Отношения были неоднозначными. Главным конкурентом, а соответственно и врагом, оставалась Франция. Смерти испанского короля ждали в самое ближайшее время. Без прямых наследников неизбежно должна была начаться схватка. Англия не могла допустить, чтобы на освободившийся престол взошел племянник Людовика со всеми неминуемыми последствиями. Потому и прочее пока волновало лишь в перспективе. Или как возможная помощь в грядущей войне. Потому в открытую выступать не спешили ни на одной из сторон.

Пит доказал свою невиновность. Дядюшка тихонько устроил ему выволочку за поспешность и готовность оказать помощь шведам до официального решения Лондона, и дело пока тем и ограничилось.

Относиться по-прежнему к недавним союзникам Карл не мог. Даже после всех объяснений и доказательств невмешательства Англии. Что с того, что захват Риги явился сюрпризом для всех? Червь сомнения в душе короля остался. Может, в другое время он бы из принципа перешел на сторону Франции, однако сейчас ему хватало собственных проблем.

И тут в самый разгар поисков решения начал проклевываться новый союзник. Тот, о котором раньше и подумать было нельзя. Более того, он всю жизнь рассматривался в качестве врага, а тут вдруг сам, вначале – осторожно и исподволь, стал предлагать помощь в войне против России.

Но и запрошено было столько, что встал вопрос: в чем смысл? Кто в здравом уме отвоевывает собственные земли, чтобы потом передать их кому-то другому?

Карл отказался от предложения наотрез. Однако кое-кто из советников продолжил неофициальные беседы. Началась торговля. Долгая, упорная. Постепенно прорезалась несколько иная цель возможного союза. Не отвоевание, а полный разгром России. Соответственно, торг стал приобретать смысл. Предполагаемый союзник тоже не мог забыть старых обид и жаждал вернуть потерянное, попутно присоединив к нему все, что могло бы быть когда-то своим, да в силу разных обстоятельств не стало.

Когда королю стали известны результаты переговоров и показаны на карте новые чаяния добровольных помощников, то Карл поневоле присвистнул.

Хотели столько, что второе по величине европейское государство в одночасье становилось первым.

Единственное, что привлекало, – место, откуда становилось возможным нанести удар. Причем удар неожиданный, которого московиты в любом случае не ждут.

А Нарва… Крепость первоклассная. Должна продержаться до наступления холодов. Зимой московиты поневоле будут вынуждены отойти от ее стен. В поле долго не проторчишь. Да и кормить армию там нечем.

Что осталось до той зимы?..

Горн тоже ждал настоящей зимы. Нищий край не мог дать московитам достаточно продовольствия. Как не мог предоставить жилье для солдат. Следовательно, продержаться надо было не так долго. Может, от силы месяц. В крайнем случае – чуть больше. Если русские не подвезут осадную артиллерию, небольшой срок. Нынешними их методами ничего они не сделают. Вселят страх в сердца робких. Нанесут гарнизону потери. Причинят горожанам убытки. Ерунда. На то и война.

Да и тяжелые пушки не гарантируют победы. На стенах Нарвы артиллерии хватало. В честной дуэли еще неясно, кто кого сумеет одолеть.

В глубине души суровый воин мечтал о штурме. Тогда все преимущества перейдут к гарнизону крепости. Московиты узнают силу шведского духа, а окрестности будут завалены трупами врагов.

Но это только в глубине. Горн хорошо знал: никто не решится атаковать крепость без солидной подготовки. Сначала надо хотя бы стены проломить. Иначе будет не приступ, а массовое самоубийство. Да и не похож русский командующий на сумасшедшего. Вот на самоуверенного сверх всякой меры человека – весьма. Считать, что оружие, весьма губительное в поле, может помочь при штурме крепостных бастионов, – это, знаете ли…

Ничего, скоро убедится в обратном и дальше будет вынужден воевать по принятым правилам. Или ждать прибытия осадной артиллерии, или снимать осаду. Причем второе – скорее. Пока еще по здешнему бездорожью удастся протащить тяжелые пушки. Да еще к ним – соответствующие запасы пороха.

Нет, уверенность должна базироваться на чем-то более серьезном, чем недавние победы и упование на новое оружие. А тут даже незаметно, что у московитов действительно есть значительный перевес в силах.

Или это авангард, а основная армия вместе с осадным парком отстала и движется следом? В таком случае понятным становился наглый ультиматум. Русский генерал просто решил попробовать: а вдруг выйдет – и тогда вся честь занятия крепости достанется ему?

Пути для московитов открыты. Ничто не мешает им подтянуть сколько угодно сил и средств.

Ничего. Дело солдатское. Надо как-нибудь выстоять с Божьей помощью.

Утро преподнесло Горну сюрприз. Он ожидал чего угодно. Повторения вчерашнего комбинированного действа со стрелками и ракетами. Начала планомерного строительства батарей в ожидании прибытия мощной артиллерии. Попытки провести мину в замерзающей почве. Еще чего-нибудь в этом же роде.

Ничего. Вместо нормальных действий к крепостным стенам не спеша направлялся позавчерашний парламентер в сопровождении неизменного трубача и переводчика.

Горн молчаливо и мрачно смотрел на них с высоты, не понимая, зачем нужен второй визит.

– Государь вновь предлагает гарнизону крепости почетную капитуляцию на условиях, объявленных ранее. Время для размышлений – до полудня завтрашнего дня. После полудня условия будут гораздо более жесткими. Командующий осадным корпусом генерал Кабанов предупреждает от себя: в случае штурма крепость будет отдана на разграбление на три дня и вся вина падет на вас. В этом случае пощады не будет.

– Не слишком ли он самоуверен? – проскрипел Горн.

– Не волнуйтесь, – с откровенной издевкой отозвался парламентер. – Наш генерал всегда держит слово.

Полковника обуял гнев.

– А теперь выслушайте меня. Если вы или кто другой еще раз подъедете к крепости с наглыми предложениями, то я прикажу стрелять. И в этом клянусь перед Богом я, комендант крепости полковник Горн. Второй раз повторять не буду. Запомнили? А теперь – убирайтесь.

– Что ж. Вы сами выбрали свою судьбу, – оставил за собой последнее слово парламентер и все так же нарочито не спеша поехал прочь.

О как хотелось Горну приказать дать по отъезжающим один-единственный залп! Да больше бы и не потребовалось. Но ладно. Пусть живут и передадут начальству, что шведские крепости просто так не сдаются.

Горн посмотрел на сопровождавших его офицеров. На всех лицах была написана решимость и твердость.

– Нахалы! – счел за нужное прокомментировать полковник. – Не имеют никаких средств для взятия Нарвы, а ведут себя, словно стены вот-вот падут.

Но вдруг подумал: а может, все же надо было взять время на раздумье? Зато был бы один спокойный день…

Ладно. В самом деле, что московиты сделают?

Взять крепость без артиллерии и должной огневой подготовки почти невозможно. Я прекрасно понимал, что стрелки с самыми дальнобойными ружьями – плохая замена мощным пушкам и мортирам.

Мой расчет строился на психологическом давлении на противника. Штурмовать крепость я собирался лишь в самом крайнем случае, когда гарнизон будет окончательно сломлен.

Самое страшное для любого солдата – гибнуть и не иметь возможности нанести противнику хоть какой-нибудь урон. Тут уж самая отчаянная решимость дает сбой и человек поневоле начинает задумываться, во имя чего он ежесекундно ждет смерти? А ведь в городе помимо гарнизона полно мирных жителей, которым умирать непонятно за что вообще не с руки. Если даже не умирать – так имущества жалко! Свое же, не королевское, нажитое собственным потом…

Миндальничать я не думал. За одного погибшего солдата даже десятка врагов маловато. И все равно, носят они форму или нет. Время либерастов осталось в будущем. Хотя и они с легкостью оправдывают любые бомбардировки, если жертвы на дух не переносят демократических ценностей. Мой былой век – лучшее подтверждение этому.