Но вид надо успеть зафиксировать, прежде чем потерять равновесие и схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть за борт. После наблюдения спешат вниз, чтобы узнать время Гринвича по хронометру.

Теперь наступает очередь навигационного стола, но я обнаружил, что для вычислений, когда лодка прыгает и качается на волнах, очень нужен хорошо натренированный математический ум.

В любом случае, я обнаружил что, если можно определить свое местонахождение с точностью до десяти миль от фактического положения, это будет хорошим приближением для небольшой лодки. 

Два месяца назад я покинул Гибралтар, чтобы в одиночку пересечь Атлантический океан по этому длинному южному маршруту протяженностью четыре тысячи пятьсот миль. В течение двух месяцев я не видел и не разговаривал ни с одной живой душой. Мои читатели могут подумать, что такой длительный период одиночества может быть угнетающим, но я так не считал. Тот факт, что не с кем было поговорить, никогда не казался мне имеющим какое-либо значение. Полагаю, я привык к собственному обществу и, скорее всего, такое удовлетворение в значительной степени было связано с огромным очарованием, которое океан оказывал на меня.

Большую часть времени я был полностью занят ремонтом повреждений, нанесенных ветром старым парусам «Файркреста». Они постоянно рвались по швам, в результате чего я часами работал над ними на скользкой, наклонной палубе, и половину времени занимался тем, что удерживал себя, чтобы не упасть под наклоном палубы.

Если бы я взял с собой запасные паруса, то мог бы сшить для «Файркреста» совершенно новый комплект парусов с гораздо меньшими усилиями, но в данном случае у меня едва хватило материала на заплатки. Мой запас игл также подходил к концу и я боялся, что моей бечевки не хватит до тех пор, пока я не достигну порта.

Из-за плохого состояния парусов мне часто приходилось менять их. Достаточно было изготавливать и убирать паруса в соответствии с меняющимися условиями: штиль, легкий ветер или шторм, но кроме того, мне часто приходилось спускать один парус, чтобы починить его и ставить на его место другой.

Помимо этой работы, нужно было готовить два раза в день, так что времени на чтение оставалось мало, хотя на полках библиотеки было много книг о морских приключениях. Когда наступала ночь, я был слишком уставшим, чтобы читать и падал в свою койку полусонным. Однако сон был очень чутким, потому что, когда ветер менялся, мне приходилось прыгать на палубу, чтобы изменить угол руля.

Мне снились странные сны. Иногда события в моих снах происходили на суше, но мысль о достижении моей цели никогда не покидала мой спящий разум. Я часто вступал в сновидческие споры с самим собой. «Если я на суше, значит я не пересек Атлантику. Тогда почему я не отправился в путь?» Затем я с радостью обнаруживал, что нахожусь на борту «Файркреста». Я бросал взгляд на палубу, чтобы убедиться, что все в порядке, и снова засыпал с удовлетворенным чувством, что лодка приближается к месту назначения.

Очень часто в спокойные дни я спал, а если к вечеру ветер усиливался, я всю ночь проводил у руля. Всегда трудно бороться со сном, но я никогда не чувствовал физической усталости во время этих долгих часов.

В таких условиях «Файркрест» плыл медленно, оставляя за собой фосфоресцирующий след, а я занимался управлением по звездам. В такие моменты, находясь в одиночестве на море и глядя на небесный свод, я часто размышлял о ничтожности человека, о несовершенстве теории эволюции, теорий Ньютона и Эйнштейна, о различных версиях истории мира, которые утверждают, что Земля постепенно охлаждается и что человек начал свой путь с очень низкого уровня, чтобы достичь своего нынешнего высокого уровня цивилизации. Все эти теории и системы казались мне, находящемуся посреди океана, лишь гипотезами, выдвинутыми людьми, потому что они лучше других объясняли явления, которые наши скудные силы позволяют нам регистрировать в нашу эпоху.

Часто в эти тихие часы в моей памяти проносились различные события из моей жизни со всеми деталями, которые изменили мое представление о жизни и которые фактически повлияли на нынешнюю ситуацию, в которой я оказался у руля своей маленькой лодки на широком океане, окутанном ночной тьмой.

Большая чувствительность и обманчивые идеи молодого человека, увлеченного идеалами, заставили меня рано стать своим собственным компаньоном; затем наступила печальная жизнь для таких как я, в школе, война и смерть моей матери, которая разрушила обычное представление о жизни. Воспоминания о войне все еще стояли перед моими глазами. Бои высоко над облаками; зажигательные пули, пронзавшие ветер; вражеская машина, сбитая в пламени; временная радость победы. Но на земле я всего лишь ребенок, потерявший мать.

Время так и не заполнило пустоту. Один за другим мои лучшие друзья погибли в воздухе. Наступило перемирие, но я думал о тех погибших товарищах-летчиках, о которых некоторые из нас слишком легко забывают; о тщеславии выживших, которые довольно напоказ носят медали, прославляющие победу, которая на самом деле принадлежит погибшим. Ведь когда человек не отдал свою жизнь за свою страну, он не отдал всего.

Многие другие события из жизни промелькнули в моей памяти. Некоторые, казалось бы, не имеющие никакого значения, но которые в этих условиях оставили глубокое впечатление. Я не знаю, почему однажды я внезапно вспомнил событие, произошедшее три года назад.

Я ехал в роскошном поезде в сторону Мадрида, когда, глядя в окно, я увидел молодого нищего. Он бежал босиком вдоль рельсов. Его смуглая кожа блестела между лохмотьями, которые его покрывали. Он был красивее, чем молодой нищий, изображенный Мурильо, более реалистичен, чем косолапый ребенок Рибейры. Он просил милостыню, как это принято в Испании, потому что казалось, что он оказывает услугу, а не просит о ней. Этот грязный и оборванный нищий был принцем жизни, бегая свободно под солнцем и гораздо счастливее пассажиров, которых вез поезд в своем роскошном салоне. Я почувствовал, что хотел бы быть на его месте и начать свою жизнь заново пятнадцать лет назад — я, который всегда блуждаю в поисках молодости.

В любом случае, я чувствовал себя хозяином на своей лодке и мог продолжать странствовать по миру в поисках свежего воздуха, просторов и приключений, ведя простую жизнь моряка и грея на солнце тело и душу, не желающие жить в домах людей.

Итак, счастливый от того, что нашел свое призвание и почти осуществил свою мечту, я прочитал у руля свое любимое морское стихотворение.

Ночь прошла быстро. Звезды одна за другой исчезали. На востоке забрезжил серый рассвет, и я снова смог различить очертания и детали «Файркреста». 

9 августа, через шестьдесят четыре дня после отправления из Гибралтара, «Файркрест» находился примерно в пятистах милях к востоку от Бермудских островов и примерно в тысяче двухстах милях от Нью-Йорка, моего порта назначения. Итак, судя по опыту, накопленному к тому моменту, я посчитал, что для завершения путешествия потребуется еще около месяца, но в то же время я знал, что прошлое не может служить ориентиром для того, что может произойти в будущем.

Я был уверен, что между моим текущим местоположением и американским побережьем меня ждут сильные западные штормы, и этот прогноз полностью оправдался. Фактически я почувствовал, что меня ждет, уже в тот же день.

Всю ночь шли ливни и море было очень неспокойным. Ветер был западный, очень сильный и прямо в нос. Я наметил курс на юг от Бермудских островов и решил пересечь Гольфстрим так далеко на юге, чтобы воспользоваться его северо-восточным течением, которое доставит меня до Нью-Йорка; поэтому я поставил «Файркрест» на правый галс и направил его на юго-запад.

До полудня яхта практически стояла на месте под форштагом, пока я ремонтировал несколько разрывов в гроте, но к полудню, когда я был готов снова его поставить, ветер усилился до шторма.