– Я тоже. Но в этом наше единственное спасение, за исключением лабиринта. А я не уверен, что с ним все так просто, как мы с тобой тут придумали.

– У меня есть ужасное чувство, что стоит расстаться, как мы больше не увидимся.

Некоторое время Кит обдумывал ее слова, но, заговорив, продолжал гнуть свое:

– Насколько я помню, Саффолк хорошо знаком с одним испанским герцогом, а я сам неплохо знаю нескольких бывших придворных королевы Екатерины. Уверен, они уже вернулись в Испанию. Мне не хочется лишать тебя свободы действий, поскольку я со своей раной стану для тебя обузой.

Их глаза встретились, и она взяла его за руку.

– Я не брошу тебя в таком состоянии, – произнесла Дини тоном, не допускающим возражений. – И я-то как раз считаю, что с лабиринтом нам может повезти.

Кит улыбнулся, и Дини лишний раз поняла, что не в силах противостоять его обаянию. Даже такой, раненный и слабый, он был просто обворожителен.

– Что ж, лабиринт так лабиринт.

– Как ты думаешь, бутылочка из-под кока-колы все еще там?

– Надеюсь. Вряд ли там кто-нибудь разгуливает. С тех пор как обезглавили Анну Болейн, ходят слухи, что этот пресловутый лабиринт заколдован.

– Как ни странно, так оно и есть. – Она со вздохом перевела взгляд на их переплетенные пальцы. Было ощущение, что его ладонь – лучшее убежище для ее ручки. – Слушай, а что будет, если мы попадем в еще более жуткую эпоху?

– Честно говоря, Дини, любое другое место и время для нас лучше нынешнего. Единственное, что надо сделать, – это забраться в лабиринт и не бояться идти вперед. К тому же сейчас живой изгороди уже лет десять, а когда появился я, кусты были совсем маленькими. Запомни: главное – двигаться вперед, тогда с нами ничего не случится.

– А если мы не сумеем найти бутылку? Скажи, ты сохранил мотоциклетные очки?

– Очки? Ну да, конечно. Они в маноре Гамильтон. Я годами носил их с собой и пускался в путешествие по лабиринту, как только предоставлялся малейший шанс, но ничего не происходило. Я продолжал возвращаться на это место, иногда с очками, иногда без. Это уже стало привычкой, мне кажется. Кто знает, может быть, мне не так уж хотелось отсюда убраться? Но теперь другое дело.

Дини встревожилась:

– Силы небесные! Если кто-нибудь нашел мою бутылку, нам отсюда не выбраться…

– Мне пришла в голову та же мысль.

– Я пойду туда прямо сейчас – возьму свечу и пойду.

– Нет, Дини, только не сейчас. Если у тебя в руке будет свеча, тебя заметит любой стражник. Кроме того, свеча не самый лучший фонарь на свете. Почему бы не подождать до утра?

– Утром еще хуже. Все слуги будут на ногах и станут шляться где не надо. И не забывай о садовниках…

– Тогда дождись дня. Я пойду с тобой. Можно сказать, что мы, дескать, прогуливаемся, чтобы поправить мое здоровье, или еще какую-нибудь чушь в этом роде.

Она собралась было с ним заспорить, напомнить ему, что его рана вовсе не располагает к подобным приключениям. Кроме того, ей хотелось сказать, что чем дольше они будут ждать, тем больше шансов у кого-нибудь из придворных найти заветный сосуд. Но, взглянув на Кита, Дини лишь кивнула.

– Отлично, – сказала она, старательно пряча глаза.

В дверь постучали.

– Войдите, – произнес Кит, успев мимолетным движением пожать Дини руку.

В комнату вошла очень крупная женщина, одетая на голландский манер.

– Мистрис Дини? – осведомилась она. – Королева желает вам доброй ночи и попросила меня проводить вас в спальню.

Дини встала.

– Спасибо, матушка Лоув. – Она обернулась к Киту. – Вы не знакомы с главной придворной дамой королевы?

Тот отрицательно затряс головой. По-видимому, габариты дамы произвели на него должное впечатление.

Матушка Лоув коротко поклонилась и пробормотала:

– Так, герцог, – после чего развернула свои телеса по направлению к выходу.

– Хочешь верь, хочешь нет, но эта дама чрезвычайно застенчива, – прошептала Дини на ухо Киту, когда тот вопросительно поднял брови.

В коридоре послышались голоса людей, которые вели беседу по-немецки. Затем в комнату вошел Энгельберт.

– Сэр, – произнес он, поклонившись Киту, – королева приказала поставить у ваших дверей четырех голландских гвардейцев. Для вашего спокойствия. Кстати, вы не есть желать, чтобы к вам пришел брадобрей? Нет?

Дини очаровательно улыбнулась Энгельберту.

– Благодарю вас, – прошептала она с чувством, дотронувшись до плеча дворецкого. Тот в ответ покраснел.

– Надеюсь, у вас все будет хорошо? – спросила Дини, обращаясь к Киту.

Ей столько хотелось ему сказать, но в присутствии голландцев это было невозможно. Приходилось уходить, оставлять Кита в одиночестве. Кто знает, когда им теперь удастся встретиться наедине? Во всяком случае, не этой ночью. Она поймала взгляд Кита и поняла, что он чувствует то же самое. От волнения у нее перехватило дыхание, и Дини невольно прижала руку к сильно бьющемуся сердцу.

В то же самое мгновение Кит положил ладонь к себе на грудь.

– Мистрис Дини? – Монументальная фигура госпожи Лоув вновь появилась в дверном проеме, и Дини поспешила к своей патронессе, успев, правда, еще раз пожелать спокойной ночи возлюбленному.

– Спокойной ночи, – ответил Кит, и в его голосе отразились бушевавшие в его душе противоречивые чувства.

С таким вот напутствием отправилась Дини в дортуар, где спали или готовились отойти ко сну придворные дамы Анны Клевской.

Что-то его разбудило. Возможно, та последняя кружка горячего вина со специями, которым он запивал пирог с олениной, оказалась лишней. Но вероятнее всего, его разбудила злоба. Нет, он не позволит этим ничтожным людишкам претворить в жизнь вполне достойные их ничтожества планы. Пусть на это не рассчитывают.

Рывком он раздвинул тяжелый полог и понял, до чего холодно в комнате. В камине вместо весело горевших поленьев тлели жалкие головешки. Его ноги – ноги благороднейшего человека! – замерзли, стоило спустить их с постели.

Он подошел к окну. Не то чтобы он ожидал увидеть кого-нибудь в столь поздний час, нет… Луна освещала его комнату и внутренний дворик. Было темно и зябко, ничего интересного. Однако прежде чем он снова направился к кровати, его внимание привлек крохотный мигающий огонек, трепетавший в самом центре зарослей акации, образовывавших живую изгородь. Он продолжил наблюдения и заметил, что огонек свечи трепещет очень близко к земле, как будто человек, который среди ночи полез в кусты, то ли лежал, то ли стоял на четвереньках.

Накинув шлафрок, который висел на спинке стоявшего у окна стула, он решительно направился к двери.

Как нарочно, петли, которые всегда вели себя чрезвычайно пристойно, неожиданно заскрипели, напоминая, что их пора смазать. Паркетные доски самым подлым образом скрипели под ногами, хотя раньше они лишь послушно прогибались при ходьбе.

Наконец он добрался до входа в лабиринт и пошел по траве, опасаясь, что его выдаст хруст гравия.

Когда он подобрался ближе, то услышал голос, доносившийся из зарослей:

– Перестань прятаться, я знаю, что ты здесь.

Его первой мыслью было рвануться напролом, но потом он отказался от этой идеи. Подумать только, мистрис Дини – одна, ночью, в кустах! Нет. Торопиться не следовало. Если заняться наблюдением, то можно узнать куда больше. Мистрис Дини была занята кропотливыми поисками, и он вдруг почувствовал, что заинтригован не меньше вышеупомянутой дамы. Что же она, спрашивается, ищет?

– Есть! – произнесла тем временем мистрис Дини с явным удовлетворением.

Сразу же после этого она задула свечу и поспешила во дворец. Определить, что дама несла с собой, было невозможно.

Очень медленно он вошел в лабиринт и двинулся к тому самому месту, где мистрис Дини вела свои поиски. Ничего… Ему неожиданно представился весь идиотизм затеянной им импровизированной слежки. Было холодно. Он стоял босиком на земле. Каждый шаг по острым камешкам причинял боль, и он к тому же почти ничего не видел в тумане – предвестнике утра.