Спустя неделю дипломаты по своим каналам подтвердили мои худшие опасения. Победа Карла была убедительна. Саксонцев буквально раздолбали, обратили в бегство. Да и Репнин зачем-то занял в начале боя абсолютно невыгодную позицию, собрал все свои войска на небольшом холме, на котором негде было даже толком развернуться, и после первой же атаки отступил в величайшем беспорядке. Последние два слова на военном языке обозначают то же самое бегство, но уже облагороженное нежеланием огорчать вышестоящее начальство.

Нет. Войну надо было заканчивать как можно скорее и любой ценой. Дел слишком много, а времени мало, чтобы тратить его на бесконечные схватки.

Я слишком долго не хотел применять радикальные средства. Наверное, зря. Сколько в моем прошлом длилась Северная война? Больше двадцати лет? Не много ли?

Хоть не лежала у меня душа к вполне естественному шагу, однако другого выхода я не видел.

Что ж… Охотничья команда создавалась не только для захвата городов. Надеюсь, я пока не слишком состарился.

И обязательно надо захватить Гангут и западное побережье Финляндии. Если нынешний мой план почему-то не удастся, есть же еще барклаевские тропы. Михайло Богданович ведал толк в войне…

В корчме было малолюдно. Неудивительно. Вся ближайшая территория была объята войной, и не всегда было понятно, кто против кого воюет. Но уж местным жителям доставалось ото всех проходящих мимо, будь то шведы, саксонцы или шляхта из соседнего воеводства. Тут подумаешь, стоит ли лишний раз покидать дом, коль на дорогах творится непонятно что.

Хотя дома тоже не слишком безопасно. Война требует денег, продуктов, фуража, а простейший способ их получения – реквизиции у местного населения. Кому же подобный способ кажется не вполне справедливым, всегда докажут, что лучше расстаться с накопленным или заработанным добровольно, чем вместе с жизнью.

А что? Раз солдаты воюют, то несправедливо, когда прочий народ не разделяет выпавших на долю служивых трудов и лишений.

Владельцу корчмы тоже было не слишком весело. Закрыть заведение до лучших времен – так околеешь с голода. Продолжать дело – ничего, что путники редки. Цены в годы войны растут, соответственно, навар тоже. Но всегда могут заявиться служивые любой армии и взять все бесплатно. А то и не служивые, просто дезертиры или обычные грабители. Разницы почти никакой.

На этот раз в зале было две компании, на опытный взгляд корчмаря связанные между собой.

В одном углу восседало полдюжины разнообразно одетых крепких мужчин. Все вооруженные, при саблях и пистолетах, да еще у каждого под рукой в чехле лежит ружье. По виду мужчины – типичные наемники. Искатели простого человеческого счастья на фоне общей беды. Говорили они между собой по-французски, что не слишком удивительно. Во время войны кого только не встретишь на дорогах! У них там тоже, сказывают, свои заварушки.

Вопреки предполагаемой профессии, мужчины не столько пили, сколько ели. Но не всегда же кутить! Раз комнаты для ночлега не заказывали, то после обеда наверняка тронутся дальше. А пьяному любая дорога становится длиннее.

Трое мужчин расположились в стороне от большой компании. Один – местный, в ермолке и с характерным носом и толстыми губами – был явным земляком корчмаря. Двое других, побогаче одетых, являли загадку намного сложнее. Один вроде бы тянул на немца. Во всяком случае, говорил он на смеси немецкого с польским, довольно типичной для вечно ищущих теплого местечка жителей одной из германских земель. Второй же, со шрамом на лице, немецкого явно не знал, но и по-польски не говорил. Если что требовалось, уточнял по-французски, но был ли этот язык ему родным? Вроде бы пару раз в его речи мелькнуло несколько слов, похожих на речь здешних крестьян.

Какая разница? Лишь бы платили. А заплачено было сразу и не торгуясь. И полудюжиной проезжих наемников, и двумя, выслушивающими земляка корчмаря.

Но о чем говорит троица, лучше не слушать. Меньше знаешь, крепче спишь. Если же что долетало до ушей, то хозяин старался как можно скорее забыть об этом. Кое-что разобрал в самом начале и теперь решил: дальше не стоит. Не ровен час…

Француз со шрамом внимательно вслушивался в то, что говорил земляк корчмаря, но то и дело спрашивал своего напарника, что означает то или иное выражение.

– …Пан Ковальский завтра с утра обещал незабываемую охоту. Сегодня они, понятно, гуляют. Чего не гулять, когда дом Ковальского – полная чаша? Я бы тоже гулял, если бы был так богат. Но откуда у меня могут быть такие деньги? Только ясновельможные паны, да и то не все, могут позволить себе не считать золота. В то время как остальным приходится дрожать над каждым грошом. Да и тот пытаются отобрать все, кому не лень. Те же ясновельможные паны. Вот потому они такие богатые, а Янкель – бедный и не может свести концы с концами…

– Спроси его, сколько там будет человек. – Французу явно надоело выслушивать сетования на судьбу. Но если хочешь получить информацию, будь готов попутно узнать все, что думает человек о несправедливости окружающего мира.

– Сколько человек? С ним к пану Ковальскому прибыло около сотни. Или две. Да и у пана около сотни прихлебателей и егерей. Крестьян же без счета, но кого интересуют крестьяне? Мир создан для богатых. Кто-то живет, а кто-то – существует…

– Так сотня или две? – Губы француза чуть скривились в улыбке.

– Сотня или две? Но когда же я мог посчитать? Едут и едут. Все конные, при оружии, веселые. Будешь тут веселым, когда впереди праздник! Так всегда – кто-то может себе позволить забавляться и гулять, пока остальные вынуждены гнуть спину из-за куска хлеба…

– Хорошо, – прервал излияния собеседника француз. – Где именно будут охотиться, знаешь?

– Знаю ли я место охоты? Да кто же его не знает! Здесь лишь в одном лесу можно найти достойную дичь. Хотя я не охотник, но прекрасно ведаю, куда ездят за добычей пан Ковальский с гостями…

– Вот тебе обещанный задаток. Если слова подтвердятся, получишь остальную сумму. – Француз выложил на стол увесистый кошелек, который мгновенно исчез в складках одежды Янкеля. Словно его никогда не было.

– Как не подтвердятся? Конечно подтвердятся, – бормотал при этом Янкель. – Раз я обещал, то сделаю все…

– Мне нужна пара проводников, хорошо знающих лес. Желательно – из числа крестьян, – весомо проговорил француз, не обращая больше внимания на речи собеседника.

– Пара проводников? Будут. Сейчас же будут. Между нами, крестьяне очень недолюбливают ясновельможного пана. За что его любить, когда он творит в округе все, что хочет? А желания у него бывают такие дурные…

– Вот и хорошо, – подвел итог наниматель.

Плохое тоже может быть хорошим. Для посторонних людей.

Карл Двенадцатый жил одной страстью – войной. Все прочее не играло особой роли в его жизни. Смелый до безрассудства, пылкий, напористый, он не любил мирных повседневных дел. Всякие налоги, законы, переговоры… Разве это занятия для настоящего мужчины? Славу приносит только война, а все прочее – откровенный вздор. Молодого короля даже не смущали понесенные поражения. Слабый ломается при неудачах, сильный становится еще сильнее. Карл был сильным.

Поражения лишь закалили его волю. Он сумел учесть кое-какие ошибки и теперь вновь горел желанием помериться силами с врагом. Пусть даже придется воевать против всего света.

Первая победа окрылила короля. В его голове возник новый план кампании. Русские сами разделили свои силы. Следовательно, надо громить их по частям. Одна часть в Польше уже разбита, тут Кабанов был прав. Победителям в числе прочего достались не только десяток пушек, но и штуцера, и даже несколько револьверных ружей. Правда, патронов к последним практически не было. Но и то…

Оставалось решить, куда теперь обрушить следующий удар. Некоторое время Карл преследовал отходящие войска Августа, а сам все строил дальнейшие планы. Что лучше – добить незадачливого курфюрста или же первым делом разобраться с более грозным противником? Наверное, все же второе.