“Вам нравится, когда вас называют мистер Альберт Кэмпион”, - сказала она, и, хотя ее тон был лукавым, она испортила весь эффект заискивания, не сводя глаз с действительно грязного маленького розового бутона, который не хотел, чтобы его отрывали от его жесткой подстилки. “И вы были в отпуске в Милл-Хаусе со своей женой и маленьким сыном почти две недели, в то время как мисс Хантингфорест, которая живет на милл-Хаусе, находится в Америке. Мисс Хантингфорест - уроженка Новой Англии ”.

Мистер Кэмпион издал утвердительный звук, или начало одного из них, но она опередила его.

“Я люблю, чтобы во всем был порядок”, - объяснила она, начиная со сплошного креста из красных гвоздик. “Я знаю, что вы оба знали деревню давным-давно, когда ваша жена жила здесь с мисс Хантингфорест, и вы были замешаны во всех этих романтических делах, когда ее брат вернул себе титул. Но леди Аманда называет Харриет Хантингфорест своей тетей, и все же леди Аманда не американка ”.

“Э—э... нет”, - сказал мистер Кэмпион.

“Но вы оба называли мистера Фарадея дядей Уильямом”, - продолжила мисс Пинкертон, внезапно устремив на него очень ясный и умный взгляд карих глаз и постукивая ножницами по могиле, как будто Уильям Фарадей был действительно виден. “Он живет здесь, в "Манящей леди с Кассандами", последние двенадцать лет, а Минни Кассандс наполовину американка”.

Высокий худой мужчина с очень гладкими желто-белыми волосами и отсутствующим выражением лица встретил ее взгляд с обманчивой мягкостью.

“Вполне”, - согласился он.

Она была введена в заблуждение резкостью. “Вполне?”

“Почти наполовину. Отцом Минни Кассандс был Дэниел Сент-Джордж Стро, который был вторым по известности американским художником викториано-эдвардианского золотого века. Его прапрабабушкой, как он всегда говорил, была принцесса Покахонтас, и она была такой же американкой, как Орел ”.

“Это действительно была она?” Либо ей было неинтересно, либо она ему не поверила. Ее мысли все еще были заняты семьей. “И все же мистер Фарадей не был родственником?”

“Нет”.

“И твоего тоже”.

“Нет”.

“Я понимаю”. Было очевидно, что на какое-то время она сдалась и продолжила свою работу над цветами. “Восемьдесят два, и он пил, не так ли?” - заметила она как раз в тот момент, когда Кэмпион отвернулся. “Какое счастливое освобождение для всех”.

Перед этой чудовищной эпитафией мистер Кэмпион остановился в ужасе. По натуре он не был кладбищенцем, и помпезные похороны не обладали для него особым очарованием, но дядя Уильям был дядей Уильямом, и он был вполне готов увидеть, как тот внезапно выпрямляется среди лепестков, выглядя как манекен с обложки Эсквайра, и "усеивает", как он бы выразился, эту служанку ополовиненной бутылкой, которая, несомненно, была у него в саване.

Мистер Кэмпион обернулся. “Простите меня”, - сказал он с мягкостью обдуманного нападения, - “но кто вы такой?”

Она не была смущена, просто поражена. “О боже!” - воскликнула она, давая понять, что он был глупым человеком, не так ли, “каким странным вы, должно быть, меня сочли. Я Пинки”. И затем, поскольку он все еще выглядел рассеянным: “Мистер Генаппе, вы знаете. Я его секретарь, или один из них. Я была с ним девятнадцать лет ”. Легкое движение обуздания, распирающая гордость и понижение голоса представили его в образе и объяснили подход ‘гораздо важнее, чем ты’. Здесь была преданность преданного, почтение послушника. Он понял, что загадочность должны заключаться в деньгах, а не в мужчине. Вряд ли она могла испытывать такие чувства к бедной старой Фанни Генаппе, у которой был не такой характер. Бог знает, где он был, бедное животное. Сидя на своей маленькой скале на Гебридских островах и наблюдая за птицей, очень вероятно, что им обоим было ужасно скучно.

Фрэнсис Женаппе был самым неудачливым из трех последних мультимиллионеров в Европе, поскольку он унаследовал не только деньги своей семьи, но и их репутацию в области филантропии - два качества, которые в совокупности, насколько мог судить мистер Кэмпион, приближались к сомнительной чести быть оригинальным маслом во рту собаки. Насколько Кэмпион помнил его, он был цивилизованным, сверхчувствительным и в чем-то остроумным, последним человеком на земле, которому приходилось сталкиваться со своими собратьями почти исключительно через посредство душераздирающей истории о несчастье. Несомненно, леди с ножницами была частью его бронированной пластины. У нее, казалось, была подходящая поверхность. Он сказал вслух:

“Я слышал, он купил ферму на холме. Поттерз-Холл, не так ли?”

“Не сейчас”, - заверила она его с короткой доброй улыбкой. “Мистер В Генаппе так много прилегающих земель, что теперь его называют поместьем Понтисбрайт Парк, чтобы отличить его от небольшого владения графа. Между прочим, он твой шурин.”

Мистер Кэмпион знал, что это так, но воздержался от комментариев. Она все еще говорила и все еще язвила.

“Лорду Понтисбрайту принадлежат только Мельница и лесные угодья, и большую часть времени он живет в Южной Африке”. В ее устах это прозвучало исчерпывающим объяснением. “Поттерс-Холл совершенно преобразился теперь, когда над ним было проделано столько работы. Если вы захотите посмотреть его, пока находитесь здесь, я уверен, мистер Дженаппе не будет возражать”.

“Он видел это?”

“Нет, с тех пор как произошли изменения. Мистер Дженаппе, естественно, уехал из Англии”.

Мистер Кэмпион заколебался. Все это было очень хорошо в своей болтливой манере, но что именно, по мнению доброй леди, она делала, возясь с подобострастием дяди Уильяма, оставалось неясным. Он указал на просторы из гранита и мрамора, древние кресты и современные купальни для птиц.

“Вы и это тоже взяли на себя?”

Она рассматривала его целую секунду и решила, что это шутка.

“Пока нет”, - засмеялась она, проникнувшись веселым духом мероприятия. “Я полагаю, мы просто платим за это по расценкам. Нет, я просто делаю это, чтобы помочь миссис Кассандс. Я всегда делаю для нее все, что в моих силах. Я уверена, что мистер Дженаппе одобрил бы это. Она всегда очень занята своим домом и покраской, поэтому я избавляю ее от прогулки. Я такая, как все, собачье тело ”. Она покачала своей аккуратной головкой. “Я не могу понять, почему миссис Кассандс так усердно работает над своими картинами, но с таким необыкновенным мужем, которого никогда нет рядом, я полагаю —”

“Она А.Р.А.” - мягко запротестовал мистер Кэмпион, отдавая должное учреждению.

“О, я знаю. И мистеру Генаппе не только нравится ее работа, но эксперты заверили его, что она вполне добротная и может даже понравиться. Вообще-то, мы купили несколько полотен у Фанг на Бонд-стрит, но я действительно думаю, что для нее это очень тяжелая работа. Она никогда ничего не скрывает. Честно говоря, я удивляюсь, что мистер Кассандс не живет больше дома, вместо того чтобы сновать туда-сюда, тратя свое время на идиотские вещи. Этот его так называемый музыкальный инструмент — ну правда!”

Тощий мужчина усмехнулся воспоминаниям, как и большинство людей теперь, когда кратковременная популярность вдохновенного шумоподавителя, которой добился Тонкер Кассандс, прилично отошла в тень анекдотов. Название было таким красивым. "Поверни ти—ти, поверни ти-ти-включи мой Глю-бал-у-бал-ум!’

“Не надо!” Мисс Пинкертон уронила ножницы и зажала уши руками. “Пожалуйста, не надо. Вы знаете, что происходит. Можно напевать ее весь день, и это так глупо. На самом деле, той зимой, когда все это пели, я чуть не сошла с ума. Ужасная вульгарная вещь! Это выглядело так ужасно ”.

“Я не знаю”. Кэмпион лениво подумала, не могла бы она упомянуть что-нибудь еще, что вдохновило бы его немедленно выступить в защиту этого. “Приходится пробираться рукой через многие духовые инструменты. В этом случае просто нужно было добавить ногу, вот и все ”.

“Дело было не только в этом”. Она дрожала от раздражения. “Там был весь этот прозрачный пластик, из которого были видны мочевые пузыри разного размера внутри. Ужасно! И шум! Как ему заплатили за такую глупость, я не знаю ”.