В этот самый момент братья с шумом и грохотом скатились по лестнице и, растянувшись возле самого стола, резво вскочили и хором объявили: «Сворачивайте свои игры и освобождайте для нас стол! Через несколько минут к нам придёт Тимми Пительман, с ним будет ещё кто-то из высокопоставленных элитариев!» Галь добавил с ехидной ухмылкой: «А вот всё это — нам тоже подойдёт! Надо же наших гостей принять, как полагается!» — и широким жестом указал на блюдо с пышными халами и бутылки с напитками. Гай подошёл к плате, чтобы снять с неё блюдо с курицей, которую Ширли приготовила по рецепту от Нехамы и Шилат: «Ну, бульончик мы вам оставим, нам эти диетические глупости ни к чему. А вот птичку — отдайте!» Ширли воскликнула: «Это мы готовили на нашу субботнюю трапезу. Если хотите, присоединяйтесь! За столом места всем хватит». — «Вот ещё чего! Выдумала, дура!» — захохотал Галь. — «Тогда… Уберите лапы!» Моти выпрямился и, сверкая глазами, пристально посмотрел на близнецов. Галь оценил ситуацию и нервно проговорил: «Dad, спокойно! — и веско проговорил: — Сейчас Тимми появится, а ты… в таком виде!.. Ты посмотри на себя, daddy, на то, чем ты свою лысину прикрываешь! Словно фанатик!» О лысине, конечно, он ляпнул из вредности: у Моти по-прежнему голова была покрыта, может, менее густой, чем в молодости, но всё же достаточно пышной шевелюрой, правда, смоляную черноту прошивали уже не седые нити, а пряди, и за последние месяцы их становилось всё больше и больше.

Рути закрыла рот обеими руками, и глаза её стали наполняться слезами: «Мальчики!

Ну, зачем вам это? Холодильник полон, микрогаль работает! Оставьте нас в покое!

У вас же отличная и просторная своя комната! Зачем вы нам мешаете?» — едва сдерживаясь, растерянно бормотала она. Моти напрягся, услышав второй раз, что мальчишки ждут Тимми. Этого ему только не хватало! Он пристально посмотрел на Галя: тот презрительно усмехался, Гай по привычке похохатывал, подобострастно глядя на брата.

Галь перевёл сверлящий взор с отца на мать, а потом на сестру, и этот взгляд испугал Моти. Он зачем-то потянулся рукой, чтобы снять кипу. Но Ширли посмотрела на него, и её лицо выражало такое потрясение, что Моти опомнился, взмахнул рукой, указывая в сторону лестницы, ведущей наверх, к спальням, и крикнул сыновьям: «Вон отсюда! То же я и вашим дружкам скажу!» — «Неужели и Тимми скажешь? И не побоишься? Он же тебя уволит! Как ты будешь свою фиолетовую доченьку кормить?» — ехидно спросил Галь. Но тут Гай махнул рукой: «Ладно, пошутили мы! Никто сегодня к нам не приходит. Мы пригласили их на следующий week-end…» Галь тут же вмешался: «На будущее — если хотите играть в любимые игры антистримеров, то не в салоне, который для всех!!! Впредь вы не должны допускать, чтобы эта фиолетовая… так сказать — наша сестрица… мешала нашему пребыванию в салоне, когда ей взбредает в голову свои шабаты справлять! Тоже ещё, пигалица! А вы ещё и поддерживаете посягательство на наши права! У вашей доченьки есть отличная маленькая комнатка, а больше ей и не требуется. И вообще она тут больше не живёт, так что ей и той комнаты слишком много! Но уж ладно, для ваших трапез мы её вам оставим… на первое время. А лучше бы вы вовсе прекратили это позорное антистримерство! Сестрица пусть возвращается к своим дружкам… стыд сказать! — в Неве-Меирию… или пока ещё в Меирию? Где они там сейчас обитают? — вот туда пусть и убирается! Но в нашем элитарном доме в Эрании-Далет — такое безобразие?!» С этими словами, близнецы поднялись к себе. Они раскрыли дверь своей комнаты и включили на полную громкость музыку.

После этого Ширли перестала приезжать на шабаты домой, проводя их, если не в ульпене, то у Доронов или у Магидовичей. Она заскакивала к родителям в середине недели и почти не оставалась ночевать. И всё-таки Моти врезал в двери комнаты дочери новый замок, и девочка стала запирать дверь на ключ. Никто не знал, что будет, когда у Ширли начнутся большие каникулы. Моти привычно надеялся, что к этому времени всё как-то само собой образуется.

Так из семьи, теперь уже окончательно, утекли последние капли ненадолго вернувшейся радости, тепла и понимания хотя бы родителями и дочерью. Моти не мог не помочь дочери, хотя бы в благодарность за подаренные считанные дни и часы радости. Кроме того, он давно уже мучился угрызениями совести, что тайком воспользовался её милыми, весёлыми рисунками.

Моти и Рути всё ещё не знали, какой мощный магнит притянул и удерживает их дочь в Меирии. Зато знали, какой репутацией пользуется это место у элитариев. Ах, что скажут соседи и коллеги Моти, если узнают, что их дочь живёт и учится в Меирии у этих фанатиков и… антистримеров!.. А там и до Неве-Меирии недалеко: на будущий год их класс переходит в неве-меирийский филиал.

Закончился обычный шабат в ульпене.

После авдалы Ренана и Ширли, справившись с посудой и со своей частью уборки в общей столовой, устроились на отдых на лоджии своей крохотной квартирки.

Неожиданно зазвонил та-фон Ренаны. Судя по мелодии сигнала, это был Ирми. Ширли увидела расплывшееся в улыбке и зардевшееся лицо подруги, с интересом наблюдала за разговором, пытаясь уловить, о чём речь. Ренана закрыла аппарат и, не переставая возбуждённо и смущённо улыбаться, быстро сказала: «Давай, собирайся!

Я тебя чуть-чуть подкрашу, причешись… Одежда… О-кей!.. Пошли! Нас с тобой в проходной ждут…» — «А кто?» — «Увидишь! Сюрприз!» Девочки побежали между караванами к проходной общежития. Ширли ахнула: в крохотной комнатушке улыбались им Ирми и Ноам. Они поднялись навстречу подругам, Ноам смущённо подтолкнул Ирми:

«Давай, ты скажи!» Ирми засмеялся и прошептал: «Ты скажешь сестрёнке, а я — её подруге, хорошо?» — «Ты начинай…» — «Отлично! — радостно воскликнул Ирми, встретившись глазами с Ренаной. — Мы с Ноамом подумали и решили пригласить вас, девушки, в кафе «Шоко-мамтоко». Ноам приглашает Ширли…» — и легонько толкнул Ноама в бок, думая, что никто этого не заметил. Ноам густо покраснел, улыбнулся и, кивнув Ширли, пробормотал, обращаясь к сестре: «Да… А Ирми приглашает тебя, Ренана… Вы согласны?» — «Не устали? Между прочим, Максим и Хели уже там — мы их послали занять столик. Народу в этот вечер обычно много собирается!» — вскользь обронил Ирми. Первой опомнилась Ренана: «Ой, спасибо, мальчики. Конечно, согласны! Конечно, не устали! Это же просто замечательно! Правда, Ширли?» Ширли, покраснев, молчала.

Хозяина меирийской кондитерской «Шоко-Мамтоко» напугал слишком агрессивный тон нападок в прессе на любимую посетителями его кафе музыку, которую обычно целыми вечерами гонял его музыкальный автомат. Некоторое время назад он заметил периодически наведывающихся в кафе странных посетителей, которые резко выделялись на фоне жителей посёлка. Они обычно занимали отдельный столик с широким обзором помещения. Каждый из них заказывал чашку кофе и сдобную булочку, и так они сидели до закрытия кафе, о чём-то тихо переговариваясь. То и дело по очереди они прошивали зал странными сверлящими взглядами. Кто это были — то ли новые жители посёлка, незнакомые с его традициями, то ли гости — он поначалу не разобрал.

Чаше всех с этой компанией приходила эффектная, броская, крупная особа с шикарной пышной гривой цвета топлёного молока и круглыми глазами цвета стального клинка. Она говорила с сильным русским акцентом. Однажды она представилась репортёром телестудии агенства «OFEL–INFO». Назвалась она экзотическим именем — Далила. Именно она неизменно приставала к хозяину кафе со странными вопросами: «Почему у него такое скучное и однообразное меню? Почему он позволяет включать музыку, вредно действующую на организм и главное — на нервную систему человека, особенно юного, неокрепшего и не до конца сформировавшегося? А где в его заведении можно спокойно почитать последние номера «Silonocool-News»?" Пришлось ему, во избежание в дальнейшем столь же настойчивых, сколь и неудобных вопросов, которые каскадом обрушивала на него настырная особа, на всякий случай изменить музыкальный фон, слегка отойдя от традиций кафе и давая нечто нейтральное. Первым делом он убрал с глаз долой почти все диски групп «Хайханим» и «Тацлилим». Роскошная и дотошная Далила с пугающей чёткостью разъяснила ему, что игрища подростков группы «Тацлилим» гораздо сильнее наркотизируют слушателей, нежели «Хайханим». Ведь подростки — по природе своей необузданны и несдержанны, склонны к ярко выраженному темпераментному экстремизму, а стало быть, и прослушивание их продукции гораздо более опасно.