Маруся, мой маленький ангел, слава богу, ничего этого не чувствовала. Она сидела на огромном, пушистом ковре, как маленькая звездочка на ночном небе, увлеченно рассматривая мультики на огромном экране телевизора. Ее маленькие пальчики тянулись к мерцающим образам, пытаясь поймать ускользающее волшебство. Сердце болезненно сжалось от любви и жалости к ней.

Я, словно сломанная кукла, опустилась на диван, обитый мягкой кожей. Он был настолько новым, что пах не домом, а фабрикой, запахом денег и холодного расчета. Игорь вернулся, неся в руках две чашки дымящегося кофе.

– Держи, – сказал он, протягивая мне одну. – Надеюсь, ничего не изменилось и ты по-прежнему пьешь с молоком.

Я механически кивнула, словно запрограммированная. Машинально взяла чашку, обжигая пальцы. Кофе был крепким, обжигающим, но я почти не чувствовала вкуса. В голове гудело, словно в растревоженном улье, а внутри все дрожало от пережитого стресса. После этого ужасного суда я чувствовала себя выжатым лимоном, из которого высосали все соки. Я еле соображала, что происходит, и каждое движение давалось с трудом.

Игорь присел рядом, оставив между нами небольшое, словно вымеренное расстояние. Он молчал, словно давая мне время прийти в себя. Но как прийти в себя после такого? Я чувствовала его взгляд, изучающий, оценивающий, словно я была экспонатом в музее. Меня это раздражало, доводило до кипения.

– Я не понимаю, Игорь, – начала я тихо, почти шепотом. – Зачем тебе все это? Зачем тебе Маруся?

Он вздохнул, словно произнося заученную фразу, и поставил свою чашку на лакированный столик.

– Я уже говорил тебе, Арина. Я хочу, чтобы у нее было все необходимое. Чтобы она развивалась, чтобы ее талант не пропал зря. Чтобы она говорила, в конце концов.

– И ты думаешь, что я не могу ей этого дать? – в моем голосе прозвучала острая, едкая обида. – Да, у меня нет твоих денег, но я люблю ее больше всего на свете. Этого мало?

– Я знаю, Арина, я знаю, как ты ее любишь. Но одной любви, к сожалению, недостаточно. Марусе нужна специализированная помощь, А ты… – он запнулся, словно подбирая слова, боясь ранить меня еще больше, – ты слишком занята работой. Ты не можешь уделять ей столько времени, сколько ей необходимо.

Эти слова вонзились в меня, словно осколки стекла, причиняя невыносимую боль. Он прав. Черт бы его подрал. Он прав! Я работаю как проклятая лошадь, тащу на себе все, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, чтобы Маруся была обута и одета. У меня почти не остается времени на нее, не говоря уже о том, чтобы водить ее по врачам, заниматься с ней дополнительно, развивать ее талант. Но это моя вина? Я делала все, что могла. И делала все, что могла, одна.

Игорь, словно прочитав мои мысли, смягчился, в его голосе появились нотки искреннего сочувствия.

– Арина, я понимаю, как тебе тяжело. Я совсем не хочу тебя обидеть. Я просто хочу предложить тебе… решение.

Я насторожилась, словно зверь, почуявший опасность. Этот разговор мне не нравился. Я чувствовала, как что-то нехорошее надвигается.

– Какое решение?

Игорь глубоко вздохнул, словно набираясь смелости, и посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде я увидела решимость и… что-то еще, что я не смогла сразу разгадать.

– Останься. Останься здесь, с Марусей. Переезжай ко мне в квартиру. Увольняйся с работы.

Я опешила. Меня словно окатили ледяной водой.

– Что? Ты что, совсем спятил? Ты это серьезно?

– Послушай меня, Арина, подумай хорошенько. Тебе не нужно будет больше надрываться на работе, ты забудешь, что такое бессонные ночи и вечная нехватка денег. Ты сможешь все свое время посвятить Марусе, ее здоровью, ее развитию. Я буду все оплачивать. Я буду тебя… содержать.

Последнее слово прозвучало, как пощечина. Я почувствовала, как внутри меня закипает гнев, как ярость поднимается волной, готовая смести все на своем пути.

– Ты хочешь меня купить? – выплюнула я слова, как яд. – Ты думаешь, что я продам тебе свою дочь за кусок хлеба? Ты думаешь, я продажная?

– Нет, Арина. Боже, как же ты не может понять, – Игорь повысил голос, в его глазах промелькнула боль. – Я не этого хотел сказать. Я знаю, что ты любишь Марусю, и я знаю, что ты хочешь для нее лучшего. Я просто хочу помочь тебе, помочь вам обеим. Ты потеряешь источник дохода, я прекрасно понимаю, я готов компенсировать все твои расходы, пока ты будешь заниматься только Марусей, только ее проблемами, только ее будущим.

Я отвернулась, стараясь сдержать слезы. Он предлагал мне золотую клетку, красивую, комфортабельную, но все равно клетку. Безбедную жизнь, в которой я буду полностью зависеть от него, полностью подчинена его воле. Это было унизительно, невыносимо, оскорбительно.

– Я не знаю, Игорь, – прошептала я, чувствуя, как внутри меня все разрывается на части. – Мне нужно подумать. Мне нужно время.

– Конечно, – ответил он, смягчившись. – Я понимаю. Не торопись. Просто подумай обо всем хорошенько. Взвесь все за и против.

Мы замолчали, глядя на Марусю, которая, погруженная в волшебный мир мультиков, даже не замечала нашего напряженного разговора. Я смотрела на ее маленькую спинку, на ее светлые волосы, которые так любила целовать, и чувствовала, как во мне нарастает смятение, как я разрываюсь между гордостью и материнским долгом.

Всю ночь я не сомкнула глаз. Я металась в постели, словно загнанный зверь, обдумывая предложение Игоря. С одной стороны, меня переполняла обида, гнев, негодование. Он хотел лишить меня независимости, превратить в свою содержанку, сломать мою волю. С другой стороны… это был шанс для Маруси. Шанс на лучшую жизнь, на здоровье, на полноценное развитие, на счастливое будущее. И я, как мать, не имела права им пренебречь, не имела права поставить свою гордость выше благополучия моей дочери.

Утром, после бессонной ночи, измученная, но полная решимости, я приняла решение.

Я набрала номер Игоря.

– Я согласна, – сказала я тихо, но твердо. – Я согласна переехать к тебе. Но только ради Маруси. Ты должен это помнить.

Я чувствовала, что предаю себя, что ломаю свою жизнь, но я знала, что делаю правильный выбор. Выбор матери. Выбор ради будущего моей дочери.

Солнце, пробившееся сквозь предательски неплотно задвинутые шторы, полоснуло по лицу, но даже его тепло не смогло растопить лед в моей душе. Золотистый свет, обычно такой приветливый, сегодня казался насмешкой. В доме стояли собранные сумки, вещи, скованные липкой лентой упаковочных коробок. Сегодня я навсегда закрывала дверь в свою прежнюю жизнь, оставляя за порогом деревню, ставшую мне домом.

Прощай, уютный домик, пропахший детством, скрипучие половицы, помнящие топот моих ног, аромат яблочного пирога, по воскресеньям собиравший за столом всю семью. Прощай, школа, где каждый ребенок был частичкой моего сердца, коллеги, с которыми делила радости и горести, как хлеб насущный. Прощай, свобода выбора, пусть и ограниченная рамками скромного бюджета, но такая дорогая моему сердцу. Я прощалась с жизнью, пусть и простой, но своей, выстраданной, заслуженной.

Увольнение из школы далось болью, словно вырывали кусок сердца. Директор, добрая женщина с морщинками вокруг глаз, полных мудрости и сочувствия, едва сдерживала слезы, уговаривая меня одуматься, предлагая отпуск, работу на полставки… Лишь бы я осталась. Но я была непреклонна, словно каменная. Внутри все сжималось в тугой, болезненный узел, душило, но я понимала – у меня нет другого выхода. Ради Маруси я должна была переступить через себя.

Последний раз окинув взглядом комнату, впитывая каждую деталь, каждый оттенок, каждый запах, я глубоко вздохнула, словно набирала в легкие последний глоток родного воздуха, и вышла на улицу. У ворот меня ждал Игорь. Он, словно сошедший с обложки глянцевого журнала, был одет в безупречно сидящий элегантный костюм, в то время как на мне были мои привычные, потертые джинсы и клетчатая рубашка, пахнущая домом и уютом. Контраст бил в глаза, подчеркивая пропасть между нами.