Хотя в данном случае вопрос осложняется и запутывается сложностью и различием аппаратов приспособления, которые каждый вид вырабатывал по своему, в иных внешних, а следовательно, и температурных условиях, но мне кажется, что все же можно отметить общую тенденцию: для усложнения индивидуальности, для эволюции необходимы—во-первых понижение температуры, а затем все бо́льшая и бо́льшая однородность температурных влияний.
Но что такое температура?
Физика довольно неопределенно отвечает — температура есть степень нагретости, молекулярная физика дополняет: та или иная высота температуры обусловливается быстротою колебания частиц, составляющих данное тело: чем быстрее это колебание, тем выше температура.
Таким образом температура является как бы прообразом воздействия окружающей среды на индивидуальность, самой грубой, первичной формой этого воздействия. Чем выше температура этой среды, чем сильнее, чаще бьют ее частицы зарождающуюся индивидуальность, тем эта последняя проще, примитивнее: элементы образовались при необыкновенно высоких температурах, химические частицы уже при менее высоких, первичная протоплазма могла появиться вероятно, только при 50°—80° Ц., протоорганизм при еще более низких и, наконец, теплокровные животные, носят, если можно так выразиться, свою температуру (35°—50°) с собою — они уже почти эмансипированы от гнетущего влияния неорганической среды.
В специально органической эволюции мы наблюдаем9 такую же постепенную эмансипацию от давления: эволюция организмов идет параллельно с понижением внешнего давления.
Одновременно с этим процессом эмансипации от грубого воздействия среды на индивидуальность, эта последняя становится все индивидуальное, красочнее, богаче свойствами, но ясно само собой — становится и более чувствительной к изменениям, совершающимся в окружающей среде. Наиболее красочная индивидуальность — организм мог появиться только тогда, когда воздействие окружающей среды стадо более кротким, более уравновешенным, но зато и чувствительность этой индивидуальности — организма к изменениям, совершающимся вокруг его, соответственно увеличилась — появилась раздражимость.
В дальнейшей — уже органической эволюции — мы еще яснее наблюдаем ту же законность: чем выше, сложнее появляется организм, тем он становится самостоятельнее от воздействий внешней среды, но в то же время чувствительнее к этим воздействиям. Венцом этого процесса нужно считать появление человека с его сознанием, покоряющего природу, но в то же время и познающего ее более всех других, индивидуальностей: возрастание самостоятельности от воздействий внешнего мира и чувствительности к этим воздействиям идут рука об руку с эволюциею индивидуальности.
В социальной своей истории человек инстинктивно стремится к осуществлению этого же идеала мировой эволюции...
Как мы уже говорили, мы считаем эволюцию организмов, их дифференциацию, появление органов, развитие специфических раздражимостей — ответом первичной протоплазмы на уменьшение давления.
Здесь не место разбирать вопрос, как шла далее дифференцировка и эволюция организмов, этому вопросу посвящены многие сотни томов, заключающих в себе работы по сравнительной анатомии, эмбриологии и палеонтологии.
Но, может быть, нам поставят следующий общий вопрос. Почему появляется индивидуальное отклонение и почему изредка появляется видовое — эволюция делает скачок? На это мы ответим, что подобного вопроса ставить нельзя. Индивидуальности «существуют», потому что мы мыслим индивидуальностями, мы не можем себе представить внешнего мира иначе, как разбитым на ряды индивидуальностей. Понятие об индивидуальных отклонениях могло появиться только тогда, когда появилась абстракция: «вид», имя нарицательное, «тип» и пр., т.-е. когда процесс упрощения индивидуальностей зашел уж очень далеко и стал сознательным.
Все изменения индивидуальности происходят в пределах, очерченных определенным для нее радиусом, и являются ответом на влияния внешнего мира. Можно, пожалуй, задать вопрос, почему эти изменения иногда выскакивают, так сказать, за пределы данной индивидуальности — появляется новый вид — Oenotheria gigas де Фриза, гений, урод, кретин?
Может быть, некоторые удовлетворятся следующим ответом: раздражимость данной индивидуальности была выше, или своеобразнее, чем средней, типовой и потому она ответила на раздражения внешнего мира иначе, уклонилась от среднего типа. Тот, кто удовлетворится таким ответом, удовлетворится и всякой другой тавтологией.
Единственным ответом и здесь может быть только следующее. Одни индивидуальности отличаются друг от друга только индивидуальными отклонениями, другие видовыми, но иногда от индивидуальности одного вида происходит индивидуальность, столь резко от нее отличающаяся, что мы принуждены отнести ее к другому виду. Почему появилась эта новая индивидуальность? Но отчего же я не спрашиваю, почему от индивидуальности одного вида происходит обыкновенно индивидуальность того же вида? Почему это яснее, чем появление новой индивидуальности? Я говорю, что две частицы водорода и одна частица кислорода образуют частицу воды — новую индивидуальность. Не спрашиваю же я в данном случае, почему они образуют частицу именно воды, а не другого вещества. Ведь такой вопрос был бы нелеп. Не стану я и всех свойств воды объяснять из свойств кислорода и водорода: я знаю, что у нее появились новые свойства — на то она и новая индивидуальность. Здесь скачок эволюции. Также и новый органический вид образуется из другого путем появления такого отклонения или, вернее, целого ряда таких отклонений, которые в силах удержаться при данных условиях внешней среды, т.-е. могут появляться неоднократно и передаваться по наследству. Здесь тоже скачок эволюции. Эти эволюционные скачки — суть скачки нашего мышления индивидуальностями, но вспомним здесь, что и самое наше мышление образовалось на почве чувственного противопоставления «я» внешнему миру, уже смутно разложенному на неясные и немногочисленные зачатки индивидуальностей.
Мы можем только связывать нитями пространства и времени созданные нами индивидуальности, но вывести все свойства высших индивидуальностей из свойств низших мы не можем, пока мы мыслим индивидуальностями. Поэтому во всякой эволюционной теории, являющейся всегда подобной попыткой, неизбежно будут констатированы скачки.
Какие же индивидуальные или видовые отклонения создали человека? Что дало ему господство в природе?
Вне сомнения следующее: прямая походка, конечности, способные к разнообразнейшим движениям и подвижная голова; отсюда, вероятно, как следствие — свободная грудь и глотка, давшие возможность развиться речи, глаза, овладевшие широким горизонтом, и все более и более увеличивающийся и дифференцирующийся мозг. Но как могли появиться эти качества?
Мы знаем, что и теперь некоторые, близкие к нам породы обезьян пользуются камнями и палками, как орудиями защиты и нападения; можно предположить, что и наши доисторические или, лучше сказать, зоологические предки тоже не брезговали этим оружием. У некоторых индивидов этих, неизвестных нам, наших предков могли появиться в строении мозга, рук, в посадке голов индивидуальные или видовые, как хотите, одним словом, устойчивые, наследственные отклонения. Такие индивиды выживали бы в борьбе за существование дольше других и давали бы более многочисленное потомство. Последовательным повторением таких наследственных, скачковых уклонений из нашего зоологического предка могло образоваться существо с прямой походкой, свободной грудью и глоткой и с довольно большим мозгом. Дальнейшие скачковые уклонения могли уже касаться только мозга и дифференциации его и органов речи. Появился homo sapiens.
Здесь мы хотим обратить внимание читателя на следующее.
В этой эволюции нашего зоологического предка, вероятно, появлялись различные уклонения в строении и развитии различных органов, но могли удержаться только те, которые соответствовали условиям внешней среды, т.-е. борьбе за существование при помощи орудий — палки и камня, — только такие уклонения закреплялись, благодаря более многочисленному потомству, и затем, в свою очередь, создавали чисто механические, внешние условия (более свободная грудь, глотка, глаза) для раздражения мозга и возможности появления новых уклонений, касающихся уже, главным образом, увеличения в объеме и дифференциации этого наиболее важного нашего органа.