— Он всё ближе, — прошептал Император. — И у него больше силы, чем у остальной знати.

— Прикажете ликвидировать?

— Нет. Я прикажу… сделать его своим.

Пока он не понял, что уже не нужен ни трон, ни корона. Ему нужен только огонь.

Алхимик замер.

— Милорд… это война.

— Нет. Это — ставка.

Я бросаю его на доску.

Пусть короли дрожат.***

Во дворце пахло гниющей лавандой.

Император Павел сидел у окна, закутанный в меха, хотя за окном было лето. Его пальцы дрожали, глаза слезились от боли, но взгляд был жив. Он ещё держался. Пока мог думать — был опасен. Пока мог сомневаться — был Императором.

Рядом, в тени портьеры, стоял личный алхимик — высокий, молчаливый, с кожей цвета мела и пальцами, покрытыми кольцами. Он держал серебряную чашу с настоем. Павел кивнул и отхлебнул. Лекарство жгло горло, как горячий уксус. Но возвращало хоть немного ясности.

— Читай, — выдавил Павел.

Секретарь с поникшей шеей развернул письмо.

Печать — чёрная. От Совета Родовой Крови.

Внутри — только страх.

— «Пепельный учинил казнь без суда. Использовал разрушительную магию перед народом. Расширяет влияние. Ведёт переговоры с кузнями Востока. Создаёт армию. Ваше Величество, он угроза порядку…» — читал секретарь.

Павел рассмеялся. Хрипло, как будто в нём смеялся кто-то другой.

— Они боятся, — прошептал он. — А значит… он делает всё правильно.

Алхимик склонил голову.

— Милорд, с позволения… его называют не именем. Его называют… символом.

— Да, — кивнул Павел. — Потому что имя забывается. А пепел — оседает.

Он не просил милости. Он не вымаливал должности. Он просто взял — то, что считал своим.

Он повернулся к секретарю.

— Записывай.

Тот достал свиток.

— «Указ Императора Павла. Настоящим назначаю Пепельного, главу свободного клана Востока, Верховным стратегом Восточных земель. Со всеми правами командования, доступа к Имперским архивам и правом суда на местах. Указ вступает в силу немедленно. В случае возражения Совета Родовой Крови — считать их действия мятежом.»

Секретарь побледнел.

— Милорд… Совет…

— Совет давно забыл, кому служит, — Павел откинулся в кресле. — Они думают, что я гнию. Что я не вижу, кто подливает мне яд в чай, кто шепчет за шторами.

Но я всё вижу.

Алхимик молча протянул нож. Император взял его и сделал надрез на пальце. Кровь капнула на пергамент. Печать была жива. Указ — непреложен.

— Он может быть последним шансом, — прошептал Павел. — Не для меня. Для трона.

Если этот мир рухнет — пускай он будет тем, кто построит новый.

Пусть даже на пепле.

Он закрыл глаза.

— Отправьте указ. Лично. Через корневую сеть гонцов. Пусть дойдёт до него не позднее семи закатов.

Секретарь поклонился и вышел, почти на цыпочках. Алхимик молчал.

Император остался у окна. Солнце заходило. Он смотрел, как дым поднимается над дальними крышами столицы.

— Пепельный… — произнёс он. — Принеси мне порядок. Или принеси мне быструю смерть.Но сделай это красиво.

Огромный зал Совета Родовой Крови залит светом факелов, но атмосфера — будто в склепе. Каменные колонны. Тяжёлые гербы над креслами. Тишина, которую никто не хочет нарушать первым. Здесь сидят главы древнейших родов Империи. Люди, для которых слово «власть» — не стремление, а привилегия рождения.

Император Павел вошёл сам. Без носилок. Без слуг.

Он шёл медленно, как будто каждый шаг давался с болью. Но в глазах — огонь. Не тот, что пылает. Тот, что тлеет годами. И не гаснет.

— Давайте начнём, — сказал он, не садясь.

Первым заговорил герцог Серов, глава Серых Псов. Глаза — стальные. Руки в перчатках, как всегда.

— Ваше Величество, мы получили указ. Но должны сказать прямо: это — безумие.

— Продолжай, — сказал Павел спокойно.

— Назначить варвара, который публично казнит без суда, Верховным стратегом Востока? Что дальше? Отдать ему столицу? Трон?

Поднялся шепот. Другие родовики кивали. Некоторые — сдержанно, другие — агрессивно.

— Он — угроза порядку, — бросил граф Альмен, чья семья держит северные порты. — Народ видит в нём мессию. Они забывают закон. Иерархию. Лояльность.

— Он жжёт всё, к чему прикасается, — вставила баронесса Эльгар, — и вы называете это реформой?

Император поднял руку. Все замолчали.

— Вы правы. Он опасен. Но он — не угроза. Он — последствие ваших действий.

Он прошёл вперёд, почти в центр зала. Опираясь на жезл, инкрустированный малахитом.

— Последние двадцать лет вы строили дворцы. Вы продавали металл за границу. Вы судили бедных по законам, которых сами не соблюдали. А теперь удивляетесь, что появился тот, кто больше не хочет кланяться?

Он повернулся к Серову.

— Я знаю, что вы хотите. Удалить его. Отравить. Объявить мятежником. Но знаете, что будет дальше?

Молчание.

— В каждом городе, где он побывал, его имя носят на устах. Не за магию. Не за силу. А за то, что он слушает. Он не ваш союзник. Он — народ.

Серов встал.

— Если вы продолжите этот путь, то подорвёте собственную власть.

— Она уже подорвана, — усмехнулся Павел. — Я в этом теле — не власть. Я — тень трона. Но пока я дышу — я решаю. И мой выбор сделан.

Он бросил в центр зала свиток. Тяжёлый, с чёрной печатью.

— Указ подтверждён. Без права отмены.

— Это война, — холодно произнёс Серов.

— Нет, — отозвался Павел. — Это уже революция. Просто вы ещё не поняли.

Он развернулся и покинул зал, оставив родовиков в кипящей тишине.

В коридоре его догнал алхимик.

— Вы дали пламени имя. Он сожжёт всё.

Павел остановился, отдышался. Потом произнёс:

— Пусть. Может, тогда на пепле построят нечто лучшее.

А я… я хотя бы умру не как кукла.

Он пошёл дальше. Медленно. Но теперь уверенно.

***

Мы ехали долго. Дни сменялись пепельным ветром, ночи — чужими кострами. Я не знал, чего ожидать, когда указ Императора доставили в мой лагерь. Его держал гонец с печатью, такой дрожащий, будто нес не письмо — проклятие.

Он отдал мне свиток и сразу уехал.

Я прочитал его в тишине.

Варвара не сказала ни слова. Кир — только хмыкнул.

Гонец лгал бы, но чернильная подпись и кровь Императора не врут.

Я был назначен Верховным стратегом Востока.

Теперь я стал знатью. Получал замок. Архивы. Право суда.

Но всё это — звучало как капкан.

Замок на границе возвышался над равниной, как кость из сломанной земли. Старый, потемневший от времени, с башнями, пережившими десятки кланов. Его стены были из серого камня, обвитого мхом. Но я сразу понял — он не разрушен. Он ждал меня всё это время.

У ворот нас встретили. Десяток стражей в чёрно-золотых плащах. Имперская гвардия.

Один из них вышел вперёд, отдал честь и протянул коробку из чёрного дерева.

— Ваш герб, милорд.

Я открыл.

Внутри — знак: пепельная спираль, охваченная венцом из стали и угля.

Символ того, кто восстал из праха, чтобы сжечь врагов Империи.

— Теперь вы официально граф Восточной Крови, — добавил гвардеец. — По указу Императора. Ваше слово — закон в этих землях.

— А кто мой враг?

— Кто не склонит голову перед вами, милорд.

Я сдержал усмешку.

Внутри замка всё пахло старой плесенью, железом и древними книгами. Его прежний хозяин — лорд Кальм, исчез пять лет назад. Говорят, ушёл в руины искать бессмертие. Глупец. Бессмертие — это память, а не плоть.

Мы обошли залы. Пустые. Эхо шагов. Пыль на портретах.

Я остановился перед одним из них. Старая кровь, в парике и бархатном камзоле. Лицо мертвое, как и династия.

— Теперь ты — один из них, — сказала Варвара.

— Я — ни один из них, — отозвался я. — Я — их конец и начало чего-то нового.

В подземельях хранились архивы. Имперские. Пыльные тома с запретами, списки артефактов, описания забытых школ магии.

Кир ушёл с головой в бумаги.

— Здесь есть всё, — бормотал он. — Имена. Запреты, за которые казнили. И доказательства, что клан Серовых сросся с Советом уже сто лет назад.