Царь сделал паузу, и в нее вклинился сэр Чарльз:

– Позвольте узнать. Какую именно территорию вы собираетесь присоединить к России?

Британцы ничуть бы не удивились, услышав в ответ, что всю Швецию. Но царь был сравнительно скромен. Сравнительно – ибо за пару лет до этого мечтал всего лишь о клочке земли у устья Невы. Аппетиты растут быстро. Был бы стол накрыт.

– Отсюда и немного за Неву. Там бывшие русские земли. Нам много не надо. Иметь выход к морю для торговли с европейскими странами, плюс как-то обеспечить его безопасность, – успокоил дипломатов Петр и рассмеялся. – Король польский Август торчал во время нашей баталии со шведами в Риге, так, узнав о результатах, ажно перекосился весь. А потом долго пытался нас убедить, что Лифляндию мы должны отдать ему. Он, оказывается, на нее тоже виды имел.

Тут позволили себе улыбки даже флегматичные англичане. Где ж это видано, чтобы завоеванное отдавали другим просто так? Сверх того, Польша издавна находилась под влиянием Франции, и уже поэтому ее усиление было нежелательным.

Но хорошая сторона в желании Августа тоже имелась. И весьма неплохая сторона. Вот только как воплотить ее в жизнь?

– Нам не до войн, – перескочил на другое Петр. – Столько всего предстоит сделать! Прежде всего – сломать всю прежнюю систему воспитания дворян и бояр, чтобы были знающими, полезными сынами Отечества. Я своего сына отправил вместе с Кабановым. Пусть учится, как воевать надо.

Собственно, царевича Алексея Кабанов сам упросил отдать ему на воспитание. Командор со своими товарищами помнили о последовавшей за смертью Петра эпохе дворцовых переворотов и старались как-то избежать этого. В том числе – соответствующей подготовкой наследника. В их прошлом этим всерьез не занимался никто, зато спросили с царевича по полной.

Резон был прямой. Государство не может существовать без порядка. Основой же его всегда была преемственность власти. Любой временщик на троне может оказаться вредителем. Что ему до страны, в которой он дорвался до власти? А вот если та же власть дана свыше как тяжкая ноша, то тут поневоле отношение к ней будет иным. Заодно у любых желающих устроить переворот будет выбита почва из-под ног. Стоило Павлу принять строгий и четкий Закон о престолонаследии, и никаких попыток выдвинуть на роль монарха «своего» кандидата больше никем не предпринималось. Исключения – неудавшаяся попытка декабристов создать полицейское государство задолго до большевиков и удавшийся заговор самых разнообразных предателей в феврале семнадцатого.

Но на то, что ниспровергнет Россию спустя двести с лишним лет, напрямую Командор повлиять не мог. Лишь предпринять кое-какие меры, которые, возможно, смогут помешать этому. Например, он постоянно втолковывал Петру о необходимости сохранения патриаршества. Веское слово главы Церкви в смутное время может сделать многое, даже если заколеблется трон. Какие бы модные течения ни завладели верхушкой, простой народ долго, при удаче – навсегда, останется верующим в традиционные русские истины. В том числе – в высшие христианские ценности. Есть такое свойство у религии – объединять. В отличие от поздних материалистических учений, превративших человека в обособленный атом, из отвечающей за свои поступки личности в самодостаточного потребителя.

Все это не было сказано. Да и никто из едущей в карете троицы, в отличие от нечаянных путешественников по времени, не знал о возможном, теперь уже будущем. Их всех интересовало сейчас совершенно другое. Петра – текущие проблемы государства, не только не исчезающие, но нарастающие снежным комом. Лорда Эдуарда – в первую очередь судьба собственной дочери. И лишь о сэре Чарльзе ничего нельзя было сказать точно. Но уж вряд ли он думал о том, что случится лет через двести—триста.

– А леди Мэри? Вашему Величеству неизвестно, где она? – не выдержав, спросил лорд Эдуард.

– Отправилась с Кабановым, – отвлекся от размышлений Петр.

И лишь после сказанного до него дошла собственная бестактность. Существуют вещи, о которых с приличными людьми не принято заговаривать вслух. А уж тем более – с отцами.

– То есть с армией. Ваша дочь живо интересуется всеми новинками, которые используются в военном деле.

– Я хочу ее навестить, – твердо произнес лорд. При этом он никак не отреагировал на невольный неприличный намек Петра.

– Насколько безопасны дороги в присоединенных областях? – уточнил сэр Чарльз. – Не потребуется охрана?

– Охрану я вам дам, – отмахнулся Петр. – Хотя… Есть другой способ. Но придется немного подождать. Все равно так будет намного быстрее, чем плестись по здешним дорогам.

– Быстрее? – Лорд с сомнением посмотрел туда, где должно было лежать море.

Ветер клонил деревья, сообщая о разыгравшемся среди волн шторме. В такую погоду сушей путешествовать намного надежнее. И порою пешком дойдешь быстрее, чем под парусами.

Петр понял ход мыслей британцев и в очередной раз широко улыбнулся:

– Ветер уляжется, и доберемся за день. У нас это быстро.

И с намеком посмотрел на мрачнеющее небо.

Если в той части Прибалтики, что называлась Лифляндией, царила грязь, то в ее северо-восточной части уже выпал первый снег. Ранний, только позавчера был Покров, но здесь были старые русские земли, следовательно, и зима начиналась намного раньше, чем в Европах.

По обочинам снег был девственно белым, каким бывает вскоре после первого снегопада, но на самой дороге уже был перемелен солдатскими сапогами и копытами лошадей, превратился в ту грязь, которую был призван скрыть.

Мороз стоял по российским меркам игрушечный – два-три градуса. Если бы дело касалось прогулки, никто бы не заметил. А двигаться без надежды хоть ночью обрести крышу над головой было уже зябковато. Пальцы, опять-таки, постоянно мерзли.

Мне, как начальнику отдельного корпуса и генерал-поручику, хоть всегда светила какая-нибудь лачуга на ночлег. Равно как и прочим генералам и полковникам. Но уже обер-офицеры зачастую спали вместе со своими солдатами прямо на земле или снегу.

Тут поневоле с ностальгией вспомнишь о вечно теплых карибских берегах.

Под Ригой шведская армия была разбита, как говорится, наголову, но это не значит, что она прекратила свое существование. Я не говорю об одиночках и небольших толпах. Какие-то подразделения сумели вырваться с рокового для Карла поля, какие-то даже не успели прибыть туда. Наш противник так торопился дать сражение, что даже не стал поджидать всех идущих к нему подкреплений. В какой-то степени это здорово ему помогло. Вряд ли несколько лишних тысяч сумели бы вырвать у нас победу. Шведы показали себя прекрасными вояками, они просто не ожидали всех новшеств, которые мы обрушили на их несчастные головы.

Организовать преследование на должном уровне мы не сумели. Наша армия имела еще массу недостатков. В числе их – маневрирование большими силами удавалось далеко не всегда и далеко не гладко. А уж кавалерия вообще показала себя, мягко говоря, не ахти. Если те же дворяне или казаки могли продемонстрировать весьма неплохую индивидуальную выучку, то вместе ставшие регулярными драгуны пока ничего из себя не представляли, а казаки являли собой некий аналог флибустьерской вольницы, и в правильном бою на них рассчитывать было трудно. Догонять шведские отряды они догоняли, но смять стройные линии им не удалось ни разу.

Ничего. Еще научатся.

Большинство уцелевших шведов смогло переправиться обратно в Швецию и Финляндию, часть пополнила гарнизоны крепостей, остальные бродили по всей территории, надеясь непонятно на что.

Им бы завязать против нас партизанскую войну, кусая по частям. Благо лесов здесь пока хватало. Прецедент был. Корпус Шереметева, человека крайне осторожного, раз на марше подвергся неожиданному удару. В корпусе было шесть драгунских полков и четыре пехотных. У шведов – от силы чуть больше полутора тысяч человек. Тем не менее управление было потеряно, солдаты дрогнули, превратились в стадо. Драгуны смешались с пехотой, а затем обратились в бегство. Хорошо хоть Шереметев смог опереться на два не пострадавших арьергардных полка, сумел на какое-то время устоять, а затем невероятным усилием собрал беглецов, привел их в чувство и в свою очередь отбил натиск.