“Конечно, я приду. Я ждала ... Я говорю, Чарльз, ожерелье у меня”.

“Какое ожерелье?”

“То ожерелье. Нефритовое. То, которое твой дядя привез из Шанхая. Твоя мать подарила...”

“Она дала?” Люк чуть не повесил трубку, он испытал такое облегчение. “Послушай, ” прорычал он в трубку, “ послушай...”

“Я слушаю”.

“Тогда все в порядке. Не двигайся”.

“Очень хорошо. Но, Чарльз, есть одна вещь, которую я должна знать. Каково наше отношение к этому делу об убийстве?”

“Наше отношение?”

“Да, дорогая, наша”, - терпеливо ответила Прюн. “Наша. Наша. Официальная позиция полиции”.

“Подождите. То есть отключитесь”, - сказал Люк, вешая трубку. “Оставайтесь на месте”, - сказал он в телефон и вернулся в комнату за своей курткой. “Тогда ты продолжишь, ладно?” Он рассеянно обратился к сержанту. “Все это ни черта не значит, ты же знаешь. Весь центр всего этого находится там, внизу, в Манящей леди. Я пока не совсем понимаю, как все устроено, и, возможно, это самый досадный беспорядок, но с этим ничего не поделаешь. Единственное, что нужно сделать, это нырнуть прямо внутрь и — э-э, зашить это. Оставайся здесь. Я сменю тебя позже ”.

Молодой человек смотрел на него с любопытством. На него было интересно посмотреть, он стоял там, прихорашиваясь, как большой черный кот, его яркие глаза блестели, а уголки рта упрямо изогнулись. Он поправил галстук перед зеркалом, расправил манжеты и ухмыльнулся.

“Предоставьте это мне”, - объявил он и вышел, но сразу же вернулся за букетом, который достал из стакана и завернул в свой носовой платок. Он твердо посмотрел сержанту в глаза. “Мне понадобится это”, - сказал он.

В прохладной тишине под ивами, где не было ни ветерка, вода медленно проникла под развевающиеся юбки, которые поддерживали тело, и оно начало тонуть у ног. В то же время еще одна масса тростника и намокших цветов с деревьев унеслась вниз по течению, чтобы присоединиться к остальным, и, поскольку тело было наклонено, наполовину скользнула под него, образовав подушку для темноволосой головы. Тем временем первоначальная плотина, никогда не отличавшаяся особой прочностью, начала проседать под новым весом, и ее хватка на корнях постепенно ослабевала. Около пяти часов пополудни последний усик, удерживающий клубок, сломался под легким нажимом, и очень осторожно весь этот ужасный груз начал медленно продвигаться к отверстию, где заканчивались листья и солнце освещало гряду желтых ирисов дальше внизу. . .

Ловко ПРОБИРАЯСЬ сквозь толпу на лужайке, Тонкер наконец подошел к Минни сзади и обнял ее.

“Все в порядке. Поппи приехала”, - сказал он хрипло. “Лео запер ее, но она вылезла из окна и переоделась в машине, доблестная старая дева. Она в безопасности за стойкой, разливает все это по старине Тадвику, который для нее просто чашка чая. Уолли перестал грызть ногти и принимает пищу, так что это препятствие пройдено ”.

“О, как мило с ее стороны”. Минни все еще использовала свой светский лексикон, но, как всегда, ее благодарность была искренней. “Дорогая Поппи, как это на нее похоже и какая она очень разумная”.

Тонкер злобно ухмыльнулся. “Запер ее, да? Это немного чересчур, не так ли?” Над застегнутым на все пуговицы блейзером его веснушчатое лицо и темно-голубые глаза казались веселыми. “Это показывает вам, на что похожи некоторые браки. Он отстаивает свое достоинство главного констебля. Фантастический старый канюк”.

Минни безучастно смотрела на него, когда до нее дошло значение этого шага.

“О, Тонкер, как ужасно! О боже, я совсем забыла”.

“Тогда продолжай забывать”, - отважно сказал он. “Все остальные забывают. Все проходит на ура. Фанг, кстати, ищет тебя. Не забудь свои собственные фотографии. Я видел в сарае несколько очень примечательных птиц. Я их не знаю, так что, полагаю, вы должны знать. А теперь не хлопайте крыльями. Не спешите. Боже, ты видел Чернослив?”

“Чернослив?”

Он рассмеялся. “Я вижу, ты не сделала. Ты должна. Я бы в это не поверил”. Он резко замолчал, увидев букет в ее руках. “У тебя есть одна из этих вещей. У многих девушек есть. Где ты их достал?”

Минни перевернула цветы. “Старина Гарри. Они довольно официальные и милые, тебе не кажется?”

Тонкер с сомнением посмотрел на букет. “Полагаю, да”, - сказал он. “Да, хорошо, почему бы и нет? Я говорю, Минни, я полагаю, что мост совершенно безопасен?”

“Куда?" О да, дорогая, все выглядит нормально?”

“Очень хорошо. Но с одной стороны скопилось много травы, листьев и прочего хлама. Полагаю, с этим ничего не поделаешь”.

“Нет”. Она извинялась. “Нет, я не думаю, что это возможно. В реке всегда плавают какие-то мелочи. Люди ожидают этого. Это плохо?”

“Нет. Не о чем беспокоиться. Все замечательно. Шампанское превосходно, и я рад видеть, что у какого-то умного ребенка, собственно говоря, у Аннабель, хватило ума открыть для себя бар с безалкогольными напитками. Мороженое тоже подтолкнуло меня к размышлениям. Кто об этом подумал?”

Минни выглядела пораженной. “Ты знаешь, я не знаю. Я это заметила. Кажется, все это едят. Этого, должно быть, целые галлоны”. Она оглядывалась вокруг быстрыми озабоченными глазами, высматривая потерявшуюся молодую женщину или постороннего мужчину. “На вечеринках вроде этой просто всякое случается. Это очень мило. Тонкер, на тебя смотрят двое незнакомых мне людей, вон там, рядом с Агнес Глеб”.

Тонкер повернул голову. “Ах, да, действительно. Увидимся”. Он удалился с протянутой рукой и довольной улыбкой, и на Минни сразу же претендовал очень элегантный молодой человек, который перенес последнюю моду своих старших подражать моде и манерам своих дедушек до тревожной точки, когда вырос в точности похожим на одного из них. Он был разработан Чарльзом Даной Гибсоном как образ молодой женщины, которая исчезла, и поэтому он выглядел немного одиноким в своей мужественности в свободной куртке.

“Миссис Кассандс, меня послали за вами”, - сказал он, крепко беря ее за руку. “В вашей студии собирается очень знатное собрание. Это вон там, в сарае”.

Очень холодные голубые глаза смотрели в ее, и она сдержала нарастающую панику. Прошло тридцать пять лет с тех пор, как она сталкивалась с таким доминирующим мужчиной, и тогда он был пожилым.

“Они хотят, чтобы вы объяснили свою замечательную картину”. Он снова посмотрел на нее. “Им это очень нравится, так что вам не о чем беспокоиться”.

“Какая картина?” Спросила Минни, ее мысленный взор молниеносно пробежал по выставленным холстам и виновато остановился на портрете Маленького Дума.

Молодой человек понизил голос. “Современная”.

“Современный?” Во вспышке интуитивного прозрения Минни вспомнила необъяснимое отсутствие Тонкер перед завтраком. С тех пор она не смотрела на фотографии. Молодой человек продолжал крепко держать ее за руку.

“Я думаю, вы должны пойти со мной”, - сказал он.

“Мое слово, да”. Мрачно произнесла Минни. “Я думаю, мне лучше”.

Когда они пробирались сквозь толпу, молодой человек схватил ее за локоть, чтобы она не убежала, и задал вопрос тоном, чья нарочитая небрежность принадлежала другим эпохам, кроме рубежа девятнадцатого века.

“Здесь есть девушка. Кажется, ее зовут Чернослив”.

Минни подняла голову. “Она была одна?”

“Э—э... нет, ” сказал он печально, “ нет, она не была”.

Тем временем на другой стороне лужайки стоял мистер Кэмпион и разговаривал с группой старых друзей.

“Почему проходят эти нелепые вечеринки старого Тонкера?” - спросила женщина, которая была миссис Гилберт Уиппет, а когда-то Джанет Персивант, единственной дочерью сэра Лео, с искренним недоумением в голосе. “У папы разбито сердце, он не может быть здесь. Это какое-то дело, я не знаю какое. Но Тонкер действительно необыкновенный в этих делах. Никогда не знаешь, когда у него будет вечеринка. На самом деле он никого не приглашает. У него вообще нет слуг. И все же приходят все, включая, действительно, самых удивительных людей. Посмотри, к примеру, вон на того мужчину. И это всегда прекрасный день ”.