Голуба подтолкнула меня в спину:

– Ступай, тебя звала.

– А вы? – оглянулась я на сестёр.

– Когда позовёт, тогда и зайдём, – ответила Пелагея, указав рукой на дверь.

Чуть заробев, заглянула в комнату. Почти всё пространство занимала большая печь, от которой сейчас несло жаром, у окошка стоял столик, на нём пыхтел паром самовар.

– Проходи, поди не кусаюсь, – на меня смотрела женщина лет сорока пяти, статная с густой русой косой, лицо чуть тронули первые морщины, но в глазах не угасли искры молодости. Простое платье подчёркивало хорошую фигуру и пышную грудь. Вот так бабка, подумалось мне, да она с такой-то внешностью многим молодухам фору даст.

Я зашла в горницу, притворив за собой дверь.

– Доброго дня.

– И тебе поздорову, княжна Словенская, – улыбнулась женщина, наливая в деревянную кружку душистый взвар, от которого по комнате разнёсся запах летнего поля, сдобрила напиток ложкой мёда, – присядь со мной, – она указала на лавку, что стояла напротив стола.

Я опустилась на скамейку, взяла предложенный мне отвар, осторожно пригубила. По телу пробежала тёплая волна, от которой как-то прояснились мысли, отступила навязчивая тревога и ушло покалывание в ладонях.

– Меня сёстры привели к вам, – сказала я, не зная с чего начать разговор.

– Всё ведаю, – кивнула Устинья, ласково улыбнувшись, – не робей, не обижу. Чары шалят? Так это легко поправить.

– Правда? – услышанное взбодрило, но осведомлённость знахарки невольно настораживала.

– Не робей, мне многое ведомо, – ведунья положила свою ладонь на мою руку и тревогу смело прочь, – а тебе много предстоит свершить, пусть и не по своей воле. Одно должна помнить, твои чары – это ты. Не призываешь же руку, чтобы поднять эту кружку? Она послушна тебе с рождения, так и сила твоя. Она часть тебя, твоё продолжение. Вспомни, чему тебя матушка учила.

– А что мне свершить предстоит? Вдруг не осилю? Нужно в Словенск вернуться?

– Всему своё время, – Устинья подвинула ко мне чашку с ягодами клюквы в меду, – отведай, Яромила. Не спеши жить, само собой всё сложится, тебе лишь готовой надо быть. Забыли мы, что деды наши заповедовали, потому и обрушились напасти на Русь. А свобода она каждому от рождения дадена.

Я не понимала ни слова из речи ведуньи, но перебить её не решалась.

– Это как нарыв, – продолжала Устинья, придвинувшись ко мне ближе, – можно примочками его лечить, ждать, пока гной из раны вытянет, но иногда требуется резать по живому. Иначе не справиться.

– При чём здесь я?

– Ты и пришла к нам клинком вострым. Поступай, как сердце тебе велит, и помни, у правды всегда заступники найдутся, не одна ты.

Теперь вопросов у меня было ещё больше, уж и не знаю, стоило ли идти сюда?

– Скоро тебя князь к себе призовёт, – вдруг быстро заговорила Устинья, – держи глаза и уши открытыми. А сестрицам своим передай, пусть не бегают ко мне больше, судьбу не искушают, Пряха может и по-другому жизнь повернуть, не любит она, когда тревожат её понапрасну. Теперь ступай, княжна, – ведунья протянула мне маленький холщовый мешочек с травами, – сделаешь отвар, когда тебя князь призовёт, перед самой встречей и выпьешь.

Я встала, неловко попрощавшись, Устинья вдруг оказалась совсем близко ко мне, её глаза распахнулись, зрачки потемнели, будто два омута, притягивая к себе:

– Чужого места никто занять не может, каждому своё уготовано. Теперь ты княжна Словенская, Яромила. Род принял тебя и в беде не оставит. Не пройдёт и года, встретишь ты того, кто с тобой одной судьбы, силу великую через него обретёшь. Ступай, княжна, – Устинья отпрянула от меня, улыбнулась и кивнула на дверь.

Я попятилась от неё и чуть не упала через высокий порог, Анисья успела подхватить.

– Идёмте, – поправив одежду, сказала сёстрам, – Устинья велела больше не приходить к ней, иначе судьба ваша переменится.

Сёстры испуганно переглянулись, и мы вышли во двор. За забором ходил туда-сюда, как часовой, Ратмир, с тревогой поглядывая на дом ведуньи. Завидев нас, он с облегчением улыбнулся и отворил калитку.

Сёстры повели меня за собой.

– Я третьего дня видела, – затараторила Голуба, – к нам купцы приехали, говорят, из самой Византии ткани привезли. Надо бы пойти, глянуть. Яромиле наряды пошить. Не всё же ей в твоих сарафанах ходить, Пелагея.

– Сейчас мы всё и подберём, девки за пару дней несколько нарядов успеют справить, – кивнула Анисья.

До самого вечера мотались мы по большому рынку. Сёстры скупили кучу материала и готовых нарядов, узорчатые очелья, серьги, подвески, бусы из ярких каменьев, платки, расшитые золотом, сапожки из тонкой кожи. Сколько же денег дал им дядька Евсей? Ратмир где-то отыскал мальчишку с санками, сгрузил на них всю поклажу и поволок до дому.

Я ожидала, что тётка осерчает, увидев наше расточительство, но Авдотья, деловито разложив покупки на широкой скамье в горнице, где занималась с девушками рукодельем, перебирала всё привезённое, да только нахваливала.

– Ткань-то до чего чудесная, – разложила она отрез аксамита (прим. автора – устаревшее название плотной ворсистой, часто узорчатой ткани из шёлка и золотой или серебряной нити, напоминающей бархат), – в таком-то наряде не стыдно и великому князю на глаза показаться. Ярочка, справим тебе одёжу честь по чести, не хуже наших княжон будешь.

Сенные девушки обступили боярыню, слушая её поручения, принимая из рук ткани, ленты и украшения. Так мы и провозились с обновками до самого ужина.

Когда спустились в трапезную, дядька Евсей был уже там со своими людьми: оружником боярским, ключником, ближними кметями.

– Вот и ласточки мои, – улыбнулся он дочерям, – ну, сказывайте, чего на торгу видали, всё ли нужное Яромиле взяли?

Сестрицы, усевшись за стол, наперебой рассказывали отцу обо всём, тот улыбался, как довольный кот рядом с миской сметаны.

– Добро, – кивнул дядька, – наряды нашей Ярочке пригодятся. Александр зовёт тебя на пир, вместе с Ратмиром, желает самолично послушать, как Словенск тевтонцы захватили. Уж ты, душа моя, Авдотья, проследи, чтобы у Яромилы платье не хуже княжеских было, – повернулся он к жене.

– Всё сделаю, – улыбнулась тётка, зачерпывая ложкой сытные мясные щи, – такие наряды справим, глаз не отведут от нашей Яромилы. Глядишь, и жених хороший сыщется, – подмигнула она мне.

Кусок застрял у меня поперёк горла, я и забыла про предсказание Устиньи, пока мы были заняты обновками, а сейчас слова её вспомнились. Не солгала ведунья, вот она, встреча с Александром. Надо бы подготовиться, а как. Что говорить? Как себя с князем вести? Станет ли он девицу слушать?

После ужина я перехватила дядьку Евсея:

– Помоги мне, дядюшка, – ласково взяла его под руку, – как мне при князе быть? Боюсь осрамиться.

Боярин взглянул на меня с высоты своего немаленького роста:

– Мудрая ты, как твоя матушка. Правильно разумеешь, на пиру себя вести надобно уметь. Не в своём тереме будешь, с роднёй да девками сенными, там всяких хватает.

Мы прошли в комнаты дядюшки и тётки, Евсей сел перед изразцовой печью, чернавка помогла стащить с ног сапоги, подала меховые поршни. Другая девушка поднесла нам прохладного квасу.

– Мы с тобой рядом с князем сидеть не будем, и породовитее бояре имеются. Хмельным вином станут обносить, не пробуй его. Есть такие охальники, всё норовят споить кого, а потом потешаться, али перед князем дураком выставить. Отвечай, не смущаясь, но и лишнего не говори. Я рядом буду, не бойся. Теперича ступай, поздно уже, почивать пора.

Я, выйдя из комнаты, заплутала в коридорах, пришлось спускаться в тёмные сени, оттуда уж дорогу помню до своей горницы. Возле дверей стояло двое кметей из охраны боярской. Держал дядюшка при себе с десяток воинов. Меня насторожило странное поведение мужчины. Услышав мои шаги, он и бровью не повёл, не повернул головы, стоял точно истукан. Я подошла поближе. Глаза кметя были пусты, как у куклы.

– Эй, – окликнула его, – ты в порядке?