Охранник, дежуривший у дверей кабинета, потом рассказал сменщику, что госпожа в ту ночь так и не легла спать. А едва забрезжила заря, вызвала кабус и куда-то укатила. Посмеявшись, что возраст никого не щадит, напарники не обратили внимания, что их разговор подслушивают. В коридоре, куда выходили комнаты ночных прелестниц, скрипнула дверь и мелькнул женский силуэт, но охранники дружно решили, что одна из пташек просто решила облегчить душу и почистить пёрышки в кабинке для размышлений.
Госпожа Мейдж вернулась успокоенная, но о деле не забыла. Сходила в городскую стражу, а затем к газетчикам, назначив весомую награду за возвращение и любые сведения о пропавшем мешочке с монетами. Затребовала доставлять ей в кабинет каждое утро свежий образец "Слухов Сантерры", здраво рассудив, что там окажется куда больше горячих и откровенных вестей, чем в одобренной градоначальником "Королевской правде".
На следующее утро ночных пташек пробудил ещё один истошный вопль госпожи. На сей раз раз предметом расстройства стала заметка в газете, гласящая, что некий святотатец разгромил санктуарий при главном храме Индры, где хранились посмертные маски прихожан. Часть масок оказалась разбита, часть перепутана местами. Возмущённые жрецы требовали от стражи найти и покарать богохульника, но тот не оставил за собой никаких следов. Время было позднее, храмовый служка ушёл отдыхать, а охраны на входе не было — кому понадобится навещать посреди ночи ячейки умерших.
Иннуар, оказавшаяся в этот момент в кабинете, попыталась успокоить хозяйку со словами, что мёртвым всё равно, но получила резкую отповедь:
— Им, может, и всё равно, а мне нет! Я пообещала моей дорогой Рейти, что буду о ней помнить всегда! Если её покой был потревожен чужаком, я этого себе никогда не прощу!
На вопрос Иннуар, кто такая Рейти, госпожа Сирил неохотно ответила, что это её почившая пятнадцать лет назад подруга, которой она обязана жизнью. Но больше ничего не добавила, снова вызвала кабус и укатила в святилище.
Вернулась бледная, как смерть, на все лады кляня богохульника, для которого нет ничего святого. Разбудила всех пташек, которых побывали в кабинете с тайником в тот злополучный вечер и лично по очереди допросила. Провела обыск в их спальнях. Проверила охрану и уборщиц. Ещё раз пересмотрела книгу учёта клиентов. Ничего не добившись, заперлась у себя в комнате с бутылкой сливового вина и не открывала никому дверь до самого вечера, пока к ней тихонько не поскреблась Иннуар с лекарством от похмелья.
Растворив горький порошок в белой ониксовой чашке, девушка дождалась, пока госпожа выпьет снадобье и немного придёт в себя. А затем присела рядом и что-то зашептала ей на ухо. Дежуривший за дверями охранник разобрал только отдельные слова: "на Сумеречной улице, странный, но не шарлатан, трижды постучать". Тут же выкинув из головы бабьи пересуды, принялся разглядывать особо крупную муху на потолке, гадая, как она там держится этими маленькими лапками.
Как только стемнело окончательно, госпожа Сирил оделась как можно проще, сняла накладные косы, уложенные в замысловатую причёску гейры, надела чепец служанки, выгребла из тайника добрую половину драгоценностей, которые рассовала по внутренним карманам плаща. И тихо и незаметно покинула заведение, направляясь к дому номер семь на Сумеречной улице.
Там прошла по тропинке из серого камня, трижды стукнула в дверь бронзовым кольцом и дождалась, пока та отворится.
Отсутствие в доме слуг и голос, раздавшийся из ниоткуда, Мейдж не смутили. Она последовала указаниям невидимого собеседника и поднялась на второй этаж самостоятельно, отыскав кабинет по узкой полоске света, пробивающейся из двери.
Гостья мгновенно окинула взглядом обстановку, задержавшись на бронзовой настольной табличке с надписью "Аруна". Смуглый зеленоглазый мужчина аристократичной внешности, сидевший за столом, выглядел гораздо моложе, чем в описании Иннуар. Лет тридцать пять-сорок, не больше. Впрочем, мастерство не всегда определяется возрастом, а отступать не в её правилах.
Госпожа Сирил едва уловимо вздохнула и прямо с порога поинтересовалась:
— Так значит, вы и есть тот самый "кармоправ", о котором ходят слухи?
Мужчина внимательно оглядел гостью и, растягивая слова, неторопливо ответил:
— Не уверен, что меня можно так называть, но кое-какие линии судеб мне и впрямь удавалось настроить.
Мейдж широким шагом подошла к столу и выгребла из карманов все, что у неё с собой было. Вывалив перед владельцем кабинета горку браслетов, серёжек, шпилек и бус, она взмолилась:
— Моя судьба тоже висит на волоске! Помогите отыскать пропавшие монеты, и всё это ваше. А если мало, я принесу ещё.
Аруна, откинувшись на спинку кресла, равнодушно махнул рукой:
— Заберите эту ерунду. Бытовыми кражами я не занимаюсь, для этого есть городская стража.
Гостья застыла на месте, не зная, как поступить. Того, что ей откажут вот так, с порога, она не ожидала.
Тем временем Аруна отвернулся от гостьи и потянулся к ящику стола, перебирая его содержимое. Выудив какой-то предмет, снова обратился к Мейдж:
— Раз вы до сих пор не ушли, значит, есть и другая причина. Расскажите мне о ней.
Он подкинул и поймал то, что достал из ящика. А затем положил перед собой на стол, небрежно сдвинув на край принесённые гостьей драгоценности.
Мейдж Сирил сделала шаг вперёд, ещё не зная, заберёт ли она обратно украшения или ещё раз попробует убедить несговорчивого аристократа. И ахнула, когда разглядела, что на гладко отполированной столешнице прямо перед ней поблёскивает золотыми лучами шестиконечная звезда старинной имперской монеты.
— Так это были вы?!
Аристократ прищурился, но сдержался, хладнокровно парировав:
— Сомневаюсь, что "Затейницей Джеймисин" уже больше двадцати лет успешно управляет любительница делать поспешные выводы, не видя картины целиком.
Он снова потянулся под стол, и одну за другой выстроил перед собой стопку из пяти одинаковых монет.
— Если не ошибаюсь, у вас было на одну меньше. И если вы внимательно их осмотрите, то заметите некоторые отличия. Ведь вы прекрасно помните каждую царапину и потёртость на утраченном сокровище, не так ли? Я бы также предложил обратиться за подтверждением к одному уважаемому барру, который передал мне их неделю назад, но не в моих правилах раскрывать личность посетителей.
Аруна откинулся на спинку кресла, склонил голову, будто к чему-то прислушиваясь. И добавил:
— Впрочем, в вашем случае можно сделать и исключение. Шансы, что вы с кем-то поделитесь этой информацией, стремятся к нулю.
Мейдж хотела было возразить, что в этом мире ни в чём и ни в ком нельзя быть быть уверенным, но вместо этого поняла, что больше не хочет спорить и отстаивать свою правоту. Она устала. Устала скрывать страхи за маской силы. Устала решать вопросы других людей и прятаться от прошлого. Устала жить не своей жизнью.
Она потянула за кончики завязок чепца, стянула его с головы и подошла к столу Аруны совсем близко. Повернулась спиной и показала затылок, приподняв волну густых чёрных волос, чуть тронутых сединой у висков. Скрытый тёмными прядями, контур лотоса был почти незаметен на смуглой коже с желтоватым оттенком. Такой цвет кожи встречался у кочевых народов, проживающих вдоль границы реки времени Ора, у дикарей из Пустошей и у полукровок, родившихся от редких браков жителей королевства и подданных империи Индоррат. Но татуировка знатного имперского рода безошибочно говорила о чистоте крове его обладательницы. Вернув чепец на место, Мейдж уселась на стоящий перед столом стул с изогнутой спинкой, словно специально рассчитанной под её невысокий рост, положила руки на колени и принялась рассказывать.
— Моё настоящее имя — Ки Рей Лянь. Я родилась в самом сердце империи Индоррат, благословенном предками Джайсуре. Род Благородного Царственного Лотоса веками преданно служил при дворе императора. Мой отец, господин Рю, после смерти матери окружил меня любовью и заботой, ни в чём не отказывая. Но и спрашивал по всей строгости, ибо долг хранителей Нефритового зала нельзя передать другим кланам, и отказаться от него тоже нельзя. Но одним злополучным, когда в нашем доме появился чужеземец, всё рухнуло.
