Чуть дальше Lavengro, 120-тонный кеч, готовится отплыть в тот же пункт назначения, что и я, — Гибралтар. Хотя у меня было мало шансов победить лодку, которая в десять раз больше моей и укомплектована экипажем из семи человек, я не хотел проигрывать на старте. Мне удалось первым сняться с якоря и выйти в море под полными парусами. Легкий ветерок усиливается, и я вынужден убрать топсель, даже когда прохожу между молами. Там я машу на прощание двум маленьким французским морячкам и французско-бретонской команде яхты «Эблис», которые махают мне платками с пирса.

За пределами гавани ветер снова усиливается, и мне приходится менять стаксель, зарифлять грот и делать это быстро, потому что я вижу, как «Лавенгро» покидает гавань и мчится за мной. Мы оба лавируем против сильного встречного ветра и хотя я плыву не так быстро, как «Лавенгро», я могу лучше держать ветер. Мы мчимся к открытому морю и оставляем красивый золотистый остров Леринс с подветренной стороны. За пределами защищенной бухты волны и ветер усиливаются. Мой подветренный борт глубоко погружен в воду. Брызги разлетаются над головой. Рулить приходится в промасленной одежде. Но мое сердце легко, и пока нос Firecrest режет волны, я пою жалобную песню бретонских рыбаков.

"La bonne sainte lui a répondu: II vente;

C’est le vent de la mer qui nous tourmente."

Добрая дама ответила: «Дует ветер;

Это морской ветер мучает нас».

Видимость падает, и впереди появляются черные облака. Земля становится едва различимой. В половине пятого я пересекаю курс «Лавенгро», иду на другом галсе, когда нас настигает сильный шквал. В спешке я опускаю грот и убираю стаксель. Когда задача была выполнена, я успел мельком увидеть «Лавенгро», мчащийся под порывами ветра в противоположном направлении.

Я настолько устал от сегодняшних усилий, что остаюсь на ночь под штормовым стакселем и плотно зарифленным гротом, оставляя лодку на произвол судьбы, спускаюсь вниз и ложусь спать.

Вот несколько выдержек из моего журнала:

«26 апреля. В два часа ночи ветер поменялся на северо-западный, и я смог плыть по ветру под квадратным парусом. В это время моя лодка развивает максимальную скорость, которую она когда-либо развивала во время этого плавания. Мой журнал регистрирует тридцать миль за три часа. Барометр падает. Все еще дует сильный ветер. В шесть вечера ветер снова усиливается. Очень трудно удержать лодку на курсе. Вскоре становится довольно опасно идти по ветру. Я иду почти так же быстро, как и следующая за мной волна, поэтому, когда волна накрывает лодку, зеленая пена остается на палубе опасно долго.

«Операция по спуску квадратного паруса очень опасна. Рея квадратного паруса, длиной двадцать футов, в два раза длиннее ширины моей лодки. Когда я его убираю, моя лодка плывет под голыми мачтами и сильно качается в впадинах моря. Подветренный конец реи втягивается в волну, и я чуть не падаю за борт. Только после целого часа опасной работы я укладываю рею и парус безопасно и надежно на палубе. Я решил больше не использовать его и, очень устав после шестнадцати часов у руля, остановил лодку на ночь.

«27 апреля. Всю ночь шёл сильный дождь и дул сильный ветер. Всю ночь волны разбивались о борт. Атмосферное давление продолжало падать, и я оставался на одном месте весь день. Утром я обнаружил, что один кронштейн сломан. Я не удивлён, потому что он был изготовлен меньшим, чем я заказывал.

«28 апреля. В четыре часа утра я снова могу продолжить путь. «Ближе к полудню наступила полная тишина. Я ремонтирую сломанный топпинг-лифт.

В 22:40 очень сильный порыв ветра (мистраль) заставляет меня опустить грот. Через несколько минут ветер переходит в шторм. Море становится бурным. Я смертельно устал, оставляю лодку на ходу и ложусь спать, просыпаюсь в семь утра следующего дня. Всю ночь море бьет по лодке, и примерно каждые пятнадцать минут большая волна обрушивается на борт.

«29 апреля. Очень сильное волнение на море. Северо-восточный ветер, который к вечеру сменился западным. Я очень устал. В полдень снова шел под штормовым парусом и стакселем, но ветер слишком сильный, и я почти не продвигаюсь. Мой стаксель-фал сломался, и стаксель упал в море. Рискуя жизнью, под высокими зелеными волнами, я спас его.

30 апреля. Шторм закончился. После этого барометр поднялся, и в течение двадцати дней почти не было ветра».

1 мая, шестой день после отправления из Канн, был очень волнующим. После нескольких дней между морем и небом, когда наблюдения и расчеты говорят о том, что земля близка, всегда вызывает захватывающее дух удивление, когда земля обнаруживается именно там, где она и должна быть.

В полдень, поднявшись на мачту, я смог разглядеть небольшой конус, возвышающийся над водой. Это была земля, расположенная именно там, где и должна была быть. Я гордился своими навигационными навыками, хотя работа штурмана ничто по сравнению с работой моряка. Вскоре на левом борту появилось много других конусов. Неопытному моряку они показались бы множеством разных островов, но я знал, что это были вершины высотой от тысячи до трех тысяч футов, основания которых соединялись под горизонтом. Там, по крайней мере в сорока милях от нас, находилась Менорка, второй по величине из Балеарских островов.

На следующий день появилось еще больше вершин, на этот раз впереди, а к вечеру из моря поднялся весь остров Майорка. Затем ветер стал очень слабым, и на следующий день я смог различить дым из труб домов на суше. Несколько дней я следовал по северному побережью Майорки, лавируя против встречного ветра.

Я всегда буду помнить чудесное зрелище, которое открылось мне однажды утром: небольшой эстуарий между вершинами высотой более четырех тысяч футов, покрытыми снегом. Плывя близко к берегу, я внезапно обнаружил старинную деревушку Порт-Солер на склоне горы, возвышающейся над рекой, и оказался посреди рыбацкой флотилии из небольших парусных лодок, выходящих в море.

Рыбаки, казалось, были очень удивлены, увидев среди себя маленькую белую яхту под французским флагом, но я развернулся, направился в открытое море и унес с собой чудесное видение тех старых домов на склоне суровой и засушливой горы. Деревни и города для нас, моряков, не более чем дома, которые обычный путешественник видит на углу дороги. Мы проплываем мимо и уносим с собой воспоминания.

В течение многих дней затишья, которые последовали за этим, я медленно скользил между этими островами красоты — Драгонера, Ибица, Форментера — благословляя тот легкий ветерок, который позволял мне медленно плыть, любуясь их чудесами. Ветерок был настолько слабым, что я проплывал в среднем не более пятнадцати миль в день.

Наконец, однажды утром, 15 мая, я увидел, как из тумана вырисовывается огромная скала с геометрическими линиями. Это была восточная сторона Гибралтара, которую невозможно созерцать с моря без чувства благоговейного трепета, настолько сильно человеческое творчество изменило природу.

Ближе к полудню я обогнул мыс Европа и вошел в военно-морскую гавань, когда поднялся сильный восточный ветер. Я весело бросил якорь рядом с прекрасной трехмачтовой шхуной Вандербильта, которая в 1905 году выиграла знаменитую трансатлантическую гонку яхт. Я завершил первую часть своего круиза.

Ко мне сразу же подошли полиция, портовый врач и военно-морские власти. Все были очень удивлены, обнаружив, что я был один и прибыл из Франции.

Менее интересной была армия судовых снабженцев, которые пытались подойти ко мне на своих маленьких катерах. Чтобы избавиться от их назойливости, мне пришлось объяснить им, что я всего лишь матрос и у меня нет денег.

Я был удивлен, увидев очень мало военных кораблей, представляющих славу Англии на морях — только два эсминца и вспомогательный корабль с некогда знаменитым названием «Корморант». Мне бы хотелось увидеть Гибралтар во времена Нельсона, когда военные корабли были красивыми фрегатами с белыми парусами, а моряки были настоящими моряками. В наши дни современный моряк — это, по сути механик, управляющий поездом на воде. Торговые парусные корабли уступают место пароходам, и только некоторые рыбаки и яхтсмены продолжают традицию и сохраняют науку обращения с веревками и парусами в открытом море.