— Подробней. Я об этом не знаю.

— Информация пока в стадии проверки.

— Ничего страшного. У нас всё сейчас в стадии проверки. Продолжай…

Плен.

Как мы не готовились, как ни старались предусмотреть всё, что только можно, но не справились — нас банально перехитрили. По нашему требованию нам предоставили два транспортных средства, куда мы распределились с пленными равномерно. В одну боевую машину сел ашш Сошша Хааш с генералом, во вторую я с заместителем. Нас было по трое в каждой боевой машине, так как в одну всеми мы не помещались. Специально это было сделано или нет — не знаю, но выдвинулись мы к месту в сопровождении большого конвоя в двух боевых машинах. За рулём сидел солдат противников и это оказалась фатальной ошибкой. Нас завезли в большой ангар с какой-то специфичной аппаратурой, что блокировала применение любого оружия и как только мы вышли нас окружили. Боя практически не было. Нас задавили массой. Против двух взводов, вооружённых длинными баграми не выстоять. Мы оказались не готовы к этому. Невозможно предусмотреть использование такого древнего оружия против вооружённого современным, но бесполезным электронным оружием. Среди нас нет пророков. И самое неприятное, я не успел покончить с собой. На меня одновременно напали пятеро и не дали возможность даже вынуть и активировать клинок. Навалились, свалили на пол и прижали к земле, зафиксировав руки и ноги.

Скрепя зубами от безысходности я видел, что одновременно происходит с моими ребятами, с которыми прошёл огонь, воду, вот только медных труб нам никогда не познать.

Ашш Сошша Хааш что-то кричал, ругался, лёжа жёстко зафиксированный на полу, а я проклинал себя за то, что согласился поиграть в стратега. Думал, что самый умный. Надеялся, что опыт и знания Глена помогут, но просчитался.

Я не прекращал попыток вырваться, но конечности были жёстко зафиксированы, а на мне сидело двое противников. Я это не только ощущал, но и краем глаза из-за небольшого обзора, так как меня уткнули лицом в пол, видел, что так же поступают с другими. И все мои попытки освободиться оказывались тщетны, и когда до меня дошло, что мне вновь предстоит перенести то, что было после попадания в плен к анторсам, я не стал сдерживать эмоции. Я кричал, пытался укусить кого-то из противников, спровоцировав того на милосердную смерть. Те муки, что мне пришлось пережить я старался вычеркнуть из памяти и сейчас мне вновь предстоит пережить изнурительные, сводящие с ума, а может и более жестокие пытки.

Я не кричал, я выл от безысходности, но всё когда-то заканчивается. Лёгкий укол через одежду в плечо и моё сознание погрузилось в небытие…

Приходил в себя тяжело. Меня мутило, я потерял ориентацию и долго не мог понять где нахожусь. Глаза, как только открывал — слезились, и я мысленно проклял этих сволочей, что вкололи препарат, непредназначенный к метаболизму землян. Лучше бы сразу цианид вкололи.

Послышались шаги. Меня грубо, подхватив за обе руки, поставили на ноги, которые не держали. И тут я понял, что абсолютно голый.

— Одевайся!

Затуманенное сознание, частичная потеря зрения. Я ориентировался только на слух.

В помещении не менее трёх солдат, но я даже силуэты их не различаю. Всё размыто и блёкло как-то. Мелькнула мысль кинуться на кого из надзирателей, но мои движения оказались слишком медленны и ожидаемо у меня ничего не вышло. Не вышло получить то, что я сейчас хочу больше всего. И это не вода, или еда — это благодатная смерть…

Кто-то громко, на повышенных тонах мне задавал вопросы, но я не отвечал, надеясь своим поведением вывести из себя, но долгожданное избавление не наступало. Три раза меня водили на допрос с одним и тем же результатом, а сейчас, меня словно зверя посадили в клетку и везли на корабль. Что с моими братьями по оружию я не знал, но во время погрузки я заметил стоявшие невдалеке четыре клетки.

«Нас было шестеро. Я в клетке. Ещё видел четыре. Значит кто-то не выдержал и скончался», — мысленно порадовался за того, кому пришло избавление. Полёт прошёл незаметно. Только успел привыкнуть к окружающей обстановке, к холоду, видимо грузового помещения, к едва уловимым стонам и причитаниям, как клетку, в которой меня содержали перевезли на корабль-носитель. Я это понял, когда миновал шлюзовую камеру и по пути на стенах коридора заметил знакомые обозначения.

По пути со мной из сопровождающих никто не говорил. Только когда доставили в какое-то очень маленькое, больше похоже на каморку, а не каюту помещение, где едва умещался санузел и брошенный на пол матрас, меня выпустили из клетки, надев на руки и ноги браслеты, а потом началось. Практически сразу за мной пришёл вооружённый конвой. Зрение у меня восстановилось и теперь я хорошо видел окружающую обстановку. Я действительно оказался на «Охану».

Коридоры, коридоры и меня заводят в просторное помещение с несколькими ложементами. На одном из них я заметил, что кто-то полулежит жёстко зафиксированный по рукам и ногам.

Сопротивляться бессмысленно. Браслеты, что надели, при сопротивлении подавали болезненный импульс, «обжигая» кожу до костей. Терпеть её было невыносимо. Она сильнее зубной боли, и я подчинился. Меня усадили в ложемент и…

Боль. Постоянная, то нарастающая, то чуть утихающая боль, словно тебя выворачивают наизнанку, а едва сознание подходило к той грани, когда проваливается в забытьё, боль утихала и сознание прояснялось.

Сколько так продолжалось я не знаю. Помню только, что меня не кормили, воду не давали, но физические силы у меня оставались, зато моральные приближались к пределу. То, что меня кормят внутривенно я понял, осмотрев свои руки, когда в первый раз в полубессознательном состоянии вернули в каморку. Вены на руках исколоты, на локтевом сгибе появились синюшные пятна.

Лёжа на тощем матраце я думал, почему у меня ничего не спрашивают, не задают вопросы, а просто пытают и пришёл к выводу, что сначала они хотят подавить волю, а потом, когда стану податливым будут спрашивать, вот только что я могу рассказать? Я же абориген и ничего того, что им и так известно знать не могу.

После второго посещения пыточной камеры я попытался покончить с собой. Как только меня обратно принесли в каморку я дрожащими руками разорвал на себе одежду, связал верёвку и… не смог найти куда её закрепить, а самостоятельно задушиться не получится. Когда сдавливаешь шею для прекращения подачи кислорода через некоторое время теряешь сознание, хват ослабевает и так можно пытаться до бесконечности.

Попытка броситься на конвоира также оказалась безрезультатна. Когда в третий раз меня повели знакомым коридором на пытки я накинулся на идущего впереди, но и не сделав пары шагов, чтобы приблизиться, свалился, корчась от боли. Браслеты, что на мне активировались и было такое ощущение, что они прожигают плоть, обугливая мясо по живому.

Сколько так продолжалось я сбился на четвёртой экзекуции. Я был на грани. Моё сознание путалось. Я осознавал себя капитаном Гленом, я осознавал себя Геной Бесом, я осознавал себя мелкой букашкой, что ползёт по тушке какого-то крупного животного и последнее ощущение всё чаще становилось основным. Я терял рассудок. Моей силы воли сопротивляться химическим раздражителям не хватало, но прошёл день, а меня не трогали. Я это понял, потому что сильно захотел есть и пить. Я мучился от жажды и с нетерпением ожидал, когда организм исчерпает свои и так подорванные резервы, и я умру от обезвоживания. Смерть конечно не из приятных, но частица сознания, что во мне теплилась от моих слитых воедино «Я» говорило, что это единственный выход закончить страдания.

Когда дверь каморки открылась, а внутрь кто-то вошёл я спокойно лежал на тощем матрасе и с умиротворением ожидал смерти. Вошедший меня не тронул. Я только слышал, как что-то оставили на полу. Открыл глаза. На подносе стояли две ёмкости, но я не пошевелился. Продлевать мучения я не хотел. Скорей бы…

Когда в следующий раз ко мне вошли, то у меня не было сил открыть глаза. Я только слышал го́вор, а слова обессиленный от голода мозг не разбирал, они сливались в тихий, то начинающийся, то прекращающийся гул.