Он развернул девушку к себе, и она в ожидании поцелуя на мгновение замерла. Увы – вместо поцелуя в губы он наградил ее поцелуем в лоб.

– Можешь ли ты точно ответить, что произошло, когда ты переместилась в шестнадцатый век?

– А мне казалось, что я отчиталась тебе во всем без утайки. – Тут Дини состроила гримаску.

– Нет, Дини, все с самого начала – и по минутам. Кто знает, возможно, ты вспомнишь дорогу домой?

– Попробую. Значит, так. Мы снимали музыкальный ролик, а потом… потом мне захотелось посетить лабиринт.

– Любопытно. Ты оказалась здесь весной, а я – в сентябре 1940 года. – Кит нахмурился и погрузился в глубокие размышления. – Скажи, это было днем или на закате?

– Ближе к закату. Понимаешь, мы собирались расходиться после съемок… Вот тогда-то я и вошла в лабиринт…

– Итак, у меня была осень, у тебя – весна. – Кит задумался. – Черт его знает, но, возможно, Солнце находится на том же самом расстоянии от Земли весной, что и осенью? Скажи мне, в каком часу это случилось?

– Я же говорила. Все пошли отдыхать, съемки закончились. По-видимому, было время заката.

– Забавно, но с тобой это произошло примерно в то же время дня, что и со мной. – Рука Кита снова принялась гладить голову Дини. – Я как раз собирался уходить, когда закатное солнце отразилось в моих автомобильных очках.

– А я сжимала в руке бутылочку из-под кока-колы. Слушай, а в твоих очках отразилось нечто похожее на голубую молнию? Электричество – или что еще там?

– Да, голубая молния меня ударила, и еще как! Та молния… она имела внутренний объем, некое пространство, напоминавшее призму. В тот момент мне показалось, что электричество ожило.

– Я тогда еще подумала: если мы вернемся, повторится ли подобный эффект?

– Если существует закономерность в расположении Солнца весной и осенью, нам необходимо поймать время. – Кит говорил негромко, но веско, будто пытаясь убедить самого себя.

– Надо поторапливаться. Ведь скоро лето, Кит. Если мы упустим благоприятный период, придется ждать до осени.

– А ждать нельзя, – вставил Кит. – Скоро при дворе могут начаться скандалы, и у нас есть шанс вляпаться в них по самые уши.

– Знаешь, та закономерность, о которой ты говорил, и вправду существует, – сказала Дини.

– Да. Но нет никаких гарантий, что мы вернемся каждый в свою эпоху. К примеру, я очутился здесь в 1940 году, а ты лет пятьдесят спустя. Один только Бог знает, в каких веках мы окажемся снова.

– Может, и не стоит торопиться. Почему бы нам не остаться в XVI веке?

– Очень мило, – произнес Кит. – Кромвель строит против нас козни, король собирается лечь с тобой в постель, и кроме того, каждый из нас в любой момент может заболеть чумой или подвергнуться обвинению в колдовстве. – Он скосил глаза на плечо – рану начало саднить. – Знаешь, Дини, мы должны уехать из Англии. Здесь становится слишком опасно. Беги в Испанию, а я присоединюсь к тебе позже…

– Нет, – заявила Дини твердо. – Я тебя не оставлю.

Кит промолчал, и она решила, что у герцога на этот счет свои планы.

– Знаешь, ты очень мне помог. И я не сволочь какая-нибудь, чтобы бросить тебя на произвол судьбы.

– На мой взгляд, благодарность не самое лучшее из чувств. Запомни, ты мне ничего не должна.

Его рука, которая все это время поглаживала плечо девушки, замерла. Тело Кита напряглось, и Дини вдруг показалось, что ему неприятно к ней прикасаться.

Она вздохнула, взглянув на свою руку, лежавшую на его груди. Кончики пальцев, конечно, загрубели, но тем не менее по-прежнему чутко реагировали на малейшее движение Кита. Сердце ее возлюбленного билось быстро и неровно.

Дини стало до того стыдно, что защипало в глазах. Ну зачем, зачем она лжет Киту, лжет себе?

– Кит, – прошептала она дрогнувшим голосом, – а ведь я тебе солгала.

– Да? – вопросил он нарочито спокойным голосом. – И в чем же?

– Я не говорю тебе всей правды. Он вздохнул:

– Увы, это самое банальное определение лжи. Важно другое – что именно ты пытаешься скрыть?

Дини ухватилась за рубашку на его груди и зарылась в нее лицом:

– Я не хочу расставаться с тобой по одной-единственной причине – я люблю тебя.

Некоторое время они молчали. Дини не придала значения словам Кита о том, что он якобы в нее влюбился. Увлекся – может быть, да и то самую малость. Ведь она такая глупенькая! С замирающим сердцем девушка ждала вынесения приговора: он мог, например, рассмеяться или даже ее оттолкнуть!

Наконец очень медленно она подняла глаза. Кит смотрел прямо перед собой, сжав рот в узкую щель. В его темных глазах появился странный блеск, и весь его облик нес на себе печать торжественности, столь мало ему свойственной. Дини даже подумала, что он, занятый собственными мыслями, ее не расслышал, – но тут он мигнул.

Из его глаз выкатилась одинокая слеза.

Она пробежала по щеке, по шее и скатилась прямо на руку Дини, которая продолжала сжимать в кулачке ворот рубашки своего возлюбленного.

А потом он сказал, вернее, выдохнул:

– Господи, Дини, если бы ты знала, как я тебя люблю.

Вслед за этим последовал поцелуй. Он прижал свои губы к ее полураскрытому рту, и девушку затопила волна нежности. Она целиком растворилась в этом поцелуе, пытаясь выразить губами обуревавшие ее чувства. Она проникла языком к нему в рот и коснулась единственного искривленного зуба, который только подчеркивал идеальную форму всех прочих. Пожалуй, ни один паломник не приникал с большим трепетом к священному для него предмету.

Кит оторвался от ее рта, чуточку отстранил девушку и стал всматриваться в ее лицо. Прядка легких волос упала ей на лоб, и он нежно ее поправил.

– Дини, – тихо сказал он, словно пробуя ее имя на вкус. – Дини…

Она медленно распахнула глаза, блестевшие от желания и неги.

– Дини, ведь не можем же мы…

Его дыхание стало прерывистым, на лбу выступили крохотные бисеринки пота.

– Что ты сказал? – спросила она заплетающимся языком.

Кит застонал и снова прижал ее к себе. Она всем телом потянулась к нему, пытаясь соединить свои губы с его влекущим ртом. Кит рассмеялся:

– Дини, в любой момент сюда могут войти король или Кромвель, причем без предупреждения.

Эти слова вернули девушку к реальности, и она отстранилась от возлюбленного, пытаясь справиться с дрожью.

– Знаешь, Кит, – проговорила она, приходя в себя, – все эти люди больше не кажутся мне такими уж важными персонами. У меня такое ощущение, будто все они где-то далеко-далеко…

– Весьма опасное заблуждение, – произнес Кит, не сводя с нее глаз.

– Мне хочется остаться здесь навсегда, конечно, если ты будешь рядом, – вздохнула она и улыбнулась.

– Пожалуйста, послушай. Сейчас необходимо решить, как быть дальше. И не стоит улыбаться, это чрезвычайно важно. Нам следует немедленно убираться отсюда, и чем раньше, тем лучше. Если, к примеру, мы уедем в манор Гамильтон, вероятно, удастся выиграть немного времени. Там у меня есть свои люди – преданные слуги.

– А твое самочувствие позволяет тебе пуститься в путешествие? – спросила Дини, выразительно посмотрев на его раненое плечо. Растревоженная объятиями, рана кровоточила, и девушка соскочила с кровати, чтобы принести свежие бинты.

– Я в порядке, – заявил он, но потом заметил кровь и нахмурился. – Дьявольщина!

Дини опустила чистые полоски ткани в воду, отжала и приложила к ране.

– Скажи, а далеко ли манор Гамильтон от Хемптон-Корта?

– Примерно в пятидесяти милях.

– Прекрасно! И чем же мы туда долетим? На твоем бумажном самолетике?

Кит ухмыльнулся:

– Знала бы ты, как здорово слышать из твоих уст «самолетик». Столько пренебрежения, знаешь ли.

– Извини.

Он перестал улыбаться.

– Первой должна выбраться отсюда ты, Дини. Мне лично путешествовать пока не рекомендуется. Глупо, согласись, пускаться в дорогу с разрубленным кровоточащим плечом.

– Нет, – заявила Дини, складывая влажную ткань в подобие тампона. – Повторяю, я не хочу разлучаться с тобой.