«22 июня. Хороший северный ветер. Курс запад-юго-запад. Холодно и облачно. Нахожусь над большой глубиной (более 3500 саженей). В полдень, по логу, за 24 часа пройдено 80 миль. Положение по часовому углу и меридиану: широта 30 градусов 4 минуты северной широты, долгота 21 градус 3 минуты. Весь день и ночь было спокойно. Весь день провел, пытаясь решить шахматные задачи в поле.

«23 июня. Очень слабый северный ветер. Курс юго-юго-западный. Firecrest сама управляла собой последние четыре дня. Трисель износился от трения о шкот переднего паруса. Поднимаю грот и, управляя весь день ногами, ремонтирую его.

«Паруса сильно изношены и требуют частого ремонта, боюсь, что веревка не выдержит. Но какая мне разница! Воспользуюсь своими одеялами. По журналу в полдень тридцать семь миль.

24 июня. Спокойная ночь. Легкий северо-западный ветер. Поднялся на мачту, чтобы заменить блок топпинга. Занятый воскресный день: сматывал веревки и приводил все на борту в порядок. Осушил лодку и обнаружил в ней немного воды. Брился кремом, не используя мыло и воду. Первый теплый день после Гибралтара. Провел очень приятное воскресенье, работая на палубе без одежды и купаясь в теплом июньском солнце.

«25 июня. - Легкий северный ветер. Курс запад-юго-запад. Видим несколько «португальских кораблей», своего рода плоских медуз с длинным синим веером вместо паруса. Моряки много спорят о них. Одни говорят, что они могут дрейфовать только по ветру, другие утверждают, что они могут двигаться против ветра, как судно. На основании собственных наблюдений за формой и углами их парусных вееров я пришел к выводу, что они стоят на месте или медленно дрейфуют по ветру.

«Интересно наблюдать, как они переворачиваются и снова выпрямляются. Некоторые из них достигают почти фута в длину. Провел весь день на палубе, загорая на солнце и читая. Сейчас я нахожусь в тринадцати днях пути от Гибралтара и прошел примерно четверть расстояния до Нью-Йорка.

«26 июня. - Легкий северо-восточный ветер. Использую свой воздушный шар в качестве спинакера и рулю весь день. В полдень солнце почти над головой. К вечеру чувствую головокружение и головную боль. По журналу в полдень шестьдесят две мили.

«27 июня. - Легкий северо-восточный ветер. Спокойный день. Firecrest движется очень медленно, но мне все равно. Жизнь хороша, когда лежишь на палубе под тропическим солнцем.

«28 июня. — Легкий восточный ветер. Впервые вижу трех больших рыб в кильватере лодки. Это Coryphenœ hippuris, которых ученые называют дорадо, а португальцы — дельфинами, что неверно. Я любуюсь их сверкающими цветами, меняющимися от электрического синего до зеленого. Ночью определяю широту по Полярной звезде и долготу по Альтаиру.

«1, 2 и 3 июля. — Сильные южные ветры, дождь, частые шквалы. Море очень неспокойное и бурное. Плыву на юг, снова пытаясь найти пассаты. Замечаю, что, несмотря на барометр и карту ветров, я сталкиваюсь в основном со встречным ветром и по воскресеньям попадаю в неспокойную погоду.

Странно, что здесь, в середине Атлантики, где я ожидал найти длинные океанские волны, о которых я так много слышал, море так неспокойно. Я хорошо знаю неспокойное море Бискайского залива и Лионского залива, но здесь, в середине океана, море более неспокойное и волнующееся, чем любое, с которым я когда-либо сталкивался. Волна превышает длину моей лодки в четыре-пять раз».

4 июля произошло очень важное событие. Впервые на палубу приземлились две летучие рыбы. Это были маленькие рыбки, самая большая из них была длиной всего пять дюймов, а другая — обычная рыбка длиной всего полтора дюйма.

Это была свежая пища; я поспешил их пожарить и обнаружил, что они имеют очень нежный вкус и являются аппетитным лакомством.

Позже ветер усилился до сильного шторма, и волны постоянно разбивались о палубу. Мне пришлось свернуть грот на три оборота. Ветер также почти разорвал мой стаксель на куски, прежде чем я успел его убрать, и мне пришлось накрыть люки брезентом, чтобы вода не попадала внутрь. Лодка сильно качалась, и на бушприт действовала сильная нагрузка. Наконец, правый трос мачты сломался, и мне пришлось заменить его старым добрым манильским канатом, который мне нравится гораздо больше, чем трос.

Это было похоже на западный муссон, но кто слышал о таком явлении дальше к северу, чем Кабо-Верде? Однако, как я уже сказал, на борту «Файркреста» все казалось необычным.

6 июля я снова попал в пассаты и начал двигаться быстрее, проплыв в тот день шестьдесят одну милю. Я также заметил, что находился на краю Саргассового моря, потому что увидел водоросли, которые так плотно скапливаются в этом огромном водовороте посреди океана.

Лодка находилась теперь в месяце пути от Гибралтара и на 31 градусе западной долготы. Все условия были благоприятными, и я начал испытывать удовлетворение от своих успехов, когда внезапно сделал тревожное открытие. Большая часть моего запаса пресной воды испортилась.

Перед отправлением из Гибралтара я запасся восемьюдесятью галлонами. Около тридцати галлонов из них находились в оцинкованных баках под полом носовой части, откуда я мог перекачивать воду в камбуз. Остальные пятьдесят галлонов были в двух бочках, одна из которых была привязана на палубе, а другая хранилась в углу носовой части.

Эти две бочки были новыми и были куплены в Гибралтаре. Именно их содержимое испортилось, потому что, когда я набрал воду из обеих, я обнаружил, что она стала красной и на вкус слишком кислой, чтобы ее можно было использовать.

Эта катастрофа означала, что у меня осталось всего пятнадцать галлонов хорошей воды, а впереди еще около двух тысяч пятисот миль плавания и перспектива провести в море еще как минимум месяц.

Поэтому я тщательно рассчитал вероятное количество дней, которые еще потребуются, чтобы достичь порта, исходя из средней скорости до сих пор и расстояния, которое еще предстояло проплыть, и пришел к выводу, что отныне моя порция будет состоять из одного маленького стакана воды в день; поэтому я перешел на эту скудную диету.

Было очевидно, что изменение цвета воды было вызвано дубом, из которого были сделаны мои бочки. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что причиной была дубильная кислота и что бочки не были достаточно пропитаны перед наполнением.

У меня был небольшой прибор для конденсации морской воды, но все топливо уходило на приготовление пищи. В полдень солнце было почти в зените. Вся лодка была горячей и сухой, но нигде не было более сухо, чем во рту, и на этом этапе путешествия я хотел пить весь день.

Ежедневно я с тревогой осматривал горизонт в поисках облаков, предвещающих дождь. Как же были бы желанны некоторые из тех ливневых шквалов и гроз, через которые я проплыл! Но небо оставалось ясным, и тропическое солнце безжалостно обрушивало на меня свои лучи. Теперь мне приходилось готовить все на морской воде, и это только усугубляло мою жажду.

Хотя я не убил злосчастного альбатроса, меня преследовала строка из стихотворения «Старый моряк»:

«Вода, вода повсюду,

Но ни капли для питья».

7 июля я побрился и подстригся, а также починил грот, который постоянно рвался. Один из топпинг-лифтов порвался во время сильного северо-восточного шквала. На следующий день мой топ-парус разорвался на лоскутки, и без этого переднего паруса «Файркрест» не мог так хорошо управляться.

Саргассовые водоросли стали более многочисленными и прилипали к моему журналу. Летучие рыбы исчезли. Было тепло, слишком тепло. Моя жажда усиливалась. Я начал страдать от лихорадки, и у меня опухло горло. Из бочки с соленой говядиной исходил очень неприятный запах. Неужели у меня закончится и мясо?

Получалось, что 6 июля мне предстояло проплыть еще две тысячи четыреста миль по океану, а когда я обнаружил, что у меня осталось всего пятнадцать галлонов воды. Я проплывал в среднем около пятидесяти миль в день, в результате чего, даже при благоприятном ветре, я столкнулся с вероятностью того, что для завершения путешествия потребуется еще как минимум месяц, а возможно, и гораздо больше. На самом деле, только через шестьдесят девять дней я наконец бросил якорь.