если что, её никогда не найдут.

Подумал о туалете и вентиляции… А почему бы собственно и нет. Вряд ли кто-нибудь туда полезет в ближайшие лет сто… С другой стороны, есть же «закон подлости»… Вот положу туда и администрации вдруг ни с того ни с сего приспичит прочистить вентиляционные трубы… Скандал!.. Кипишь!.. Караул!..