Но вместо триумфа, застыл.

Это было едва заметное движение, вернее, его отсутствие. Он просто перестал дышать на один удар сердца. Я видела, как напряглась линия его плеч под рубахой. Он медленно, очень медленно шагнул вперёд. Его глаза цвета замёрзшего озера были прикованы к моему полотну.

Оберег больше не светился. При дневном свете он выглядел как простая, пусть и ладная, вышивка на белом льне. Солнечный колос в центре, обрамлённый защитным кругом. Но Мрак видел нечто иное. Я знала это. Он, проклятый, бессмертный, насквозь пропитанный магией этого места, он чувствовал ту силу, что я вплела в каждую нить.

Он подошёл к самому станку. Протянул руку, но не коснулся ткани. Его пальцы замерли в паре вершков от вышивки, и я увидела, как дрогнул мускул на его жёстко сжатой челюсти. Он смотрел не на узор. Он смотрел в его суть. В мою душу, в мою любовь к брату, в мою отчаянную молитву. Он видел не вышивку, а чистое, незамутнённое колдовство света, рождённое не из заклинаний и ритуалов, а из самого сердца.

Его взгляд метнулся ко мне. И я утонула в его глазах. Презрение исчезло. Усталость испарилась. В ледяной глубине плескалось неверие, потрясение и… что-то ещё. Что-то, чему я не могла подобрать названия. Что-то похожее на узнавание, словно он увидел давно забытый, родной язык в чужой и враждебной стране. В его глазах цвета замёрзшего озера на один краткий, головокружительный миг треснул лёд.

Он молчал. Тишина в мастерской стала такой плотной, что, казалось, её можно было потрогать. Она звенела в ушах, давила на плечи. Я ждала чего угодно: яростного крика, обвинений в непослушании, жестокой насмешки. Но он молчал.

Наконец, он осторожно, двумя пальцами, словно боясь обжечься или спугнуть диковинную птицу, взял полотно, снял его с пялец. Сложил. И всё так же молча повернулся, чтобы уйти.

– Что… что ты сделаешь? – вырвался у меня сдавленный шёпот.

Он остановился в дверях, спиной ко мне. Его плечи были напряжены, как тетива лука.

– То, что должен, – глухо бросил он, не оборачиваясь.

И вышел, оставив меня одну в гулкой, холодной пустоте. Я смотрела на опустевший дверной проём, и душа моя разрывалась надвое. Что означал этот его взгляд? Что скрывалось за этим глухим голосом? Помощь или приговор? Я не знала. Я только чувствовала, что этой ночью, сама того не ведая, я изменила правила игры. Я вплела в мёртвое полотно этой Прядильни новую, живую нить. И теперь оставалось лишь ждать, какой узор она выткет на наших судьбах. И не станет ли она удавкой на моей шее.

На балку под потолком бесшумно опустился огромный чёрный ворон. Теневой. Он склонил голову набок, посмотрел на меня своим умным, не птичьим взглядом и издал один-единственный, низкий, гортанный звук. Это не был крик угрозы или карканье тревоги. Это было что-то иное. Вопросительное. Ожидающее. И от этого звука по моей спине пробежал холодок, куда более страшный, чем от утреннего сквозняка.

(От лица Аглаи)

– Ко мне, – донеслось из недр главного дома, и этот тихий, лишённый всякого нажима голос просквозил по мастерской холоднее зимнего ветра, заставив смолкнуть и жужжание веретён, и робкие перешёптывания.

Каждый в этом проклятом месте знал, что означает этот зов. Он не был приглашением. Он был приговором, который ещё только предстояло зачитать. Сердце моё сделало тяжёлый, глухой скачок и покатилось куда-то вниз, в ледяную пустоту живота. Я медленно поднялась из-за станка, чувствуя на себе десятки взглядов – испуганных, как у Весняны, пустых, как у Дарины, и безразличных, как у Остапа, что застыл у своих чанов с краской подобно каменному истукану. Взгляд Мрака я не искала, но ощущала его на затылке – тяжёлый, буравящий, словно он пытался просверлить в моём черепе дыру и прочесть там все мои страхи.

Путь до хозяйских покоев показался мне длиннее, чем вся дорога от родной деревни до этой усадьбы. Каждый шаг отдавался гулким эхом в оглушительной тишине, а резные тени от гобеленов на стенах, казалось, тянули ко мне свои когтистые лапы. Здесь всё было мёртвым: и камень под ногами, и бархат на окнах, и даже пламя в камине, что горело ровно и безжизненно, пожирая дрова, но не даря ни крупицы тепла.

Хозяин Морок сидел в своём кресле, похожем на трон из чёрной кости, и держал в руках моё ночное творение. То самое полотно с обережным узором, что я вышивала для Яруна, вкладывая в каждый стежок не умение, а всю свою душу, всю свою отчаянную молитву о его жизни. В руках колдуна оно выглядело чужеродным, слишком живым для этого склепа. Золотые нити колосьев, казалось, источали невидимый свет, а вплетённый в них солнечный луч горел так ярко, словно и впрямь вобрал в себя частицу полуденного зноя.

– Подойди, – его голос был мягок, как бархат, но под этим бархатом скрывался холод стали.

Я сделала несколько шагов, остановившись на почтительном расстоянии. Он поднял на меня глаза – глаза цвета грозового неба, в которых не было ни гнева, ни радости, лишь глубокое, хищное любопытство исследователя, наткнувшегося на диковинного зверька.

– Любопытно, – протянул он, проводя длинным бледным пальцем по вышивке. – Я даю тебе мёртвую пряжу, учу тебя работать с тенью, а ты… ты творишь из неё свет. Откуда в тебе это, дитя?

Я молчала, вцепившись пальцами в грубую ткань своего платья. Что я могла ему ответить? Что черпала силы в любви к брату? Что вспоминала тепло материнских рук и запах свежеиспечённого хлеба? Для него, сотканного из мрака и холода, эти слова были бы лишь пустым звуком.

– Дикая, неогранённая сила, – прошептал он, скорее себе, чем мне, и в его голосе прозвучало нечто похожее на восхищение. Ледяное, собственническое восхищение. Он поднялся, приблизившись ко мне вплотную. От него пахло озоном, пылью древних книг и увяданием. – Какой чистый источник… Я почти забыл, каково это на вкус.

Он протянул руку и взял мою ладонь. Его прикосновение было не просто холодным. Это был холод могильной плиты, высасывающий жизнь. Я ощутила, как тепло стремительно покидает моё тело, утекая в его сухие, сильные пальцы. По венам будто побежал невидимый ледок, сковывая, замораживая. Я дёрнулась, пытаясь вырваться, но его хватка была железной. В глазах на миг потемнело, и я увидела, как золотистые искорки моей вышивки тускнеют, словно он пил не только мою силу, но и силу моего творения.

В этот самый миг краем затуманенного зрения я уловила движение в дверном проёме, где застыли остальные. Это был Мрак. Он не шелохнулся, но его плечи дёрнулись, а свободная рука резко сжалась в кулак. Он качнулся, словно от внезапного головокружения, и на его обычно непроницаемом лице проступила серая бледность. Губы его были плотно сжаты, а в глубине глаз на долю секунды мелькнуло что-то похожее на отражение моей собственной боли. Он ощущал это. Не видел, а именно ощущал, как из меня уходит жизнь. И это знание, промелькнувшее в его взгляде, было страшнее самого прикосновения Морока.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.