А если бы шведы не перехватили последнее послание? Кто тогда бы вышел в злосчастный поход со всеми вытекающими последствиями?

Так что пусть Карл разбирается со своим бывшим подданным. Это их внутренние проблемы.

Надо отдать Паткулю должное – вел он себя достойно. Не скулил, не ныл. Спокойно исповедовался патеру, так же спокойно взошел на эшафот.

Карл сидел напротив в кресле. Кресло служило еще и носилками: ходить сам король не мог. В принципе Паткуль мог бы даже гордиться. Далеко не каждому удается в свой последний миг узреть коронованную особу.

Гордился ли бывший помощник губернатора – кто знает? Но на короля посмотрел, и взгляд Паткуля был надменен и горд, словно из них двоих повелитель сейчас стоит на эшафоте, а не наблюдает за зрелищем из покойного кресла.

А потом палач поставил жертву на колени. Топор сверкнул, и голова Паткуля покатилась в снег…

Вечером королю стало совсем плохо. Раны не были смертельны сами по себе, но успели загноиться, и король метался в бреду, как какой-нибудь нищий бродяга.

С болезнью Карла раскол в лагере еще больше усилился. Теперь он перешел на генеральский уровень. Ведь одно дело – подчиняться королю, пусть и чужому, и другое – чужому генералу. Тут еще вопрос: кто же главнее в табели о рангах?

Вечный вопрос всех носящих военную форму и сумевших подняться повыше по длинной лестнице армейской иерархии…

Дух шведов тоже надломился. С ними временно не было взбалмошного, но упорного и волевого короля. Предоставленные сами себе генералы смогли спросить себя, а затем и друг друга: зачем они здесь? Опытные вояки прекрасно знали, что крепости без тяжелой артиллерии им не взять, так какой смысл торчать у рижских стен и дожидаться подхода русской армии?

Когда же эта армия обнаружилась в тылу, очередной воинский совет проявил не свойственное ему единодушие. Да и что оставалось делать в подобной ситуации? Отступление – это не разгром. В нем нет бесчестия. Вполне обычное на войне дело.

Зато какой был фейерверк! Огонь празднично рвался в низкое серое небо, пожирая остовы никому не нужных кораблей и окончательно брошенных домов. Раз не мое, так ничье. А ничье жалеть не пристало.

Две армии уходили под зарево этого пожара, и шаг их был довольно скор. Даже несмотря на усталость и настроение.

Дух – это очень хорошо. Он позволяет совершить то, что в обычных условиях кажется невозможным. Преодолеть высоченные горы, пройти через дремучие леса, прорваться сквозь неисчислимые вражеские полчища. Была бы вера в конечную цель.

Если же веры нет, то угроза бывает не меньшим стимулом. Спеши, солдат. Смерть идет по твоим пятам. Она караулит впереди и с боков, и потому не ведай усталости. Жизнь дается один раз, и потому спеши, солдат!

– Что это? – Петр был зол.

Пусть противник отступил, не приняв сражения, пусть город устоял и зимняя кампания была выиграна, однако едва ли не любимое детище царя – корабли – превратилось в груду жалких головешек.

Столько тяжелого труда, и все понапрасну!

Потому протянутые Командором бумаги не вызвали особого любопытства. Нет, конечно, люди сделали что смогли и потому достойны награды, но все же как жаль сгоревшего флота!

– Его Высочество курляндский герцог Фридрих-Вильгельм сообща с регентами нижайше просит принять его земли под высочайшую руку православного царя и надеется получить за это дело некоторую обговоренную сумму, – в не свойственной ему манере поведал Командор. – Все необходимые подписи и печати наличествуют, осталось лишь подтвердить решение с нашей стороны.

– Что? – Царь отнюдь не был тугодумом, однако сразу понять свершившееся не смог.

Пришлось повторить еще раз. На этот раз – с указанием платы.

Это был довольно пикантный момент. Петр иногда отличался некоторой скуповатостью, и вдруг ему предлагалось отдать годовой доход государства.

Петр молчал, и тогда Кабанов выложил на стол карту. Нет, не козырную и вообще не игральную. Обычную, географическую, с пояснениями на немецком языке.

– Смотри, государь. Рига – наш крупнейший порт на Балтике. Удобный, чуть не вся Западная Двина к нашим услугам. По реке удобно сплавлять товары. Плюс – порт известен уже несколько веков. Хорошее, прикормленное место. Моонзундский архипелаг в состоянии послужить дополнительной защитой с моря. Недостаток только один. Близко расположенная граница. Один хороший рывок – и враг под стенами. Надо или увеличивать крепость так, чтобы она включала в себя порт и верфи, или возводить цепь защитных сооружений вдоль всей границы с Курляндией. Плюс держать в этих укреплениях соответственное количество войск. Далее. Курляндия находится в вассальной зависимости от Речи Посполитой. А что решат паны, не ведает порой сам Господь Бог. Потому нам необходимо отодвинуть границы как можно дальше. В идеале – до Пруссии. Немцы – наши естественные союзники в Европе. Нападать на нас в ближайший век-два у них нет ни сил, ни резона. Потому мое мнение однозначно. Предложение надо принимать.

– Предложение? – красноречиво хмыкнул Петр.

Его настроение улучшалось на глазах. Корабли что? Сгорели эти, летом построим новые. Не последний день живем.

– Проект договора, – без тени смущения уточнил Кабанов.

– Ох, пороть тебя некому! – качнул головой царь.

– Так ведь и не за что, – улыбнулся Командор.

– Ох плут! Ну и плут! – Но в голосе осуждения не было. – Не слишком много на себя берешь?

– Только то, что в данный момент необходимо.

– Вы видели? – Петр обвел остальных соратников красноречивым взглядом. – Вот послал Бог помощничка! У одних вообще инициативы нет, а у этого – зело ее многовато. Ну и что мне теперь делать?

– Подписать, что же еще? – в полном молчании присутствующих сказал Командор.

И деловито пошел за стоявшим на соседнем столе чернильным прибором.

– Ох, пороть тебя некому! – повторил Петр.

Надо же что-то сказать!

Скляева мне удалось отстоять. Петр напрасно пытался привлечь лучшего из русских корабельных мастеров к спешному воссозданию Балтийского флота. Я сумел убедить царя, что тут он намного нужнее. Да и сам Скляев хотел остаться в Воронеже. В Риге он был бы одним из многих, здесь был первым. Причем не по мастерству, а по той работе, которой сейчас занимался. Вернее, которую уже заканчивал.

Может, итог трудов мало походил на красавца. По сравнению с парусниками, каждая линия которых казалась совершенной, новое творение было несколько неуклюжим, смахивающим на… Даже не знаю, с чем можно его сравнить. Гораздо важнее, что за его потомками было будущее, потому наше отношение к этому чуду было особенным.

Дела не позволяли мне находиться в Воронеже постоянно. Заказов на производстве была масса. Просили свои, и казна, и частные лица для вновь сооружаемых фабрик. Просили англичане и враждебные им французы. Просили все, а опытных рабочих рук не хватало. Хорошо хоть, приближался выпуск ремесленной школы, и были все основания расширить следующий набор.

В простом народе рабочие профессии становились престижными. Многие горожане стремились пристроить своих отпрысков к новому делу, потому в учениках недостатка не ожидалось.

Каюсь: помимо уже открытых производств я спешно устраивал еще одну ткацкую мануфактуру. Все мундирное сукно сегодня покупалось за границей, главным образом в Голландии и Англии. Если не считать ту его часть, которую поставлял я. Потому дело было крайне выгодным. К тому же помимо армии существовало многочисленное гражданское население. Понятно, простому крестьянину моя продукция будет пока не по карману, да и не по потребностям, если уж говорить честно. А вот всевозможные дворяне, купцы, а затем, даст бог, и ремесленники, пожалуй, будут от нее в восторге.

Моя Леночка тоже решила внести вклад в общее дело. Фантазия у нее по части фасонов оказалась богатой, и теперь в придачу к фабрике пришлось планировать ателье. В перспективе маячило еще одно производство – готового платья для простого народа.