Вот и черная «Волга». И снова плывет она по шуршаще-скрипящему московскому снежку. Опять памятник героям Плевны, слева тянется Политехнический музей, справа – ЦК комсомола, потом два сросшихся здания на площади Дзержинского: КГБ и МВД – Лубянка. А там – вниз, по широкому проспекту. И мелькают магазин «Детский мир», угол Малого театра, колонны Большого театра, станция метро, Дом союзов, здание Совета Министров СССР. На мгновение блеснут огни улицы Горького – и пошли: отель «Националь», дом «Интуриста» (бывшее американское посольство), старое здание Московского университета. А слева все будет тянуться Кремль, лишь на время прикрытый от взгляда Манежем…

Вохушу и с водителем говорить не хочется: перекинулся парой замечаний о погоде да о снеге – и задумался.

Вот он сейчас катит по Москве, а она бредет где-то по вечерней Праге. Огни горят на Вацлавской площади, бьют часы на Старой Ратуше. Да что он вспоминает ее – не загорелые ляжки инструкторши из Воронежа, а ее? Все потому, что задело, как она тогда на него смотрела. Ну, Денис, скажи себе правду: с омерзением смотрела, как на гадкое животное. А еще – с бессилием. И с плохо удававшейся попыткой скрыть это омерзение, чтобы он не разозлился и не обманул, чтобы устроил ей выезд.

Э, да что там вспоминать! Подумаешь, принцесса – стажерская жена! Гордиться должна, что заинтересовался ею заведующий сектором ЦК.

А с бессилием этим часто на него люди смотрят. И мать, которая кричала: «Убийцы!»; и разные просители; и те, кого он прорабатывал; и те, кого из партии исключал,- разные люди.

И хорошо, что смотрят с бессилием. Вот пару недель назад он видел отвратительный сон. Как будто он в здании ЦК, а оно вдруг пустое. Он спускается в вестибюль – а там нет охраны! Его охватил ужас: ведь сюда сейчас войдут люди с улицы, из города! И вдруг они стали входить. Он с независимым видом подошел к лифту, но общий лифт был наверху, а секретарский, как всегда, заперт. Между тем людей из города набралось много, они молчали и только смотрели на него. Вот так же, как она, с тем же омерзением: как на вошь, как на паразита. Но только не было в их взгляде бессилия, а была сила. И он тогда в страхе проснулся с сердцебиением и долго не мог успокоиться.

Так и надо: пусть у них будет бессилие, а у нас – сила.

И думать надо совсем не об этом, а о приятном. Вот сей-час он приедет домой, жена уже приготовила отличный ужин: семга, икра, хороший сыр, жаркое, ананасы. Выпьет армянского коньячку: всякую эту болгарскую «Плиску» или арабский коньяк Вохуш не любит, только армянский; ну еще грузинский, и конечно, французский. С детьми поговорит, немного – с женой.

Можно бы, конечно, куда-нибудь пойти, культурно отдохнуть. Как завсектором ЦК, он может поехать на любой закрытый просмотр кинофильмов: в Министерство культуры, в Дом кино. Хорошая была идея – организовать эти просмотры. Фильмы – самые разные, из разных стран. Конечно, если чисто юридически посмотреть, то фильмы краденые – это нелегально сделанные копии лент, которые Комитет по кинематографии берет у иностранных кинофирм, якобы чтобы решить вопрос об их покупке, а потом не покупает. Но, с другой стороны, смешно было бы платить валюту этим капиталистам, когда фильмы все равно по идеологическим соображениям в массовый прокат пустить нельзя. А для руководящих работников делается несколько копий – что же в этом такого? Приятно бывает на этих просмотрах: сидят все свои, номенклатурные работники, ну еще деятели искусства, творческая интеллигенция. Людей из города нет. Но сегодня он туда не пойдет.

Кстати, и в ЦК раз в неделю – по четвергам – показывают заграничные кинофильмы, которые не выйдут на экран для широкого зрителя. Только на эти просмотры он и не заглядывает – это, как и вечерний буфет, больше для машинисток и секретарш, ему было бы даже и неудобно туда идти.

Можно, конечно, поужинать и отправиться с женой в театр. Билеты стоят пустяк: в Большой театр на лучшие места – три с полтиной, в других театрах – еще того дешевле. Ясно, в открытую продажу на эти места они не поступают. Поэтому тоже приятно: получишь по «броне» ЦК места в первом или втором ряду и сидишь опять среди своих, ну и там иностранные послы – это тоже не без приятности: чувствуешь свое положение в обществе.

Но и в театры, и на концерты Вохуша не тянет. Да и сыт он ими до отвала: по долгу службы бывает на спектаклях и концертах после всяких торжественных заседаний и конференций или с иностранными делегациями. Нет, никуда он сегодня не пойдет, будет отдыхать и на досуге продумывать: как дать ход своему продвижению в замзавы. А в 10 часов – спать: без крепкого здоровья нет и продвижения.

Плывя в бесшумном лифте наверх, к своей квартире, и уже расстегивая ворсисто-шелковистое пальто, Денис Иванович по привычке коротко подводит итоги прошедшего дня. День, в общем, был удачный, ничем не омраченный, почти счастливый: ликвидировал опасность скандала с голосованием решения о делегации, не поддался на искушение поездки в Италию, ловко удалил нежелательных лиц из списка советско-болгарской комиссии, снял сомнительных авторов из издательского плана, заставил университет дружбы народов просить о назначении проректора из аппарата и получил согласие Первого на то, чтобы направить туда Шабанова. Если бы каждый день удавалось сделать столько полезных дел!

…Вот за этот-то день Денис Иванович и получил в 10 раз больше, чем рядовой советский труженик.

*

Паразитирующий правящий класс. Козельск, Москва… и так по всей стране.

Процитируем в последний раз в этой книге одно из последних стихотворений Галича:

Над блочно-панельной Россией

Как лагерный номер – луна.

Обкомы, горкомы, райкомы

В потеках снегов и дождей.

В их окнах, как бельма трахомы

(Давно никому не знакомы),

Безликие лики вождей.

В их залах прокуренных – волки

Пинают людей, как собак.

А после те самые волки

Усядутся в черные «Волги»,

Закурят вирджинский табак.

И дач государственных охра

Укроет посадских светил,

И будет мордастая ВОХРА

Следить, чтоб никто не следил [44].