— Вскроем всё. Но осторожно, — сказал я.

— Думаешь, ты теперь в безопасности? — спросила Варвара. — Ты стал гербом. А гербы — цели номер один.

Я посмотрел на свой знак.

— Зато теперь у меня есть армия. Пусть и малая.

Они прибыли через два дня.

Пять сотен. Легальные. С клятвами. В доспехах Империи. Но глаза у многих — как у меня тогда. Пустые. Голодные. Из тех, кто знает: приказы не всегда справедливы. И кто будет слушать, если я скажу не «бей», а «думай».

Я выступил перед ними в главном дворе. Без мантии. Без церемоний.

— Вас сюда прислали как силу Императора. Но я не трон. Я — голос тех, кто не рождён под гербами.

Вы хотите сражаться — вы будете. Но не за титулы. За память.

Если это не для вас — уходите. Но если останетесь — вы будете не просто армией. Вы будете огнём.

Никто не ушёл.

В ту ночь я смотрел на карту Востока. Там, где раньше были кланы и земли — теперь были шрамы.

Мы были не в начале войны. Мы были в конце старого мира.

И я знал, что вскоре ко мне придёт письмо… не из дворца, а из подполья.

Письмо от тех, кто хочет сменить всё.

И ждёт — пока я скажу одно слово.Я начал с простого.

Хлеб и железо.

Если хочешь править — сначала накорми. Потом — дай оружие.

Мы отменили налог на кузни. Ввели пайки для вдов. Упразднили дворянские сборы с приграничных деревень.

Варвара лично провела перепись. Кир наладил поставки с восточных шахт, использовав старые связи. Даже алхимик-немой из лагеря вернулся — теперь он руководил лабораторией по сбору магической энергии из пепельных артефактов.

Первые клинки с новой технологией уже не гнулись в бою. А стоили дешевле.

Крестьяне смотрели на нас, как на сумасшедших. Потом — как на чудо.

А потом — как на надежду.

Я всё чаще проводил ночи в архиве.

История Империи — это череда ножей в спину. Я выучил, кто когда предал, кто кого сверг, кто писал законы и кто их сжигал. Я запоминал. И делал выводы.

Они думают, что я просто рвусь к власти.

Но я строю правду, кирпич за кирпичом.

Однажды утром пришёл гонец.

На этот раз не от Императора. А от Совета. Он был бледен. И молчалив.

Принёс мне письмо — без печати. Личное.

Я вскрыл его наедине.

«Император болен. Он умирает. От яда или от времени.

Когда он падёт — восток не будет твоим. Его возьмёт тот, кого выберем мы.

Если хочешь остаться в игре — стань нашей фигурой.

Если вздумаешь действовать иначе — ты сгоришь в том же пламени, которое разжёг сам.»

Подписи не было. Только чернильная руна. Старая, как сама власть.

Я перечитал письмо трижды. Потом — сжал его в руке. Бумага вспыхнула без огня.

Пепел осел на ладони.

И остался там.

— Что в письме? — спросила Варвара вечером.

— Напоминание, — ответил я. — Что я всё ещё пешка.

— А ты что с этим собираешься делать?

Я посмотрел на неё. Медленно. С ровной тенью в голосе:

— Пешка… которая в конце доски становится любой фигурой. И я выберу — кем именно стать.

Я шел по рынку, как по полю боя. Люди расходились, кто-то опускал взгляд, кто-то склонял голову. Некоторые делали вид, что не узнали меня, хотя конечно же узнали. Лица под капюшонами, торговцы с пустыми глазами, слуги, что несут тяжёлое знамя и делают вид, что не слышат, как за их спинами шепчутся.

И этот шёпот был громче, чем крики мятежников на севере.

Солнце клонилось к горизонту, отражаясь в медных куполах кузниц. Пахло рудой, горелой смолой и потом. В моём городе всегда пахло работой. Потому что я построил его на общей работе у подножии новой правды.

На углу стояла бабка, что торговала пирогами. Я всегда проходил мимо, и она всегда смотрела, не мигая. Сегодня — отвернулась.

Значит, и она слышала.

На нижней террасе, в порту, мальчишки таскали бочки, а мастера поднимали из пепла новую баллисту, обшитую рунным железом. Я кивнул Киру, тот крикнул что-то в ответ и с размаху ударил по железу. Звук вышел звонким, живым.

— Город растёт, а люди — боятся… — бросил я.

Из тени, как из пепла, вышел Лем. Немой, как вечность. Один из тех, кто видел, как я одеражал свою первую победу. Один из немногих, кому я доверял спину.

Он протянул мне письмо. Красная печать. Воронье перо.

Я разорвал сургуч и прочёл. Письмо было пустым. Только слово: «Скоро».

— Где нашёл?

Лем показал на карте север столицы «Семичастная», трактир для тех, кто когда-то держал в руках голос Империи. Теперь они там пьют дешёвое вино и продают честь за серебро.

— Кто ещё был там?

Он прижал ладонь к горлу, потом изобразил жест — женщина, лицо вуалью, потом символ Круга: кольцо, вписанное в глаз.

— Они уже здесь, — выдохнул я. — Совет решил действовать. Не торговаться. А вычеркнуть.

Я резко повернулся. Город будто отозвался. Вибрацией в костях. Я чувствовал, как воздух меняется.

Вернулся в башню. Стражи у входа вытянулись, как статуи. Варвара ждала в тронном зале — не на троне, а на ступенях, с разложенной картой и двумя кубками, один из которых был пуст.

— Ты поздно, — сказала она, не поднимая глаз.

— У нас гости, — я бросил письмо на стол. — Старые. Хитрые. Опасные.

— Совет?

Я кивнул.

— Они шепчутся в галереях, где пыль толще совести. Где портреты родов, которые сами сожгли собственных наследников. И теперь хотят сжечь и нас.

— Что будешь делать? — спросила она.

— Я не стану ждать.

Мы молчали.

— Я знаю, кто среди них, — Варвара встала, подошла ближе. — Маг крови. Прямой потомок Вельцеров. Его звали Этрик. Сейчас — он «Мастер красного шелка».

— Под маской прячутся те, кто боится правды. Но я сорву её — на арене.

— Это безумие, — её голос стал тише. — Они этого и ждут. Один проигрыш — и всё развалится.

— Я не проигрываю, — сказал я. — И не играю в такие игры.

В комнату зашёл Кир — на лице пятна гари, в руках — меч.

— Мы нашли его возле кузни, — он положил меч на стол. — На рукояти выжжено: «Предатель возвращается к крови».

Я сжал зубы.

— Кто-нибудь видел?

— Нет. Но слухи пойдут.

— Пусть идут, — бросил я. — Я сам им расскажу конец этой сказки.

Ночью я не спал. Стены башни дышали — я чувствовал их, как кости собственного тела. Пламя в жаровне мерцало неровно. Я сидел в темноте, пальцами поглаживал рукоять кинжала.

Я вспомнил, как начиналось всё. Как меня звали — тем именем, которое давно кануло. Как я умер — и родился в новом теле. Как в аду мне дали второй шанс.

Теперь они хотят снова меня похоронить. Но я сам выбрал своё пепелище.

На рассвете я вышел на балкон.

Город просыпался. На улицах — мои люди. На крышах — мои арбалетчики. В подвалах — мои кузни. И над всем этим — моя воля.

Если Совет хочет войны — я покажу им её на их же языке.

Их кровь окрасит арену.

Но начнётся всё с имени.

Я спустился в Зал Огня, когда первый луч солнца зацепил шпиль моей башни. Варвара уже ждала там, в кольце из книг, карт и пергаментов, как жрица на древнем алтаре. Её волосы были заплетены в косу, меч висел за спиной. Она не говорила — просто протянула мне пергамент.

— Имя?

Она кивнула.

Этрик Вельцер. Маг крови. Арбитр Круга. Прямой потомок древней линии. Любит арены. Убил троих, вызванных на поединок. Официально — никогда не проигрывал.

Я сжал зубы.

— Придётся испортить ему репутацию.

— Он ждёт вызова, — сказала Варвара. — Им нужен прецедент. Официальный. Законный. Они хотят уничтожить тебя не войной — словом, пером, судом. Чтобы не осталось даже праха.

Я шагнул к столу, сдвинул карты, отыскал печать своего рода — не герб, не эмблему, а символ, выжженный мной лично. Перстень Пепельного.

— Мы дадим им слово. Наше. Последнее.

Я отправил Лема на Третий балкон — туда, где собираются «смотрящие» от старых домов. И именно оттуда должен прозвучать вызов, чтобы быть признанным всеми кругами власти.